теперь ему вряд ли удастся заполучить конверт обратно. Впрочем, все зависело от того, как поведут себя эти двое придурков. Они были тоже злые и черные, но совсем ему не братья.
– Я ухожу, а вы тут хоть сожрите друг друга, – зарычал Шафт. – А ты, ты, – он потыкал пальцем в Буфорда, – ты самый большой кретин на свете. Как же – революция! Что ты для нее сделал? Да ты же ничего не умеешь, кроме как по глупости сидеть в тюрьме и драть глотку. Сегодня в четыре часа утра все узнали, какой ты идиот.
Шафт хотел разоблачить Буфорда перед Персоном и надеялся, что Персон заглотит эту наживку.
– Когда-нибудь по берегам Миссисипи поставят твои статуи и на всех напишут: «Вот ниггер, который привел овец на бойню».
Говоря, он не сводил горящих глаз с Буфорда. Теперь он устремил взгляд на Персона. Его голос зазвучал тихо и вкрадчиво:
– А ты – ты в миллион раз отвратительнее. Он просто дурак, а ты наживаешься на смерти наших братьев. Тебе заплатили за каждого убитого на той крыше. И за деньги ты... готов... продать... любого... из... нас... и... даже... родную... дочь... и... всех... черных... вместе... взятых...
Шафт повернулся и пошел к дверям. Он не был уверен, что его выпустят отсюда живым, но больше он не мог. На полпути он остановился, чтобы закончить.
– Вы меня поняли? – спросил он, оборачиваясь. Персон и Буфорд, прекратив возню, стояли и смотрели на него. – Я говорю вам, что такие негодяи, как вы, не нужны ни мне, ни черным, ни Беатрис, черт бы ее побрал!
Снаружи были люди. Они посмотрели на него, но ничего не сказали. Он, стараясь не бежать, быстро пошел к лифту вдоль обитого дубом коридора. Черная кнопка вызова помещалась на блестящей медной пластине. А может, и золотой. Персон, наверное, вполне мог позволить себе лифт из золота.
Краем глаза Шафт наблюдал за двумя охранниками у дверей комнаты. Нажав кнопку, он услышал рокот пробудившегося механизма и стал считать этажи: 120, 121, 122... Часовые распрямили плечи и замерли. Двери открылись. Шафт сосредоточился на кнопке лифта.
– Шафт! – зарокотал Персон.
Шафт обернулся. Персон стоял на пороге комнаты, заполнив собой весь дверной проем. Охранники преданно глазели на хозяина, готовые по его приказу сделать с Шафтом что угодно. Персон не обращал на них внимания. Шафт тоже.
– Вернись. Давай поговорим.
Шафт старался изобразить презрительный или хотя бы равнодушный вид.
– Что? – Он притворился глухим.
– Может, вернешься? Нам нужно поговорить.
Ага, мерзавцы, поджали хвост? Шафт не пожалел бы и ста долларов за запись разговора, который состоялся после его ухода. Что, интересно, они кричали и говорили друг другу, прежде чем решили позвать его обратно?
– Честно?
Охранники, должно быть, ушам своим не верили. Они, наверное, в первый раз слышали, чтобы Персон обращался к кому-то с просьбой. Они привыкли, что хозяин отдает приказы и принимает доклады. Кто же этот тип в помятом сером костюме с дырой на плече, который держится с ним на равных?
– Честно, – пообещал Персон, вытаскивая платок величиной с парус и вытирая им лоб.
Двери лифта с шипением раскрылись. Шафт посмотрел в кабину, в которой он мог бы съехать вниз и потом – теперь он был уверен – без помех выйти на улицу, и снова перевел взгляд на Персона. Персон ждал.
– Честно, – повторил Шафт, делая шаг в сторону Персона. Двери лифта закрылись.
Буфорд уже успел прибраться в комнате, то есть поднял стулья, которые они с Шафтом опрокинули. Теперь он, ссутулившись, сидел на одном из них и грыз костяшки пальцев на левой руке. Пальцы его правой руки нервно барабанили по бедру. Когда вошел Шафт, он не поднял головы.
Шафт занял соседний стул, а Персон снова уселся в свою ванну и пробурчал:
– Чего ты хочешь?
Конверт с деньгами так и валялся на столе. Вопрос Персона означал: ты хочешь еще денег?
Шафт, конечно, хотел денег. И как можно больше. Но это были детали, а сейчас он хотел поговорить о главном.
– Две вещи, – сказал он. – Во-первых, я хочу знать, с кем у тебя конфликт и почему. И, во-вторых, – Шафт кивнул в сторону Буфорда, – что ему от тебя надо и как он это планирует получить. Ты отвечаешь первый. Так в чем же дело?
У Персона, безусловно, было больше мозгов, чем у бегемота, которого он напоминал.
– Героин, – невозмутимо произнес он. – Латинский Гарлем. Район Сто шестнадцатой улицы и Бродвея.
