С другой стороны, я никогда не был безрассудным, как некоторые, вроде Стива Миллеса. Возможно, моя цель была чуть большей, чем просто вернуться назад вместе с лошадью, но не настолько великой, чтобы швырять свое сердце через препятствие и пусть лошадь его ловит, если сумеет.
Вряд ли Виктор Бриггз мог ожидать от меня последнего в этот день. Моя вина, думал я. Более того, придется ведь делать это дважды.
С Дэйлайтом это получилось чрезвычайно просто. Он достаточно хорошо прыгал, хотя я и чувствовал его удивление по поводу того, что ментальный посыл его всадника изменился. Благодаря своим телепатическим способностям, этому замечательному шестому чувству, лошадь немедленно уловила силу моего стремления, и, хотя я и знал, что лошади и вправду настраиваются на всадника, это снова изумило меня. К определенному отклику лошади привыкаешь, поскольку они отвечают именно тебе. Когда настрой души радикально меняется, меняется и отклик лошади.
Потому мы с Дэйлайтом повели себя совершенно не свойственным нам образом, положившись скорее на волю судьбы, чем на здравый смысл. Он привык оценивать расстояние от препятствия до препятствия и соответственно увеличивать шаг, но из-за моей нетерпеливости он не стал этого делать, а просто прыгал, когда был примерно в пределах дистанции прыжка. Мы довольно сильно задели верх трех препятствий, причем он этого не слышал, а когда мы подошли к последнему, взяли его как надо, словно Дэйлайт был всего лишь бесплотным духом.
Но, как мы ни старались, скачку мы не выиграли. Хотя мы упорно рвались к финишу, более сильная, быстрая и достойная лошадь обогнала нас на три корпуса и оставила на втором месте.
Пока я в паддоке расстегивал подпруги, Дэйлайт фыркал, дергался — словом, был так возбужден, что совсем не был похож, как обычно, на смирную корову. Виктор Бриггз смотрел на нас, ничем не выдавая своей мысли.
— Извини, — сказал я Гарольду, когда мы пошли к весам.
Он хмыкнул и сказал только:
— Я подожду седло.
Я кивнул, пошел в раздевалку, чтобы заменить утяжелители, и вернулся к весам, чтобы провериться для заезда на Чейнмайле.
— Не убейся, — сказал Гарольд, забирая мое седло. — Эти просто докажет, что ты полный дурак, да и только.
Я улыбнулся.
— Люди гибнут и когда переходят через дорогу.
— Твоя работа — не несчастный случай.
Он ушел с седлом, и я заметил, что он вообще-то не дал мне указаний более спокойно вести себя в следующем заезде. Может, и он, подумал я, хочет, чтобы Виктор честно пускал своих лошадей, и если этого можно было достигнуть только так, то ладно... пусть так будет.
С Чейнмайлом все складывалось по-другому. Четырехлетний скакун был нестабилен, и то, что я с ним делал, было все равно что провоцировать юного правонарушителя на грабеж. Он был полон ярости, что заставляло его coпротивляться жокею и нырять при прыжках, кусать других лошадей, и, чтобы контролировать эту ярость, нужен был холодный разум и твердая рука — по крайней мере, я всегда так думал.
Но в тот день у него не было такого управления. У него был всадник, готовый простить ему все его агрессивные закидоны, кроме ныряния, и когда он попытался это сделать у третьего препятствия, я так вытянул его хлыстом, что почти ощутил, как он обиженно подумал: “Эй, ты на себя не похож”. Так и было.
Он сражался и взлетал, скакал и рвался вперед. Я разогнал его до его предельной скорости, до полной потери здравого смысла. Я очертя голову выворачивался наизнанку для Виктора Бриггза.
Этого было недостаточно. Чейнмайл пришел третьим из четырнадцати. Чисто. Возможно, лучше, чем кто-либо на самом деле ожидал. Его обошли только на шею. Но все же...
Виктор Бриггз без улыбки смотрел, как я снимаю седло с его второй лошади — бьющей копытом, вскидывающей голову, перебирающей ногами. Он не сказал ни слова, я тоже. Мы одинаково бесстрастно на секунду глянул друг другу в глаза, а затем я ушел взвешиваться.
Когда я переоделся и снова вышел, его нигде не было видно. Мне нужны были две победы, чтобы спасти свою работу, но я не добился ни одной. Безрассудства оказалось недостаточно. Он хотел побед. Если он не может получить гарантированных побед, он захочет гарантированных проигрышей. Как прежде. Как три года назад. Когда я и моя душа были молоды.
Страшно усталый, я пошел на встречу с Мэри Миллес в назначенном баре.
Глава 12
Она сидела в кресле, погруженная в разговор с другой женщиной, которой, к моему удивлению, оказалась леди Уайт.
— Я подойду попозже, — сказал я, приготовившись было к отступлению.
— Нет-нет, — сказала, вставая, леди Уайт. — Я знаю, что Мэри хотела поговорить с вами. — Она улыбнулась. Все ее тревоги отложились на лице морщинами, глаза ее сузились, словно от постоянной боли. — Она говорит, что вы очень помогли ей.
— Да ничего особенного, — замотал я головой.
— Она не так говорила.
Женщины улыбнулись друг другу, расцеловались и распрощались. Леди Уайт кивнула, еще раз неопределенно улыбнулась мне и пошла из бара. Я посмотрел ей вслед — худенькая, грустная леди старалась вести себя так, словно весь скаковой мир не знал о ее поражении. И все равно ей это не удавалось.
— Мы вместе учились в школе, — сказала Мэри Миллес. — В последний год там мы спали в одной спальне. Я очень привязана к ней.
— Вы знаете о... ну...
— О Дане ден Релган? Да, — кивнула она. — Не хотите ли выпить?
— Позвольте мне вас угостить.
Я принес джин с тоником для нее и кока-колу себе, и сел в кресло леди Уайт.
Бар сам по себе был приятным местечком — с бамбуковой мебелью, весь в зеленых и белых тонах. Здесь редко бывало много народу, и зачастую, как сегодня, он почти пустовал.
— Венди... Венди Уайт, — начала Мэри Миллес, — спрашивала меня, не думаю ли я, что шашни ее мужа с Даной ден Релган скоро кончатся. Но я не знаю. Не могу ей сказать. Как я могу сказать? Я ответила, что, конечно, скоро все кончится... — Она помолчала и, когда я не дал ответа, продолжила: — Как вы думаете, это прекратится?
— Нет, я не думаю.
Она мрачно поболтала лед в стакане.
— Венди сказала, что он уезжал с ней. Он взял ее на какую-то дружескую вечеринку до утра. Сказал Венди, что идет на охоту, а ей это кажется скучным. Она много лет не ездила с ним на охоту. Но на этой неделе он взял с собой Дану ден Релган, и Венди говорит, что, когда все пошли с ружьями охотиться, ее муж и Дана ден Релган остались в доме... Наверное, я не должна была вам все это рассказывать. Она слышала это все от кого-то, кто был на охоте. Не распространяйтесь о том, что я вам рассказала. Вы не будете рассказывать, да?
— Конечно, нет.
— Для Венди это все так ужасно, — сказала Мэри Миллес. — Она думала, что все давным-давно кончилось.
— Все кончилось? Я-то думал, только что началось.
Она вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71