– Молодая женщина, кажется, смутилась… Ну, Вульф, говори потише, а я стану у двери, чтобы никто не подслушивал.
Филимон вопросительно взглянул на своих неожиданных посетителей. По какому праву вторглись они в такой скорбный час в его личную жизнь? Но его сейчас же обезоружил старый Вульф, который приблизился к нему и, заглянув в глаза юноше, дружески протянул ему свою большую, грубую руку.
Филимон крепко пожал ее, а затем зарыдал, закрывая лицо руками.
– Ты хорошо поступил. Ты храбрый парень. Если бы, ты даже погиб, то такой смерти никому не следует стыдиться.
– Так вы были там?
– Да.
– Но это еще не все, – добавил Смид, догадываясь как больно юноше сознавать, что и они были свидетелями позорного торжества его сестры. – Некоторые из нас хотели спрыгнуть вниз и прочистить тебе дорогу своими мечами. По крайней мере я знаю одного человека, у которого кровь сразу застыла в жилах. Подлые собаки! Мне хотелось бы хоть один час покрошить их, прежде чем я успею умереть.
– И еще покрошишь, – заметил Вульф. – Не правда ли, юноша, ты хотел бы получить сестру в свою полную власть?
– Да, но это тщетное желание! Никогда она не покинет своего амалийца!
– Уверен ли ты в этом?
– Она сама мне сказала это за несколько мгновений до вашего прихода. Женщина, которую вы застали у меня – Пелагия.
У Смида вырвался возглас удивления.
– Ах, если бы я ее узнал! Клянусь душами моих предков, она убедилась бы тогда, что сюда легче попасть, чем вернуться домой.
– Тише, Смид, – так лучше. Скажи мне, парень, решишься ли ты взять Пелагию с собой, если я передам ее в твои руки?
Филимон колебался.
– Вы видели, на что я могу отважиться, но прибегать к насилию – нехорошо.
– Ну, философией ты можешь заниматься наедине с самим собой. Я сделал тебе предложение, на которое, по моему мнению, всякий здравомыслящий человек, а тем более безумный монах, может дать только один ответ.
– Викинг, ты забываешь о деньгах, – с улыбкой заметил Смид.
– Нет, но по-моему, парень этот не настолько подл, чтобы колебаться из-за этого. Впрочем, надо тебе сказать, что мы обещаем отослать Пелагии все ее вещи и подарки амалийца. Что же касается дома, то мы вскоре избавим ее от своего пребывания, так как намерены устроиться на более широкую ногу, как выражаются торгаши. Ну, что ты скажешь на это?
– Ее деньги! Те деньги! Да простит ее Господь! – отведя Филимон. – Неужели вы считаете меня таким презренным?! Теперь я решился! Скажите, что мне делать, я на все готов.
– Знаешь ли ты переулок, который тянется вдоль левой стены дома вплоть до канала?
– Да, знаю.
– А дверь в угловой башне, у самой пристани?
– Тоже знаю.
– Будь там завтра, через час после заката солнца, с дюжиной здоровых монахов, и ты получишь то, что мы тебе передадим. Все остальное уже твое, а не наше дело.
– Монахи? – переспросил Филимон. – Но я в открытой вражде со всей братией!
– Так сдружись с ними опять! – коротко решил Смид. Филимона покоробило.
– Надеюсь, вам безразлично, кого именно я приведу с собой?
– Конечно! Мы и глазом не моргнем, если, овладев Пелагией, ты положишь ее в корзину и сбросишь в канал, как поступил бы на твоем месте гот, – сказал Смид.
– Не мучь бедного парня, друг! – проговорил Вульф. – Он не наказывает ее в надежде, что со временем она исправится. Ну и пусть поступает так во имя Фрейи. Значит, ты будешь на условленном месте? Но я должен предупредить тебя, что твоя жизнь подвергается опасности, если ты завтра ночью явишься без храбрых товарищей. Весь город волнуется, и только одному Одину известно, что может произойти и кто останется в живых к следующему утру. Будь благоразумен, укроти свою оскорбленную гордость и возьми с собой монахов…
– Так не годится, викинг! Ты слишком откровенен! – прервал его Смид.
Филимон действительно поборол свою гордость и сказал:
– Я согласен!
Вот видишь, я выиграл, Смид, – заговорил старик, радостно потирая руки, когда оба они вышли на улицу, возбуждая ужас и удивление соседей.
– Это еще не решено, Вульф. Посмотрим, что будет завтра.
– Я знал, что он с честью выдержит это испытание. Я знал, что у него сердце на месте.
– Во всяком случае не подлежит сомнению, что он не будет плохо обращаться с бедным созданием, так как ради нее решил даже поклониться своим заклятым врагам.
– Ну, этого я уж не знаю, – ответил Вульф, покачав головой. – Эти монахи считают, как я слышал, что чем несчастнее, тем сильнее любит их Божество. Потому-то они быть может, и думают, что станут ему еще дороже, если начнут мучить других. Впрочем, будущее нас не касается. Смотри, однако, какие толпы на улицах! Пожалуй, нам не удастся переговорить сегодня ночью со стражей, если народ не разойдется.
– Должно быть и у нас дома будет довольно хлопот, Слышишь, они там кричат: «Долой язычников! Долой варваров!» Под последними они, кажется, подразумевают нас. Это меня тревожит, должен тебе признаться.
– Неужели ты считаешь, что кроме тебя никто не понимает греческого языка? Пусть они придут к нам. Дома мы можем продержаться целую неделю.
– Но как же нам договориться со стражей?
– Мы проберемся к ней на лодке. Впрочем, события скоро склонят ее на нашу сторону. Стража будет вынуждена сражаться рядом с нами и с благодарностью воспользуется нашей помощью. Если чернь взбунтуется, префект будет первой жертвой ее ярости.
– А потом… стоит только амалийцу стать во главе солдат, и они последуют за ним, куда угодно.
– К нам примкнут готы, маркоманы, дакийцы или фракийцы, как их называют римляне. Но гуннам я не доверяю.
– А наш амалиец не будет против?
– Он жаждет боя, так как развязка близка. Я давно знал, что у него хорошее сердце, но он никогда не был в состоянии думать о будущем. Даже и теперь он, пожалуй, бросит меч, если Пелагии удастся обворожить его своими чарами. И опять заснет как убитый!
– Ну, теперь ее нечего опасаться! Тут она ничего не сделает. Но посмотри, какая толпа перед нашими ворота Нам нужно как-то пройти через калитку.
– Прошмыгнуть через канал, подобно крысам? Нет, я пойду своей дорогой. Иди со мной, старый кузнечный лот, или удирай!
– Удирать буду в другой раз!
И с мечами наголо готы прошли сквозь толпу, расступавшуюся перед ними, как стадо овец.
– Они признают в нас своих будущих пастухов, – смеясь, заметил Смид.
Но когда толпа увидела, что они входят в дом, поднялись неистовые вопли.
– Готы! Язычники! Варвары!
Наиболее смелые из горожан напали на готов сзади.
– Ну, раз вы этого желаете, – получайте! – сказал Вульф, и два блестящих клинка сверкнули над головами врагов, все более и более краснея при каждом взмахе.
Старики двинулись вперед, не ускоряя своего твердого, спокойного шага; они постучали у ворот и вошли в дом, оставив несколько трупов перед входом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92