Теперь мы оказались хоть как-то укрыты.
– Ну, вот и все, – сказал Ваня Кнут, соскакивая с облучка на землю. – Кажется, пронесло!
– Пронесло?! Не то слово! – согласился я, подумав, что еще, собственно, ничего не кончилось, и стрельцы найти нас тут смогут очень даже просто. Оставаться тут было нельзя ни в коем случае.
– Будем уходить дальше, – решил я, – ты распряги лошадь, пусть возвращается в конюшню, мы дальше пойдем пешком.
Ваня с сомнением на меня посмотрел. Переспросил:
– Пойдем? А ты, хозяин, сможешь идти?
– Постараюсь, – пообещал я, – что делать, как-нибудь поковыляю. Мне уже немного лучше.
На самом деле чувствовал я себя отвратительно: кружилась голова, тошнило, руки и ноги были словно ватными. Пока Ваня распрягал и разнуздывал лошадь, я продолжал сидеть в повозке, собираясь с духом и силами перед пешим походом.
– Готово, – объявил рында и шлепнул освобожденную конягу ладонью по крупу, – можно идти.
Я осторожно спустился с телеги наземь и, стараясь уравновесить внутренний дискомфорт положением тела, сделал несколько первых шагов по густой траве.
– Хозяин! – заволновался паренек. – Ты не туда идешь! Там же стрельцы!
– Туда, – ответил я, – когда за тобой гонятся, всегда беги в ту сторону, где тебя не ждут.
– Боязно, вдруг увидят, – сказал он, пристраиваясь идти сбоку от меня, словно боялся, что я упаду.
– А ты смотри в оба, – посоветовал я, отвлекаясь на комаров, которые тотчас начали примериваться к моему потному от слабости лицу.
Мы медленно шли в ту же сторону, откуда только что приехали. Правда, теперь между нами и дорогой было засеянное рожью поле. День был не только жаркий, но и душный. Трава уже стала высокой, и когда мы выходили из-под деревьев на открытые места, пробираться через ее заросли удавалось с трудом. Моя одежда, шерстяной кафтан, кольчуга и высокий бухарский шлем были не лучшей экипировкой для такой прогулки, но выбирать не приходилось.
Постепенно лесополоса начинала заворачивать в сторону дороги Впереди уже виднелся молодой лесок, в котором на наших стрельцов напали неизвестные люди. Я снял с головы свой островерхий шлем, который ярко сиял на солнце, и отер рукавом камзола залитое потом лицо.
– А куда мы теперь пойдем? – полюбопытствовал Ваня, продолжая насторожено оглядываться по сторонам.
Вопрос был, безусловно, хороший, особенно если учесть, что денег у меня почти не оказалось. Прихватить в подводу мой мешочек с серебром оруженосец не догадался, в карманах же у меня бренчало всего несколько мелких серебряных монет и десяток медных копеек.
– Посмотрим, – неопределенно ответил я, – если удастся, сначала отсидимся в лесу, потом вернемся за своими вещами в имение, а там как получится. Потом нам нужно будет попасть в Москву.
– А мне в Москве не понравилось, людей как в муравейнике, и все куда-то бегут, торопятся.
– Что делать, это недостаток любого большого города.
Мы уже подошли к лесу и теперь продвигались с повышенной осторожностью. Место столкновения стрельцов с неизвестными было совсем недалеко.
– Тихо как, – тревожно сказал Ваня, старательно скрывая страх. – Может, обошлось, и они уехали...
Однако то, что мы увидели за ближайшими кустами, говорило об обратном. Там лежал убитый стрелец. Смерть настигла его внезапно, удар он получил в спину и упал ничком на землю, охватывая ее широко раскинутыми руками. В красном кафтане зияла продолговатая прореха, сквозь которую была видна разорванная, залитая кровью плоть. Чем его ударили, было непонятно, скорее всего, топором.
Я невольно сжал рукой эфес сабли, а потом и вовсе вынул ее из ножен. Следующий покойник обнаружился всего через пару метров, это был мой недавний обидчик Пашка. Ему раскроили голову вместе с островерхой стрелецкой шапкой. Судя по ране, и на него набросились сзади. Как можно было незаметно подкрасться в мелколесье к двум готовым к обороне и нападению солдатам, мне было совсем непонятно.
– Пошли отсюда скорее, – дрожащим голосом попросил оруженосец, – мне что-то боязно...
Он был прав, однако я почему-то задержался, хотя и мне было страшно, и особых причин расследовать произошедшее не было. Судьба конвоиров меня не очень волновала, однако какое-то тревожное внутреннее чувство заставило остаться на месте.
– Погоди, – сказал я Ване, – может быть, кто-нибудь остался в живых. Мы осторожно...
