Но этого нет. Ни в ком нет памяти о «прошлой жизни». Каждый человек единственен и неповторим. Чужого сознания нет ни в ком. Я понятно изъясняюсь?
Крон грустно кивнул. Ниркон оказался прав. Даже школярскими его философские сентенции назвать было трудно. Подобно истинному эпикурейцу, он вел свое «богостроительство» чисто сенсуально, смешивая воедино идеализм и материализм, атеизм и веру. Порой Крону не верилось, что человек с такой пещерной философией свободно ориентируется в физике многомерных пространств, которую и на Земле понимает далеко не каждый.
- В том, что сознание является функцией материи, - спокойно сказал Крон, - ты прав. Но функцией определенной ее формы. У различных форм материи существуют и различные свойства. Не приписываешь же ты, скажем, камню свойство текучести?
- А почему бы и нет? - удивился Ниркон. - Если нагреть камень до достаточно высоких температур, то он потечет!
- Когда камень расплавится, то он будет уже жидкостью и потеряет свое свойство твердости, то есть, станет иной формой материи с иными свойствами. Поэтому прими за аксиому, что сознание есть свойство высокоорганизованной материи, и строй свои размышления от этой аксиомы.
Мгновенье Ниркон сосредоточенно смотрел куда-то мимо Крона, затем встрепенулся:
- Почему? Почему я должен принять это бездоказательно?
- Потому, что камень тверд, а вода льется. И потом, ты что, на самом деле можешь представить себе, что камень обладает сознанием?
- А почему бы и нет?
«Господи! - ужаснулся про себя Крон. - Ведь голова Ниркона с раннего детства засорена анимизмом! Они же одушевляют не только предметы, но и их свойства, начиная с ветра, грома и молнии и кончая домашним очагом. Не хватало только, чтобы Ниркон начал сейчас объяснять принципы негуманоидных структур квазижизни. Кстати, один из принципов, в свое время названный анимистическим и отвергнутый как абсурдный, так и гласил: «Сознание может проявляться в любом виде и в любой форме материи. Вопрос только в том, насколько оно близко к человеческому, чтобы имело смысл вступить с ним в контакт».
- Ты задал мне много вопросов «почему?». - Крон попытался уйти от скользкой темы. - Но все вопросы «почему?» в конечном счете упираются в аксиоматический вопрос «как?». Я чувствую, если так пойдет и дальше, то ты мне скоро задашь вопрос «зачем?».
- Вот-вот! - возликовал Ниркон. - К этому я и вел. Мы пока отвечаем на вопрос «как?». Вы же с помощью науки на вопрос «почему?». А я верю, что главным для человека является вопрос «зачем?». Только дав на него ответ, человек и станет богом!
Крон вздохнул.
- Ты ошибаешься, Ниркон. И ты, очевидно, не понял, что я тебе сказал. Постараюсь объяснить более подробно: наука отвечает на вопросы «почему?», но в основе всех этих вопросов и ответов лежат краеугольные камни аксиом - ответы на вопросы «как?». Так вот, ответить на эти вопросы «как?» ответами на вопросы «почему?» так же невозможно, как и ответить на вопрос «зачем?». Надеюсь, понятно?
На лицо Ниркона легла тень.
- Между прочим, есть одна старая-старая схоластическая дилемма, - продолжал Крон. - Допустим, ты стал наконец богом. Так вот, о всемогуществе: сможешь ли ты, будучи богом, задать себе такой вопрос, на который не сможешь ответить? Если сможешь, то какой же ты всемогущий, если не знаешь на него ответа? А если не сможешь -.хо какой же ты бог?
Хлопнула дверь, и в дом вошел Бортник.
- Кто не бог, а кто им уже стал! - весело провозгласил он. - И этот бог - я! Ибо я себя сейчас им чувствую!
Был он свеж и бодр, гладко выбрит, благоухал земной лавандой, в новенькой хрустящей тунике, подпоясанной тонким ремешком с висящим на боку коротким мечом, и в таких же новых, скрипящих при каждом шаге сандалиях.
Ниркон не заметил его. Он думал, и на лице у него появилось недоуменное выражение.
«Он же совсем мальчишка, - неожиданно подумал Крон. - Надеюсь, на Земле все эти глупости выветрятся из его головы…»
- Проходи, садись, - сказал он Бортнику. - Поешь с нами.
- Боги питаются амброзией! - расхохотался Бортник. - А точнее: сочными синтетическими земными бифштексами с кровью! Я надеюсь, что в такой день я мог себе это позволить, имея под рукой синтезатор?
Краем глаза Крон отметил, что Шекро, так и не донеся кусок сыру до рта, смотрит на Бортника широко раскрытыми глазами.
- А заглянул я в сию обитель, - продолжал Бортник на линге, - исключительно для того, чтобы получить факсимиле известного всей империи политического деятеля сенатора Гелюция Крона! Он развернул перед Кроном свиток.