– Почему? Это же давно кончилось.
Персона рассмешила его наивность.
– Где-то семь-восемь лет назад итальянцы решили, что они больше не будут контролировать наркоту. В то время вокруг было полно наркоманов и мелких наркодилеров. Любой пацан мог в школе подойти к учителю и достать у него грамм героина. Все только и делали, что продавали эту гадость и ширялись. И вот итальяшкам стало трудно за этим следить, потому что у них не стало людей.
– Почему?
– Потому что времена изменились. Раньше приходили молодые. А где они сейчас? Разбежались по колледжам, изучают экономику, торгуют недвижимостью. Никто больше не хочет пачкаться с наркотой.
Ну еще бы, думал Шафт. Если дон собрался определить сынка в бизнес, он пошлет его проходить науку в Гарвард, а не на улицу.
– И вот они решили, – продолжал Персон, – что отдадут розничную торговлю в Латинский Гарлем, кубинцам и пуэрториканцам, а сами будут заниматься только крупными поставками.
– А ты здесь при чем?
– При том, – зло и поучительно вставил Буфорд, – что латиносы ничего не получили. А он получил.
– Ты перехватил у них героин? – спросил Шафт.
Персон с достоинством кивнул.
– И какой доход это приносит?
И опять ответил Буфорд:
– Восемь – десять миллионов в первый год. Догадываюсь, что сейчас – больше, потому что он расширил сеть. Но точную сумму может назвать только он сам.
Шафта разбирал смех. Что может быть смешнее – мафия уходит из бизнеса по причине нехватки персонала! Они думали, что передадут дела латиносам, которых легко контролировать, но не тут-то было. Персон, вероятно, без труда поглотил латиносов. А почему бы и нет? Они почти такие же черные, как негры. И со временем становятся все чернее из-за бедности и изоляции. Итальянцы больше не низшая каста преступного мира. Теперь они аристократы. Андероцци должен был об этом знать. Почему же он его не предупредил? Неужели он так занят поисками ниггеров у себя под кроватью, что забыл самое главное? Нет, на Андероцци это не похоже. Сукин сын просто не хотел говорить.
Мысли Шафта плавно перетекли к деньгам, к призовому выигрышу.
– Восемь – десять миллионов, – задумчиво проговорил он.
– Да нет, там не так много, – сказал Персон.
– Да ладно, расскажи это своей бабушке, – возразил Буфорд, выпрямляясь на стуле.
– Эй, приятель, полегче, – попросил Шафт.
Буфорд взглянул на него – в первый раз с тех нор, как пытался снести ему голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Я ухожу, а вы тут хоть сожрите друг друга, – зарычал Шафт. – А ты, ты, – он потыкал пальцем в Буфорда, – ты самый большой кретин на свете. Как же – революция! Что ты для нее сделал? Да ты же ничего не умеешь, кроме как по глупости сидеть в тюрьме и драть глотку. Сегодня в четыре часа утра все узнали, какой ты идиот.
Шафт хотел разоблачить Буфорда перед Персоном и надеялся, что Персон заглотит эту наживку.
– Когда-нибудь по берегам Миссисипи поставят твои статуи и на всех напишут: «Вот ниггер, который привел овец на бойню».
Говоря, он не сводил горящих глаз с Буфорда. Теперь он устремил взгляд на Персона. Его голос зазвучал тихо и вкрадчиво:
– А ты – ты в миллион раз отвратительнее. Он просто дурак, а ты наживаешься на смерти наших братьев. Тебе заплатили за каждого убитого на той крыше. И за деньги ты... готов... продать... любого... из... нас... и... даже... родную... дочь... и... всех... черных... вместе... взятых...
Шафт повернулся и пошел к дверям. Он не был уверен, что его выпустят отсюда живым, но больше он не мог. На полпути он остановился, чтобы закончить.
– Вы меня поняли? – спросил он, оборачиваясь. Персон и Буфорд, прекратив возню, стояли и смотрели на него. – Я говорю вам, что такие негодяи, как вы, не нужны ни мне, ни черным, ни Беатрис, черт бы ее побрал!
Снаружи были люди. Они посмотрели на него, но ничего не сказали. Он, стараясь не бежать, быстро пошел к лифту вдоль обитого дубом коридора. Черная кнопка вызова помещалась на блестящей медной пластине. А может, и золотой. Персон, наверное, вполне мог позволить себе лифт из золота.
Краем глаза Шафт наблюдал за двумя охранниками у дверей комнаты. Нажав кнопку, он услышал рокот пробудившегося механизма и стал считать этажи: 120, 121, 122... Часовые распрямили плечи и замерли. Двери открылись. Шафт сосредоточился на кнопке лифта.
– Шафт! – зарокотал Персон.
Шафт обернулся. Персон стоял на пороге комнаты, заполнив собой весь дверной проем. Охранники преданно глазели на хозяина, готовые по его приказу сделать с Шафтом что угодно. Персон не обращал на них внимания. Шафт тоже.
