– Идемте в нашу ложу. Мы пьем шампанское.
– Не думаю, что нас там ждут, – отвечает Любиёва.
– В официальной ложе ждут всех. – Танкич приподнимает бархатную портьеру: за ней красный полумрак ложи и яркие
огни зрительного зала.-
– А потом мы едем в стрип-клуб, – говорит Баджи. – Ты должен поехать с нами, Энгус. Я бы хотела привести тебя туда и раздеть. О, познакомься с моими друзьями.
В полумраке ложи сидит, держась за руки, пара.
– Федер! – восклицает профессор Ром Рум, во фраке, с улыбкой привставая из темноты. – Вам нравится опер?
– А это… – начинает Баджи.
– Мы знакомы, – отвечает Петворт. Рядом сидит, не в батике, но в открытом просвечивающем платье, белокурая магическая реалистка, писательница Катя Принцип.
8 – ТУР.
I
Ранним солнечным утром следующего дня Петворт сидит среди папоротников в тихом вестибюле гостиницы «Слака» и ждет свою переводчицу. Приготовления к отъезду пока идут гладко. Колченогий швейцар вынес из тягостных просторов номера багаж: синий чемодан, старенький портфель с лекциями и потертый пакет, который по-прежнему зовет поздороваться с «Гуд-Байз» в Хитроу. Вещи Петворт торопливо и неаккуратно сложил еще до рассвета, потом съел завтрак – тот же, что вчера и позавчера, хотя заказывал нечто совершенно другое. Он забрал паспорт у синей космоплотовской девицы, сидящей под портретами Маркса и Банко в огромном вестибюле, и надежно спрятал в карман; подписал астрономический счет, который отправится в Мунъстратуу, цену его трех мучительных ночей. Косые лучи солнца освещают пыльный воздух и красные пластиковые кресла в полупустом вестибюле, где только что сняли ставни с киоска под вывеской «ЛУТТУ». Еще он освещает старые фасады на тихой площади, по которой едет всего один розовый трамвай, и даже газетчик еще не приступил к работе. Петворт сидит и смотрит сквозь толстые стекла, высматривает большую черную машину, которая, согласно программе, должна повезти их с Любиёвой через лес, к новым лекциям, новым интеллектуальным обязанностям, к привычной повести его путешествий. Хорошо снова пуститься в путь, ясным утром нового дня оставить позади Слаку, ее неразбериху, боль, огорчения и предательства; вернуться в жизнь, которую не следовало покидать.
На углу площади выезжает из тени в свет большая черная «волга» с ухмылкой на радиаторе. Она останавливается у гостиничного подъезда. За рулем толстошеий шофер в серой рубашке, на заднем сиденье Любиёва, в том же пальто, в котором Петворт впервые ее увидел. Любиёва вылезает из «волги» и машет через стекло; Петворт встает и поднимает багаж.
– О, вы уже готовы, я не ожидала. – Любиёва подходит, помахивая сумочкой. – Счет подписали?
– Да, – отвечает Петворт.
– И ваши багажи здесь. Сегодня вы всё делаете правильно.
– Стараюсь.
– Может быть, это означает, что вы решили в поездке быть хорошим, – говорит Любиёва. – Хочется верить. Разумеется, я уже в беспокойстве. Знаете, Петвурт, вы не такой, как другие мои туристы. Ладно, теперь мы будем вместе действительно долгое время, и давайте проведем его чуточку приятно, да?
– Да, – отвечает Петворт. – Конечно.
– Понимаю, вчера вы были очень расстроены, – продолжает Любиёва. – У вас случилось разочарование. Я прекрасно вижу, почему вам было так плохо в ночном клубе.
– Мне было плохо в ночном клубе? – переспрашивает Петворт.
– Ой, вы не помните? Ничего не оставили в голове? Что ж, может быть, вы правы. Наверное, так лучше, начать всё с чистой страницы. Я верю, что нам удастся приятно провести время. Видите, какое хорошее солнце мы устроили для вас, для вашего путешествия?
– Да, денек замечательный, – говорит Петворт.
– Значит, все дела вы управили? – спрашивает Любиёва. – Ничего не забыли? Рубашку в прачечной? Паспорт при вас? По всем мелким счетам заплатили? Костюм взяли? Не хотите на прощанье поцеловать девушку за стойкой?
– Нет, спасибо, – отвечает Петворт.
– Тогда едем, – говорит Любиёва. – Дайте мне портфель, тогда мы сможем унести все ваши багажи. Смотрите, какая замечательная машина. Вы поедете, словно аппаратчик. К сожалению, занавесок нет, даже для знаменитого лектора что-то может быть в дефиците. Дайте багажи шоферу, он их уберет.
Толстошеий водитель берет вещи и несет к багажнику.
– Где вы хотите сесть? – спрашивает Любиёва. – Спереди, где вид, или сзади, с вашей переводчицей?
– Сзади, – отвечает Петворт.
