Рекифес не собирался допускать ничего подобного. Мальчишка получит причитающееся, назло этой расфуфыренной офирской вертихвостке, с ее сладкими улыбочками, телохранителями и шелками!
Рекифес пнул в брюхо заволновавшуюся кобылу и приблизился к самому краю помоста.
– Салдус, – негромко, но угрожающе окликнул он. – Салдус, что ты творишь, скотина? Нализался?
– Никак нет, ваша милость! – глазки палача преданно таращились на господина дознавателя. Смысл в этих глазках напрочь отсутствовал, но вином вроде не пахло. – Как можно! Счас я этого подлеца разделаю, не хуже, чем поросенка к обеду! Не извольте беспокоиться!
– Маленькое, но досадное упущение, – еле слышно прошептала госпожа Клелия, как бы невзначай крутанув сиявшее на указательном пальце правой руки золотое кольцо с крохотными сапфирами и жемчужинами. – Пожалуй, крохотный штрих добавит выразительности.
Тяжеленный топор с грохотом отсек край дубовой колоды и вонзился в доски настила. Плешивец нетвердо качнулся на ногах, взмахнул руками, налетев на своего помощника и едва не столкнув того с помоста.
Рекифес похолодел и втянул носом воздух.
От Плешивца несло, как от разгромленной винной лавки.
Палач неуклюже сдернул с головы – облысевшей, как совершенно верно гласило его прозвище – черный колпак с прорезями для глаз и разразился дребезжащим, похожим на треск ломаемой жести, хихиканьем. Двое подручных шарахнулись от него, словно от прокаженного, и испуганно уставились на Рекифеса, ожидая приказаний.
Смешки в толпе усилились. В воздухе очертило дугу гнилое яблоко, разбившись рядом с колодой. Плешивец с преувеличенным тщанием попытался его поднять и грузно шлепнулся на корточки.
Позабытый всеми мальчишка-варвар медленно убрал руку с поверхности Гнилого Пня и огляделся. В его прищуренные глаза, только что напоминавшие холодные льдинки, возвращалась природная сообразительность, немедля давшая полезный совет: «Неважно, что стряслось, узнаешь потом. Беги! Доберись до края и спрыгни вниз».
– Мое воспитание, – с гордостью заметил Райгарх, увидев, как Малыш очень осторожно, не вставая с колен, перемещается к срезу помоста. – Ребятки, хватит ловить мух. Пошли, заберем парнишку, пока никто не очухался, и испаряемся.
Клелия, с гордостью обозрев дело рук своих, торжествующе улыбнулась. К сожалению, именно в этот момент исходивший яростью Рекифес узрел, как приговоренный пытается улизнуть с места казни и почти добился задуманного.
– Держите его! – взвыл господин дознаватель. – Эй, кто-нибудь!
Помощники окривевшего Плешивца, от души наслаждавшегося состоянием внезапно налетевшего опьянения, сорвались с места, загребли предприимчивую жертву и поволокли обратно. Мальчишка внезапно выгнулся, заехал одному из удерживавших его людей ногой под дых и попытался отделаться от второго. На помощь опешившим подручным Салдуса пришли гвардейцы из тюремной стражи, и вскоре нарушенная Плешивцем благостная картина восстановилась. Только теперь мальчишку на колоде пришлось удерживать троим – он отбивался и рычал, словно пойманное сетью животное.
Госпожа Кассиана, уверенная в том, что представление окончено, не успела ничего предпринять.
Топор перешел к помощнику экзекутора, державшему оружие так, будто оно угрожало вырваться и удрать.
– Бей! – взбешенно прошипел Рекифес. – Бей, если не хочешь остаток жизни выносить помойные ведра в Алронге!
– Зако-он!..
Обычно голос Ши Шелама ничем не отличался от голосов тысяч обычных людей, но обладал полезной способностью в тревожные моменты в точности уподобляться чему-то среднему между надрывным ревом боевой аквилонской трубы, воем взбесившейся собаки и истошным кличем одержимого похотью осла.
Сегодня настал именно такой день, но Ши потом так и не смог вспомнить, в какой миг его посетила мысль сослаться на Закон Шадизара. Идея оказалась верной и, уподобясь стреле, вошла точно в центр мишени.
– Закон! – сообразительно завизжали рядом. Кажется, Джай. – Закон Трех Ударов!
Трясущийся то ли от страха, то ли от сознания важности, момента подручный Плешивца вцепился в рукоятку топора, с усилием вытащил его из щели между досками и озадаченно покосился на Рекифеса.
Воспитанник палача знал городские традиции не хуже любого иного обывателя. Три удара, не затронувших приговоренного – это знак богов, помилование, окончательное и бесповоротное. Закон Трех Ударов не записан на пергаменте, не внесен в официальные своды, однако не оспаривается судьями и жрецами. Он просто выполняется, и горе тому, кто попробует его нарушить. Подручному Салдуса, мечтавшему занять когда-нибудь место наставника, совершенно не хотелось стать первым, кто попытался не подчиниться обычаям.
Вопли и требования соблюдения Закона крепли, разбегаясь по Воловьей площади и вновь приливом ударяясь в начавшие ощутимо подрагивать помосты. Гнедая кобыла Рекифеса сделала свечку, едва не сбросив всадника.
Клелия предусмотрительно юркнула обратно в паланкин, где сидела чуточку испуганная и восхищенная разворачивающимся зрелищем Лиа.
– Ты рубить будешь или нет? – это вдруг заговорил приговоренный, прекративший барахтаться и свирепо уставившийся на своего неудачливого палача. Конану в самом деле надоела эта кутерьма, и на смену полнейшему отсутствию чувств пришло растущее раздражение. Казнить – так казнить, а морочить голову зачем?
От неожиданности начинающий экзекутор неуклюже махнул топором, целясь неизвестно куда. Стражники, удерживавшие мальчишку, отпрянули, опасаясь получить отточенным лезвием по рукам.
Оружие блеснуло на солнце, бессильно ткнулось в колоду и, не зацепившись, упало. Плешивец громко и оскорбительно заржал, все-таки свалившись с края возвышения и приземлившись прямо под ноги Рекифесовой лошади. Там он уселся по-жабьи и захныкал, причитая: «Пятнадцать годочков тружусь… Как есть пятнадцать… Самому Гарпалу Божьей Каре голову рубил… С одного замаха… И этого, как его… Нейда Ястребка холостил – чик, и готово!.. А теперь что? Что, я вас спрашиваю?..»
Подросток-варвар озадаченно уставился на свою кисть. Возле запястья появилась набухающая кровью длинная неглубокая царапина. Он по привычке слизнул выступившие капли языком и мимолетно задумался – сколько еще ему предстоит тут околачиваться? Может, наказание уже считается законченным?
Площадь выла, голосила, кидалась в стражников булыжниками и тухлыми фруктами, поминала Закон, проклинала, требовала, клокотала и добилась-таки своего.
– Сгинь, – сквозь зубы выдавил Рекифес, здраво рассудив, что искушать судьбу дальше просто опасно. – Сгинь немедленно! Чтоб глаза мои больше тебя никогда в жизни не видели! Ну!
Второй раз повторять не пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80