– Вернись. Давай поговорим.
Шафт старался изобразить презрительный или хотя бы равнодушный вид.
– Что? – Он притворился глухим.
– Может, вернешься? Нам нужно поговорить.
Ага, мерзавцы, поджали хвост? Шафт не пожалел бы и ста долларов за запись разговора, который состоялся после его ухода. Что, интересно, они кричали и говорили друг другу, прежде чем решили позвать его обратно?
– Честно?
Охранники, должно быть, ушам своим не верили. Они, наверное, в первый раз слышали, чтобы Персон обращался к кому-то с просьбой. Они привыкли, что хозяин отдает приказы и принимает доклады. Кто же этот тип в помятом сером костюме с дырой на плече, который держится с ним на равных?
– Честно, – пообещал Персон, вытаскивая платок величиной с парус и вытирая им лоб.
Двери лифта с шипением раскрылись. Шафт посмотрел в кабину, в которой он мог бы съехать вниз и потом – теперь он был уверен – без помех выйти на улицу, и снова перевел взгляд на Персона. Персон ждал.
– Честно, – повторил Шафт, делая шаг в сторону Персона. Двери лифта закрылись.
Буфорд уже успел прибраться в комнате, то есть поднял стулья, которые они с Шафтом опрокинули. Теперь он, ссутулившись, сидел на одном из них и грыз костяшки пальцев на левой руке. Пальцы его правой руки нервно барабанили по бедру. Когда вошел Шафт, он не поднял головы.
Шафт занял соседний стул, а Персон снова уселся в свою ванну и пробурчал:
– Чего ты хочешь?
Конверт с деньгами так и валялся на столе. Вопрос Персона означал: ты хочешь еще денег?
Шафт, конечно, хотел денег. И как можно больше. Но это были детали, а сейчас он хотел поговорить о главном.
– Две вещи, – сказал он. – Во-первых, я хочу знать, с кем у тебя конфликт и почему. И, во-вторых, – Шафт кивнул в сторону Буфорда, – что ему от тебя надо и как он это планирует получить. Ты отвечаешь первый. Так в чем же дело?
У Персона, безусловно, было больше мозгов, чем у бегемота, которого он напоминал.
– Героин, – невозмутимо произнес он. – Латинский Гарлем. Район Сто шестнадцатой улицы и Бродвея.
– Почему? Это же давно кончилось.
Персона рассмешила его наивность.
– Где-то семь-восемь лет назад итальянцы решили, что они больше не будут контролировать наркоту. В то время вокруг было полно наркоманов и мелких наркодилеров. Любой пацан мог в школе подойти к учителю и достать у него грамм героина. Все только и делали, что продавали эту гадость и ширялись. И вот итальяшкам стало трудно за этим следить, потому что у них не стало людей.
– Почему?
– Потому что времена изменились. Раньше приходили молодые. А где они сейчас? Разбежались по колледжам, изучают экономику, торгуют недвижимостью. Никто больше не хочет пачкаться с наркотой.
Ну еще бы, думал Шафт. Если дон собрался определить сынка в бизнес, он пошлет его проходить науку в Гарвард, а не на улицу.
– И вот они решили, – продолжал Персон, – что отдадут розничную торговлю в Латинский Гарлем, кубинцам и пуэрториканцам, а сами будут заниматься только крупными поставками.
– А ты здесь при чем?
– При том, – зло и поучительно вставил Буфорд, – что латиносы ничего не получили. А он получил.
– Ты перехватил у них героин? – спросил Шафт.
Персон с достоинством кивнул.
– И какой доход это приносит?
И опять ответил Буфорд:
– Восемь – десять миллионов в первый год. Догадываюсь, что сейчас – больше, потому что он расширил сеть. Но точную сумму может назвать только он сам.
Шафта разбирал смех. Что может быть смешнее – мафия уходит из бизнеса по причине нехватки персонала! Они думали, что передадут дела латиносам, которых легко контролировать, но не тут-то было. Персон, вероятно, без труда поглотил латиносов. А почему бы и нет? Они почти такие же черные, как негры. И со временем становятся все чернее из-за бедности и изоляции. Итальянцы больше не низшая каста преступного мира. Теперь они аристократы. Андероцци должен был об этом знать. Почему же он его не предупредил? Неужели он так занят поисками ниггеров у себя под кроватью, что забыл самое главное? Нет, на Андероцци это не похоже. Сукин сын просто не хотел говорить.
Мысли Шафта плавно перетекли к деньгам, к призовому выигрышу.
– Восемь – десять миллионов, – задумчиво проговорил он.
– Да нет, там не так много, – сказал Персон.
– Да ладно, расскажи это своей бабушке, – возразил Буфорд, выпрямляясь на стуле.
– Эй, приятель, полегче, – попросил Шафт.
Буфорд взглянул на него – в первый раз с тех нор, как пытался снести ему голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42