– Хорошо. Значит, вы простили, что вчера я на вас немного сердила. Теперь, наверное, вы меня понимаете. Я хочу беречь вас и всегда стараюсь для вашего добра. Думаю, вы усвоили маленький урок.
Шофер садится за руль (по знакомому прыщу на загривке в нем можно узнать водителя, который вез их в ресторан «Пропп») и оборачивается. Любиёва кивает. Шофер без всякой надобности жмет на клаксон – слышит необычный, причудливый сигнал, – заводит мотор и выезжает на площадь.
– Значит, вы покидаете «Слаку» больше чем на неделю, – говорит Любиёва. – Пожалуйста, попрощайтесь с ней. Будете скучать? Наверное, после того, что случилось, не будете. И потом вы еще вернетесь сюда перед отлетом в Англию. Помните, вы будете здесь надень всенародного торжествования. Можете считать, что его устроили специально для вас.
Машина объезжает площадь, куда Петворт так часто смотрел из номера, где фривольные нимфы резвятся на потолке, и сворачивает в улочку, под привычные уже портреты Маркса, Ленина, Ванко. Петворт в последний раз оборачивается на площадь и видит, что большой серый грузовик остановился, ясным безлюдным утром, прямо под вывеской «ШЬВЕППУУ». Огромная гидравлическая платформа ползет вверх, на ней покачиваются трое рабочих; в следующий миг площадь исчезает из виду.
– Пляшку Пъртыуу, вы знаете, – говорит Любиёва, указывая налево. Перед глазами ненадолго приоткрывается огромное пространство, совершенно пустое, если не считать солдат, застывших, как изваяния, перед мавзолеем Григорика. – Да, оно очень приятное, путешествие в Глит. Дорога идет через лес, вам понравится. Ехать часа три, так что отдыхайте. Вы увидите много всего, настоящее лицо страны. В больших городах не настоящая народная жизнь. Может быть, большие города повсюду одинаковы. А сельская местность разная и более настоящая, правда?
– Да, – отвечает Петворт, глядя через окно на мигающие неоновые вывески центрального бульвара.
– Конечно, я буду заботиться о вас как можно лучше и объяснять, что вы видите, – говорит Любиёва. – Вы знаете, я очень хороший гид. Я буду с вами везде. Не забывайте, что в поездке нельзя фотографировать, кроме как в правильных местах. Особенно нельзя снимать наши заводы и железнодорожные поезда. Они очень красивые, но фотографировать их запрещено. Насчет остального спрашивайте прежде меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Не думаю, что нас там ждут, – отвечает Любиёва.
– В официальной ложе ждут всех. – Танкич приподнимает бархатную портьеру: за ней красный полумрак ложи и яркие
огни зрительного зала.-
– А потом мы едем в стрип-клуб, – говорит Баджи. – Ты должен поехать с нами, Энгус. Я бы хотела привести тебя туда и раздеть. О, познакомься с моими друзьями.
В полумраке ложи сидит, держась за руки, пара.
– Федер! – восклицает профессор Ром Рум, во фраке, с улыбкой привставая из темноты. – Вам нравится опер?
– А это… – начинает Баджи.
– Мы знакомы, – отвечает Петворт. Рядом сидит, не в батике, но в открытом просвечивающем платье, белокурая магическая реалистка, писательница Катя Принцип.
8 – ТУР.
I
Ранним солнечным утром следующего дня Петворт сидит среди папоротников в тихом вестибюле гостиницы «Слака» и ждет свою переводчицу. Приготовления к отъезду пока идут гладко. Колченогий швейцар вынес из тягостных просторов номера багаж: синий чемодан, старенький портфель с лекциями и потертый пакет, который по-прежнему зовет поздороваться с «Гуд-Байз» в Хитроу. Вещи Петворт торопливо и неаккуратно сложил еще до рассвета, потом съел завтрак – тот же, что вчера и позавчера, хотя заказывал нечто совершенно другое. Он забрал паспорт у синей космоплотовской девицы, сидящей под портретами Маркса и Банко в огромном вестибюле, и надежно спрятал в карман; подписал астрономический счет, который отправится в Мунъстратуу, цену его трех мучительных ночей. Косые лучи солнца освещают пыльный воздух и красные пластиковые кресла в полупустом вестибюле, где только что сняли ставни с киоска под вывеской «ЛУТТУ». Еще он освещает старые фасады на тихой площади, по которой едет всего один розовый трамвай, и даже газетчик еще не приступил к работе. Петворт сидит и смотрит сквозь толстые стекла, высматривает большую черную машину, которая, согласно программе, должна повезти их с Любиёвой через лес, к новым лекциям, новым интеллектуальным обязанностям, к привычной повести его путешествий. Хорошо снова пуститься в путь, ясным утром нового дня оставить позади Слаку, ее неразбериху, боль, огорчения и предательства; вернуться в жизнь, которую не следовало покидать.