- Конечно, я мог бы скопировать на синтезаторе и вашу историческую подпись. Но мне, как настоящему ценителю и собирателю автографов, доставит истинное удовольствие, когда вы начертаете его собственноручно. Поверьте, ваш автограф займет в моей коллекции почетное место!
Крон посмотрел на бумагу. Это была грамота вольноотпущенника, написанная его рукой (синтезатор копировал один к одному на молекулярном уровне), и не хватало только его подписи.
- У тебя что - словесный понос?
- Фи, сенатор! - сморщил нос Бортник, но свои излияния прекратил.
Крон, макнув стило в чернила, расписался.
- Да здравствует свобода! - провозгласил Бортник.
- Куда теперь? - Крон помахал грамотой. - Назад?
Веселость сошла с лица Бортника.
- Нет. В Паралузию.
Крон насторожился.
- Там что - так серьезно?
Бортник покосился на Ниркона и Шекро и кивнул на двери. Они вышли на крыльцо.
- Да, серьезно. Все наши начинания в Паралузии пошли прахом. Какая-то свара возникла между древорубами и бежавшими к ним рабами. Старое ядро древорубов откололось и ушло в сопредельную область варваров. С ними ушел и наш наблюдатель, и теперь мы имеем весьма смутное представление, что делается под горой Стигн. Знаем только, что их там уже что-то около пятидесяти тысяч, настроены они весьма воинственно по отношению к Пату, и у них объявился предводитель - некто Атран.
Крон поймал на себе внимательный взгляд Бортника.
- Твой?
Он пожал плечами.
- Вполне возможно. Хотя в Загорье, откуда он родом, это одно из самых распространенных имен.
- Что ж, узнаю на месте, - сказал Бортник. - Хотя, наверное, это и не существенно.
Он вздохнул.
- Давай прощаться.
- Ты уходишь прямо сейчас?
- Время не ждет. Хорошо бы коня… Но тогда мне вряд ли поверят, что я вольноотпущенник.
- А как же новая туника, сандалии?
- Э! За декаду пешего перехода от их новизны останется одно светлое воспоминание.
- Тебя проводить? - предложил Крон.
- Зачем? Не стоит.
Бортник посмотрел в сторону города.
- «Продажный город, - неожиданно процитировал он, - обреченный на скорую гибель, если только найдет себе покупателя!»
Крон недоуменно посмотрел на него.
- Так сказал когда-то Гай Саллюстий Крипе о Древнем Риме, - пояснил Бортник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Крон грустно кивнул. Ниркон оказался прав. Даже школярскими его философские сентенции назвать было трудно. Подобно истинному эпикурейцу, он вел свое «богостроительство» чисто сенсуально, смешивая воедино идеализм и материализм, атеизм и веру. Порой Крону не верилось, что человек с такой пещерной философией свободно ориентируется в физике многомерных пространств, которую и на Земле понимает далеко не каждый.
- В том, что сознание является функцией материи, - спокойно сказал Крон, - ты прав. Но функцией определенной ее формы. У различных форм материи существуют и различные свойства. Не приписываешь же ты, скажем, камню свойство текучести?
- А почему бы и нет? - удивился Ниркон. - Если нагреть камень до достаточно высоких температур, то он потечет!
- Когда камень расплавится, то он будет уже жидкостью и потеряет свое свойство твердости, то есть, станет иной формой материи с иными свойствами. Поэтому прими за аксиому, что сознание есть свойство высокоорганизованной материи, и строй свои размышления от этой аксиомы.
Мгновенье Ниркон сосредоточенно смотрел куда-то мимо Крона, затем встрепенулся:
- Почему? Почему я должен принять это бездоказательно?
- Потому, что камень тверд, а вода льется. И потом, ты что, на самом деле можешь представить себе, что камень обладает сознанием?
- А почему бы и нет?
«Господи! - ужаснулся про себя Крон. - Ведь голова Ниркона с раннего детства засорена анимизмом! Они же одушевляют не только предметы, но и их свойства, начиная с ветра, грома и молнии и кончая домашним очагом. Не хватало только, чтобы Ниркон начал сейчас объяснять принципы негуманоидных структур квазижизни. Кстати, один из принципов, в свое время названный анимистическим и отвергнутый как абсурдный, так и гласил: «Сознание может проявляться в любом виде и в любой форме материи. Вопрос только в том, насколько оно близко к человеческому, чтобы имело смысл вступить с ним в контакт».
- Ты задал мне много вопросов «почему?». - Крон попытался уйти от скользкой темы. - Но все вопросы «почему?» в конечном счете упираются в аксиоматический вопрос «как?». Я чувствую, если так пойдет и дальше, то ты мне скоро задашь вопрос «зачем?».