Парнишка обреченно кивнул и пристроился у меня в тылу. Дальше я двигался так, будто находился на минном поле, обшаривал взглядом все кусты и кочки, любое укрытие, где мог притаиться человек. Однако никакой опасности пока не было.
– Ой, смотри, еще человек! – прошептал мне в спину Ваня.
Только после его предупреждения я разглядел за ближайшими кустами сидящего на земле стрельца. Он находился в какой-то странной позе с широко разведенными в стороны руками. Сидел же как-то странно, наклонившись вперед и привалившись спиной к комлю молодой березки, я было дернулся, но понял, что он нас не видит и, тем более, не собирается нападать.
Сделав предупреждающий жест, чтобы парнишка оставался на месте, я поковылял к стрельцу. Им оказался десятник. Он был еще жив, но пребывал в плачевном состоянии. У него оказалось разбито и окровавлено лицо, и, главное, зачем-то просунута через рукава форменного красного кафтана длинная жердь, концы которой торчали по метру дальше рук.
Я вспомнил, что как-то слышал о таком способе лесной казни, Человеку продевали сквозь одежду, со стороны спины, длинную палку и бросали в лесу умирать от жажды и голода, Выбраться из мелколесья с торчащей из рукавов жердью было практически невозможно.
Когда я наклонился, десятник неожиданно широко раскрыл глаза и посмотрел на меня с такой мукой, что мне стало его искренне жалко.
– Пить, – прошептал он распухшими, почерневшими губами.
– Нет воды, потерпи, – сказал я, не представляя, что делать дальше. Оставить его в таком положении мы не могли, а выручать было себе дороже, непонятно, как он поведет себя дальше.
– Пить, – повторил он, но теперь безнадежно, видимо, понял, что воды у нас нет.
– Где твои товарищи? – спросил я.
Стрелец не ответил и начал поворачивать голову из стороны в сторону.
– Иван, иди сюда, помоги.
Ваня приблизился, со страхом посмотрел на избитого десятника. Я перерезал веревки, которыми за запястье его привязали к толстой палке, попросил рынду:
– Придержи его за спину.
После чего как мог аккуратно вытянул жердь из рукавов. Как только стрелец оказался свободен, он разом обмяк и мешковато завалился на траву, уставился в небо бессмысленными неживыми глазами.
– Нужно поискать остальных стрельцов и найти их лошадей, – сказал я, с тоской думая, как трудно будет вытаскивать грузного мужчину из густых зарослей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Ну, вот и все, – сказал Ваня Кнут, соскакивая с облучка на землю. – Кажется, пронесло!
– Пронесло?! Не то слово! – согласился я, подумав, что еще, собственно, ничего не кончилось, и стрельцы найти нас тут смогут очень даже просто. Оставаться тут было нельзя ни в коем случае.
– Будем уходить дальше, – решил я, – ты распряги лошадь, пусть возвращается в конюшню, мы дальше пойдем пешком.
Ваня с сомнением на меня посмотрел. Переспросил:
– Пойдем? А ты, хозяин, сможешь идти?
– Постараюсь, – пообещал я, – что делать, как-нибудь поковыляю. Мне уже немного лучше.
На самом деле чувствовал я себя отвратительно: кружилась голова, тошнило, руки и ноги были словно ватными. Пока Ваня распрягал и разнуздывал лошадь, я продолжал сидеть в повозке, собираясь с духом и силами перед пешим походом.
– Готово, – объявил рында и шлепнул освобожденную конягу ладонью по крупу, – можно идти.
Я осторожно спустился с телеги наземь и, стараясь уравновесить внутренний дискомфорт положением тела, сделал несколько первых шагов по густой траве.
– Хозяин! – заволновался паренек. – Ты не туда идешь! Там же стрельцы!
– Туда, – ответил я, – когда за тобой гонятся, всегда беги в ту сторону, где тебя не ждут.
– Боязно, вдруг увидят, – сказал он, пристраиваясь идти сбоку от меня, словно боялся, что я упаду.
– А ты смотри в оба, – посоветовал я, отвлекаясь на комаров, которые тотчас начали примериваться к моему потному от слабости лицу.
Мы медленно шли в ту же сторону, откуда только что приехали. Правда, теперь между нами и дорогой было засеянное рожью поле. День был не только жаркий, но и душный. Трава уже стала высокой, и когда мы выходили из-под деревьев на открытые места, пробираться через ее заросли удавалось с трудом. Моя одежда, шерстяной кафтан, кольчуга и высокий бухарский шлем были не лучшей экипировкой для такой прогулки, но выбирать не приходилось.
Постепенно лесополоса начинала заворачивать в сторону дороги Впереди уже виднелся молодой лесок, в котором на наших стрельцов напали неизвестные люди. Я снял с головы свой островерхий шлем, который ярко сиял на солнце, и отер рукавом камзола залитое потом лицо.