На углу площади выезжает из тени в свет большая черная «волга» с ухмылкой на радиаторе. Она останавливается у гостиничного подъезда. За рулем толстошеий шофер в серой рубашке, на заднем сиденье Любиёва, в том же пальто, в котором Петворт впервые ее увидел. Любиёва вылезает из «волги» и машет через стекло; Петворт встает и поднимает багаж.
– О, вы уже готовы, я не ожидала. – Любиёва подходит, помахивая сумочкой. – Счет подписали?
– Да, – отвечает Петворт.
– И ваши багажи здесь. Сегодня вы всё делаете правильно.
– Стараюсь.
– Может быть, это означает, что вы решили в поездке быть хорошим, – говорит Любиёва. – Хочется верить. Разумеется, я уже в беспокойстве. Знаете, Петвурт, вы не такой, как другие мои туристы. Ладно, теперь мы будем вместе действительно долгое время, и давайте проведем его чуточку приятно, да?
– Да, – отвечает Петворт. – Конечно.
– Понимаю, вчера вы были очень расстроены, – продолжает Любиёва. – У вас случилось разочарование. Я прекрасно вижу, почему вам было так плохо в ночном клубе.
– Мне было плохо в ночном клубе? – переспрашивает Петворт.
– Ой, вы не помните? Ничего не оставили в голове? Что ж, может быть, вы правы. Наверное, так лучше, начать всё с чистой страницы. Я верю, что нам удастся приятно провести время. Видите, какое хорошее солнце мы устроили для вас, для вашего путешествия?
– Да, денек замечательный, – говорит Петворт.
– Значит, все дела вы управили? – спрашивает Любиёва. – Ничего не забыли? Рубашку в прачечной? Паспорт при вас? По всем мелким счетам заплатили? Костюм взяли? Не хотите на прощанье поцеловать девушку за стойкой?
– Нет, спасибо, – отвечает Петворт.
– Тогда едем, – говорит Любиёва. – Дайте мне портфель, тогда мы сможем унести все ваши багажи. Смотрите, какая замечательная машина. Вы поедете, словно аппаратчик. К сожалению, занавесок нет, даже для знаменитого лектора что-то может быть в дефиците. Дайте багажи шоферу, он их уберет.
Толстошеий водитель берет вещи и несет к багажнику.
– Где вы хотите сесть? – спрашивает Любиёва. – Спереди, где вид, или сзади, с вашей переводчицей?
– Сзади, – отвечает Петворт.
– Хорошо. Значит, вы простили, что вчера я на вас немного сердила. Теперь, наверное, вы меня понимаете. Я хочу беречь вас и всегда стараюсь для вашего добра. Думаю, вы усвоили маленький урок.
Шофер садится за руль (по знакомому прыщу на загривке в нем можно узнать водителя, который вез их в ресторан «Пропп») и оборачивается. Любиёва кивает. Шофер без всякой надобности жмет на клаксон – слышит необычный, причудливый сигнал, – заводит мотор и выезжает на площадь.
– Значит, вы покидаете «Слаку» больше чем на неделю, – говорит Любиёва. – Пожалуйста, попрощайтесь с ней. Будете скучать? Наверное, после того, что случилось, не будете. И потом вы еще вернетесь сюда перед отлетом в Англию. Помните, вы будете здесь надень всенародного торжествования. Можете считать, что его устроили специально для вас.
Машина объезжает площадь, куда Петворт так часто смотрел из номера, где фривольные нимфы резвятся на потолке, и сворачивает в улочку, под привычные уже портреты Маркса, Ленина, Ванко. Петворт в последний раз оборачивается на площадь и видит, что большой серый грузовик остановился, ясным безлюдным утром, прямо под вывеской «ШЬВЕППУУ». Огромная гидравлическая платформа ползет вверх, на ней покачиваются трое рабочих; в следующий миг площадь исчезает из виду.
– Пляшку Пъртыуу, вы знаете, – говорит Любиёва, указывая налево. Перед глазами ненадолго приоткрывается огромное пространство, совершенно пустое, если не считать солдат, застывших, как изваяния, перед мавзолеем Григорика. – Да, оно очень приятное, путешествие в Глит. Дорога идет через лес, вам понравится. Ехать часа три, так что отдыхайте. Вы увидите много всего, настоящее лицо страны. В больших городах не настоящая народная жизнь. Может быть, большие города повсюду одинаковы. А сельская местность разная и более настоящая, правда?
– Да, – отвечает Петворт, глядя через окно на мигающие неоновые вывески центрального бульвара.
– Конечно, я буду заботиться о вас как можно лучше и объяснять, что вы видите, – говорит Любиёва. – Вы знаете, я очень хороший гид. Я буду с вами везде. Не забывайте, что в поездке нельзя фотографировать, кроме как в правильных местах. Особенно нельзя снимать наши заводы и железнодорожные поезда. Они очень красивые, но фотографировать их запрещено. Насчет остального спрашивайте прежде меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97