в кого же стреляли? А может, это был вообще случайный выстрел и не стоило так бежать. Но усвоенный с детства урок не прошел даром. Если в деле замешаны копы, беги со всех ног, а уж потом разбирайся, что к чему. Или просто беги, ни о чем не думай, остался в живых — и слава Богу! Интересно, подумал он, а что бы ему было за такие мысли, узнай о них легавые. Невольно усмехнувшись нелепости своего предположения, он поудобнее устроился на скамье.
Он никогда особенно не любил зиму и уж, черт побери, ничуть не радовался той, что наступала на город с каждым днем. К тому же он еще не забыл, как прошлой зимой стоял такой лютый холод, что в доме повымерзли даже тараканы. А уж тараканы, как всем известно, самые неприхотливые на свете твари! Прошлой зимой Молли день-деньской была вынуждена топить плиту, чтобы хоть немного согреться, а у него от запаха газа к вечеру адски трещала голова и першило в горле. Уж кажется, можно было надеяться, что хотя бы в такую стужу этот сукин сын позаботится, чтобы в доме было тепло и чтобы у его жильцов не текло из носа, так нет же! Ему до сих пор было неловко перед Синди за эту гребаную дыру, в которую он ее привел. Он вдруг вспомнил, как она отнекивалась, когда он хотел раздеть ее, а он, идиот, думал, все из-за того, что вот-вот должна была вернуться Молли. Да просто в комнате стоял арктический холод.
Джонни повыше поднял воротник. Если все пойдет так, как сейчас, то в этом году зима выдастся еще холоднее. Ему казалось, он заранее чувствует, как его охватывает леденящая дрожь, от которой все тело покрывается мурашками — точь-в-точь как бывает по утрам, когда, еще теплый, только что из-под одеяла, вдруг нечаянно ступишь на ледяной кафель пола в ванной. Холод пробирал до костей. Проклятье, как же он ненавидел зиму, эти морозы, когда кажется, что сердце превращается в кусок льда! Будь он волшебником, вдруг подумал Джонни Лейн, взмахнул бы своей палочкой, и зимы бы не стало! Но ведь тогда исчезнут и норковые шубки, вдруг сообразил он и довольно хмыкнул. И в самом деле, что же тогда станется со всеми этими дамочками, что вечно задирают нос так, будто родились в этих самых шубках?! Что с ними будет? Да ведь эти куколки, того гляди, замерзнут до смерти, они ж щеголяют в своих шубках даже летом!
Он засмотрелся на громаду многоэтажного дома, горделиво встававшего по другую сторону парка. Насколько ему было известно, квартиры в нем сдавались внаем. И он вдруг поймал себя на том, что пытается представить, каково это — жить в таком доме, засыпать и просыпаться в шикарной квартире, по утрам, выглянув из окна, любоваться свежей зеленью парка, а не чьей-то заспанной физиономией, обладатель которой в пижаме недовольно смотрит на тебя из окна, что напротив.
А обитатели здешних домов, позевывая и потягиваясь по утрам в постели или кутаясь в роскошный халат и шлепая в ванную, небось ворчат: «Господи, как это все надоело! Каждый день одно и то же!» Видел он таких, и не раз. Разодетые в пух и прах, расфранченные, в вечерних туалетах от кутюр, дамы в платьях с бесстыдными вырезами до пупа, мужчины все, как один, с толстыми сигарами и презрительно выпяченной нижней губой — казались пришельцами из другого мира. Они были здесь чужаками, они не принадлежали к его миру, и Джонни презирал их всей душой и все же... и все же смертельно завидовал той ауре вечного праздника, которая неизменно окутывала этих людей.
А они еще называют нас счастливыми, с горечью подумал он.
Он не просидел на скамейке и десяти минут, как из-за угла вынырнула «белоснежка» с двумя копами. Белая крыша патрульной машины слегка поблескивала в слабых лучах ноябрьского солнца, и он вдруг похолодел. В груди, грозя захлестнуть его с головой, волной поднимался прежний страх. Бежать? Но куда? В глубину парка? Бессмысленно, и Джонни прекрасно это понимал. Поэтому он заставил себя остаться на месте и только судорожно перебирал в памяти, что у него в карманах. Слава Богу, с облегчением вздохнул, вспомнив, что выкурил последний косяк еще вчера. Уж эти ублюдки не преминули бы сунуть его в кутузку под любым предлогом, и загремел бы за милую душу, как кое-кто из знакомых ему «котов», у кого случайно обнаружили товар. Усилием воли Джонни заставил себя сидеть на месте, с видом чудака беспечно разглядывая многоквартирный дом напротив выхода из парка и как будто не замечая, что патрульная машина притормозила у обочины и копы окинули его быстрым, внимательным взглядом. Оставалось надеяться, что ему повезет. Но нет — с противным чавканьем хлопнула дверца машины, он услышал стук каблуков по тротуару, шаги приближались, и вот две тени, длинные и узкие в лучах вечернего солнца, упали на скамью возле него.
— Дышим свежим воздухом? — осведомился один из них.
Джонни поднял глаза, стараясь изобразить на лице неподдельное изумление, хотя и понимал, что все пропало. Какое уж тут изумление, когда страх судорогой свел мышцы, превратив лицо в застывшую маску. Джонни чувствовал, как едкий запах исходит из каждой поры его тела, а уж копы чуют страх получше, чем кобели аромат течной суки. Он ослеп и оглох от ужаса, вдруг решив, что напутал и у него осталось еще немного зелья. Потом вспомнил, как выкурил последний косячок, и его немного отпустило.
— Угу, — пробормотал он немного дрожащим голосом. — Душно... вот и вышел подышать.
— А у нас вот труп объявился, — буднично сообщил второй коп.
Джонни растерянно заморгал. В эту минуту он почти ненавидел себя за то, что испугался. Откуда это дурацкое чувство, недоумевал он, ведь он чист как стеклышко?! Но недаром он родился и вырос в этом самом районе, который был плоть от плоти его. Одно присутствие копа нагоняло на него страх. Джонни не знал и не мог знать, как это — ничего не бояться, когда не чувствуешь за собой вины. Чувство это было ему незнакомо. Он бы и рад был смело смотреть им в глаза, но не мог.
— Труп? — тупо переспросил он. — Да что вы?
— А ты небось и знать об этом не знаешь? — спросил первый коп.
— Нет... нет, конечно, не знаю.
— Парня укокошили из самодельной пушки, — продолжал полицейский. — У тебя такая есть?
— Нет, — сказал он.
И почти не покривил душой. Когда-то у него и в самом деле была такая пушка, но это было давно, еще задолго до того, как копы взялись очистить район от многочисленных банд. Джонни мигом почуял тогда, что пахнет жареным. И решил, что с него хватит, закопал пушку вместе с длинным, тяжелым ножом, который на несколько дюймов превышал размеры, разрешенные законом штата. Нет, он не то чтобы остепенился — Джонни с тех пор не раз доводилось участвовать в схватках, происходивших между уличными бандами, но при этом он орудовал исключительно тяжелой бутылкой и булыжником или, взобравшись на крышу, норовил сбросить противнику что-нибудь тяжелое на голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57