- Вот-вот! - возликовал Ниркон. - К этому я и вел. Мы пока отвечаем на вопрос «как?». Вы же с помощью науки на вопрос «почему?». А я верю, что главным для человека является вопрос «зачем?». Только дав на него ответ, человек и станет богом!
Крон вздохнул.
- Ты ошибаешься, Ниркон. И ты, очевидно, не понял, что я тебе сказал. Постараюсь объяснить более подробно: наука отвечает на вопросы «почему?», но в основе всех этих вопросов и ответов лежат краеугольные камни аксиом - ответы на вопросы «как?». Так вот, ответить на эти вопросы «как?» ответами на вопросы «почему?» так же невозможно, как и ответить на вопрос «зачем?». Надеюсь, понятно?
На лицо Ниркона легла тень.
- Между прочим, есть одна старая-старая схоластическая дилемма, - продолжал Крон. - Допустим, ты стал наконец богом. Так вот, о всемогуществе: сможешь ли ты, будучи богом, задать себе такой вопрос, на который не сможешь ответить? Если сможешь, то какой же ты всемогущий, если не знаешь на него ответа? А если не сможешь -.хо какой же ты бог?
Хлопнула дверь, и в дом вошел Бортник.
- Кто не бог, а кто им уже стал! - весело провозгласил он. - И этот бог - я! Ибо я себя сейчас им чувствую!
Был он свеж и бодр, гладко выбрит, благоухал земной лавандой, в новенькой хрустящей тунике, подпоясанной тонким ремешком с висящим на боку коротким мечом, и в таких же новых, скрипящих при каждом шаге сандалиях.
Ниркон не заметил его. Он думал, и на лице у него появилось недоуменное выражение.
«Он же совсем мальчишка, - неожиданно подумал Крон. - Надеюсь, на Земле все эти глупости выветрятся из его головы…»
- Проходи, садись, - сказал он Бортнику. - Поешь с нами.
- Боги питаются амброзией! - расхохотался Бортник. - А точнее: сочными синтетическими земными бифштексами с кровью! Я надеюсь, что в такой день я мог себе это позволить, имея под рукой синтезатор?
Краем глаза Крон отметил, что Шекро, так и не донеся кусок сыру до рта, смотрит на Бортника широко раскрытыми глазами.
- А заглянул я в сию обитель, - продолжал Бортник на линге, - исключительно для того, чтобы получить факсимиле известного всей империи политического деятеля сенатора Гелюция Крона! Он развернул перед Кроном свиток.
- Конечно, я мог бы скопировать на синтезаторе и вашу историческую подпись. Но мне, как настоящему ценителю и собирателю автографов, доставит истинное удовольствие, когда вы начертаете его собственноручно. Поверьте, ваш автограф займет в моей коллекции почетное место!
Крон посмотрел на бумагу. Это была грамота вольноотпущенника, написанная его рукой (синтезатор копировал один к одному на молекулярном уровне), и не хватало только его подписи.
- У тебя что - словесный понос?
- Фи, сенатор! - сморщил нос Бортник, но свои излияния прекратил.
Крон, макнув стило в чернила, расписался.
- Да здравствует свобода! - провозгласил Бортник.
- Куда теперь? - Крон помахал грамотой. - Назад?
Веселость сошла с лица Бортника.
- Нет. В Паралузию.
Крон насторожился.
- Там что - так серьезно?
Бортник покосился на Ниркона и Шекро и кивнул на двери. Они вышли на крыльцо.
- Да, серьезно. Все наши начинания в Паралузии пошли прахом. Какая-то свара возникла между древорубами и бежавшими к ним рабами. Старое ядро древорубов откололось и ушло в сопредельную область варваров. С ними ушел и наш наблюдатель, и теперь мы имеем весьма смутное представление, что делается под горой Стигн. Знаем только, что их там уже что-то около пятидесяти тысяч, настроены они весьма воинственно по отношению к Пату, и у них объявился предводитель - некто Атран.
Крон поймал на себе внимательный взгляд Бортника.
- Твой?
Он пожал плечами.
- Вполне возможно. Хотя в Загорье, откуда он родом, это одно из самых распространенных имен.
- Что ж, узнаю на месте, - сказал Бортник. - Хотя, наверное, это и не существенно.
Он вздохнул.
- Давай прощаться.
- Ты уходишь прямо сейчас?
- Время не ждет. Хорошо бы коня… Но тогда мне вряд ли поверят, что я вольноотпущенник.
- А как же новая туника, сандалии?
- Э! За декаду пешего перехода от их новизны останется одно светлое воспоминание.
- Тебя проводить? - предложил Крон.
- Зачем? Не стоит.
Бортник посмотрел в сторону города.
- «Продажный город, - неожиданно процитировал он, - обреченный на скорую гибель, если только найдет себе покупателя!»
Крон недоуменно посмотрел на него.
- Так сказал когда-то Гай Саллюстий Крипе о Древнем Риме, - пояснил Бортник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37