– А куда мы теперь пойдем? – полюбопытствовал Ваня, продолжая насторожено оглядываться по сторонам.
Вопрос был, безусловно, хороший, особенно если учесть, что денег у меня почти не оказалось. Прихватить в подводу мой мешочек с серебром оруженосец не догадался, в карманах же у меня бренчало всего несколько мелких серебряных монет и десяток медных копеек.
– Посмотрим, – неопределенно ответил я, – если удастся, сначала отсидимся в лесу, потом вернемся за своими вещами в имение, а там как получится. Потом нам нужно будет попасть в Москву.
– А мне в Москве не понравилось, людей как в муравейнике, и все куда-то бегут, торопятся.
– Что делать, это недостаток любого большого города.
Мы уже подошли к лесу и теперь продвигались с повышенной осторожностью. Место столкновения стрельцов с неизвестными было совсем недалеко.
– Тихо как, – тревожно сказал Ваня, старательно скрывая страх. – Может, обошлось, и они уехали...
Однако то, что мы увидели за ближайшими кустами, говорило об обратном. Там лежал убитый стрелец. Смерть настигла его внезапно, удар он получил в спину и упал ничком на землю, охватывая ее широко раскинутыми руками. В красном кафтане зияла продолговатая прореха, сквозь которую была видна разорванная, залитая кровью плоть. Чем его ударили, было непонятно, скорее всего, топором.
Я невольно сжал рукой эфес сабли, а потом и вовсе вынул ее из ножен. Следующий покойник обнаружился всего через пару метров, это был мой недавний обидчик Пашка. Ему раскроили голову вместе с островерхой стрелецкой шапкой. Судя по ране, и на него набросились сзади. Как можно было незаметно подкрасться в мелколесье к двум готовым к обороне и нападению солдатам, мне было совсем непонятно.
– Пошли отсюда скорее, – дрожащим голосом попросил оруженосец, – мне что-то боязно...
Он был прав, однако я почему-то задержался, хотя и мне было страшно, и особых причин расследовать произошедшее не было. Судьба конвоиров меня не очень волновала, однако какое-то тревожное внутреннее чувство заставило остаться на месте.
– Погоди, – сказал я Ване, – может быть, кто-нибудь остался в живых. Мы осторожно...
Парнишка обреченно кивнул и пристроился у меня в тылу. Дальше я двигался так, будто находился на минном поле, обшаривал взглядом все кусты и кочки, любое укрытие, где мог притаиться человек. Однако никакой опасности пока не было.
– Ой, смотри, еще человек! – прошептал мне в спину Ваня.
Только после его предупреждения я разглядел за ближайшими кустами сидящего на земле стрельца. Он находился в какой-то странной позе с широко разведенными в стороны руками. Сидел же как-то странно, наклонившись вперед и привалившись спиной к комлю молодой березки, я было дернулся, но понял, что он нас не видит и, тем более, не собирается нападать.
Сделав предупреждающий жест, чтобы парнишка оставался на месте, я поковылял к стрельцу. Им оказался десятник. Он был еще жив, но пребывал в плачевном состоянии. У него оказалось разбито и окровавлено лицо, и, главное, зачем-то просунута через рукава форменного красного кафтана длинная жердь, концы которой торчали по метру дальше рук.
Я вспомнил, что как-то слышал о таком способе лесной казни, Человеку продевали сквозь одежду, со стороны спины, длинную палку и бросали в лесу умирать от жажды и голода, Выбраться из мелколесья с торчащей из рукавов жердью было практически невозможно.
Когда я наклонился, десятник неожиданно широко раскрыл глаза и посмотрел на меня с такой мукой, что мне стало его искренне жалко.
– Пить, – прошептал он распухшими, почерневшими губами.
– Нет воды, потерпи, – сказал я, не представляя, что делать дальше. Оставить его в таком положении мы не могли, а выручать было себе дороже, непонятно, как он поведет себя дальше.
– Пить, – повторил он, но теперь безнадежно, видимо, понял, что воды у нас нет.
– Где твои товарищи? – спросил я.
Стрелец не ответил и начал поворачивать голову из стороны в сторону.
– Иван, иди сюда, помоги.
Ваня приблизился, со страхом посмотрел на избитого десятника. Я перерезал веревки, которыми за запястье его привязали к толстой палке, попросил рынду:
– Придержи его за спину.
После чего как мог аккуратно вытянул жердь из рукавов. Как только стрелец оказался свободен, он разом обмяк и мешковато завалился на траву, уставился в небо бессмысленными неживыми глазами.
– Нужно поискать остальных стрельцов и найти их лошадей, – сказал я, с тоской думая, как трудно будет вытаскивать грузного мужчину из густых зарослей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77