Из-за жару в это время года обычной одеждой был легкий китайский костюм из натурального шелка. Первая проблема состояла теперь в том, как незаметно спрятать такое количество бумажных денег: сложить их в чемодан было нельзя. Плотно перевязанные пакеты с долларами я рассовал по карманам и зашил в специально для этой цели изготовленный нательный пояс. Во многих местах, где железнодорожную насыпь размыло наводнением, приходилось делать пересадку. Поезда ходили лишь на отдельных участках путей туда и обратно. Когда, одолев около 250 километров пути, мы прибыли вечером в Чаньчунь, вдруг выяснилось, что поезд дальше не пойдет. Причиной, как нам сказали, были орудовавшие в этой местности хунхузы. Даже несмотря на сильную охрану, сопровождавшую каждый поезд, японцы порой не отваживались отправлять их по расписанию в ночное время. Гостиница, где нам предстояло заночевать, была переполнена, в двухместные номера набилось до десятка путешествующих. Я провел ночь без сна, сидя на стуле: мысли о выполнении задания и тревога за сохранность доверенных мне денег не давали сомкнуть глаз. На следующее утро поезд покатил дальше на юг.
В Даурене я сел на японский пароход, отправлявшийся в Шанхай. На каждом шагу мне попадались японские шпики, смотревшие на европейцев не только с любопытством, но и с нескрываемым подозрением. Но мне повезло. В моем облике они явно не обнаружили ничего предосудительного. Наконец, я приехал в Шанхай и там деньги сложил в обычный портфель. Еще перед отъездом, в Харбине я запомнил шанхайский адрес радиста группы Зорге. Этот связной был, как и я, немецким коммунистом и носил конспиративную кличку „Зеппель“. Разыскать его оказалось нелегко. Плана города в Шанхае не существовало, а слишком частые расспросы могли привлечь внимание шпиков. Поэтому мне оставалось только прибегнуть к помощи рикш, возивших меня по улицам. Но рикши были неграмотными, нужное направление им приходилось указывать рукой. Я почувствовал невыразимое облегчение, когда, в конце концов, разыскал Зеппеля во французских кварталах Шанхая, обменялся с ним паролями и передал деньги».
Трудно сказать, как повлияли эти с таким трудом доставленные деньги на приговор, достоверной информации, на этот счет нет. Советские авторы утверждали, что арестованным удалось сохранить жизнь путем подкупа судей, западные исследователи сомневаются в этом. Впрочем, коррупция в Поднебесной всегда процветала, а в описываемый период ее масштабы были просто умопомрачительны. Факты таковы: несмотря на тяжесть обвинений, подсудимые не были казнены. 19 августа 1932 года Нуленс был приговорен к смерти, но, поскольку в июне в Китае была объявлена амнистия, смертную казнь заменили на пожизненное заключение – самому Нуленсу и его жене. В 1937 году супругов, даже имя которых так и не смогли установить, выпустили для того, чтобы они могли найти деньги для внесения залога – естественно, они тут же испарились. В 1939 году Рудник и его жена вернулись в СССР, и даже никакие репрессии их не коснулись. Как видим, советское правительство не жалело ни денег, ни усилий для спасения жизни наших арестованных нелегалов. При одном условии – они не должны были признаваться, что работают на СССР. Запомним это на будущее.
В своих «тюремных записках» Рихард Зорге по пунктам формулирует стоявшие перед ним задачи. Нет необходимости их перечислять, потому что можно сказать кратко: все, кроме террора. Терактами, поставками оружия и убийствами группа Зорге не занималась, для этого имелись другие, специально подготовленные люди. Зато собственно разведку группа вела по всем возможным направлениям: социально-политическая деятельность нанкинского правительства и группировок в Китае, изучение их военной мощи, военных планов, внутренняя и внешняя политика правительства, политика других стран в Китае и даже изучение проблем сельского хозяйства – раз уж он корреспондент сельскохозяйственной газеты. Часть информации Рихард поставлял в Москву, другую, через посредство Коминтерна, передавал в советские районы. Герхард Эйслер, который в те годы был представителем Коминтерна в Шанхае, – он-то и назвал работу Зорге «жизнью в стиле казино» – вспоминал:
«Рихард Зорге узнал, какие операции планировалось провести против советских районов. Благодаря тесным контактам с китайскими соратниками по борьбе, я смог передать эти сведения по назначению. Так состоялась наша встреча. В тогдашних условиях она не могла быть продолжительной. Разговор вынужденно ограничивался самым необходимым и существенным. Несмотря на постоянно висевшую над ним угрозу, от Зорге исходило спокойствие и ощущение безопасности. Без всякой спешки, за несколько минут он успевал доходчиво разъяснить замыслы и планы противника, самые сложные ситуации. Он обладал удивительным даром излагать самое существенное в нескольких коротких, точно сформулированных фразах. При этом он не только ознакомил меня с военными планами гоминдановской клики, но и предложил ряд контрмер, посоветовал, что предпринять, чтобы не дать противнику застать себя врасплох. Во время наших бесед он не пользовался никакими записями. Он все держал в голове – и цифры, и имена, и географические названия, которые, большей частью, с трудом поддавались запоминанию». Зиблера тоже поражал масштаб его интеллекта.
Но все же надо понимать, что по своему положению Зорге не мог иметь какой-то сверхэкслюзивной информации. Да его и не затем посылали. На самом деле картина, которую предоставляет разведка правительству, складывается из сотен и сотен сообщений агентов с самых разных концов земли. Эти сообщения проверяются и перепроверяются, иной раз данные об Японии проверяют через Америку и наоборот, и лишь потом эта многократно очищенная информация ложится в итоговые сводки. Политическая информация собиралась из сотен разных источников, а военная имела, в основном, интерес не для Москвы, а для китайских товарищей, что тоже было полезно, поскольку СССР всемерно поддерживал китайских коммунистов. Какие-то данные подтверждали информацию, полученную с других концов Земли. Но он ни в коей мере не был суперразведчиком, «разведчиком № 1», каким его стремятся показать. Был в жизни Зорге момент, когда он давал сверхважную информацию, но это происходило значительно позже и в другой стране.
В ноябре 1932 года Рихард покинул Китай, причем покинул его внезапно, в течение одного дня. Урсула Кучински рассказывала, что как-то раз в конце 1932 года ей позвонил Джон и сказал, что во второй половине дня она должна прийти к нему домой – ее вызывает Рихард. По правилам, должен был последовать еще один звонок, и только тогда следовало идти. Однако Джон не позвонил, и Урсула решила, что все отменяется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53