ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Так уж у нас, бандитов, принято, извини. Ты, вон, какой шустрый, как электровеник. Надо испугать тебя для профилактики, волю сломить, ну и всякое такое. Прошу вас, сэр пройти в мой персональный ад! Добро пожаловать!
И приглашая, простер, собака, ладони в сторону пещеры.
Глава 3. Кобра, лисенок и птица. – В печень и в лоб. – Бедный Фархад... – А вдруг он бешеный? – Я все равно тебя сломаю! – Склеп и сожители.
Фархад лежал на спине посереди пещеры. Лежал с плотно закрытыми глазами. Ему не хотел видеть того, что находилось в руках его мучителей и то, что они с ним делали. Время от времени он истошно кричал. Он кричал, когда кобра впивалась ему в красный распухший нос и когда казалось, что она вот-вот вопьется ему в нос.
– Ты же сказал, что отпустишь его? – импульсивно обернулся я к председателю бандитов.
– У змеи нет яда... – ответил Харон, запечатлевая муки Фархада неизвестно откуда взявшейся телекамерой. – Ей повредили железы, чтобы она убивала как собака, укусами. Восток – жесток, что тут поделаешь... Жесток и изобретателен.
Я понял, что стою на пороге ада. Не ада вообще, не ада, в котором кого-то мучают, а персонального ада. И проговорил дрогнувшим голосом:
– Занятно! А что ты со мной собираешься делать?
– Не знаю еще... Да ты не беспокойся, дорогой, они придумают, – кивнул он на своих подручных, сидевших на корточках вокруг бедного Фархада. – Они в этом деле бо-о-льшие специалисты.
Последнее слово он произнес подчеркнуто уважительно. Я, сжавшись от страха, посмотрел на «специалистов».
Один из мучителей, краснобородый, рябой, в серых одеждах и видавших виды адидасовских кроссовках, сидел на корточках, держа в руках болшой глиняный горшок, в котором пряталась кобра, время от времени молниеносными бросками достигавшая носа моего несчастного коллектора.
Второй – в белых штанах, изношенном свитере; тощий, желтый, борода клочьями, плешивый, голова в струпьях, – обеими руками держал за туловище молоденького обезумевшего лиса, со всех сил тянувшегося окровавленной мордочкой к обнаженному бедру истязаемого. Время от времени тощий позволял животному хватануть немного живой плоти.
Третий, – мужичок с ноготок с окладистой бородой, в стеганом среднеазиатском халате и остроносых калошах, – сидел спиной ко мне. Подойдя поближе, я увидел, что у него на запястье сидит небольшая (размером со среднюю ворону) хищная птица с загнутым вниз противным клювом. На голове у нее был колпак. Заметив мое внимание, мужичок с ноготок снял его и, то ли сапсан, то ли коршун (я не силен в птичьей систематике), молниеносно слетел на Фархада, вцепился когтями ему в живот, прикрытый футболкой (вся в пятнах крови, изодранная предыдущими налетами) и принялся яростно клевать куда попало. Лисенок, испугавшись сотрапезника, подался назад и нехотя спрятаться меж колен своего хозяина. А вот кобра чуть не оплошала – не успела ее голова показаться из горшка, как птица, забыв о Фархаде, бросилась на ненавистную ей тварь...
– Вот такой у нас зоологический аттракцион, понимаешь, – сказал Харон, подойдя и положив мне руку на плечо. – Я позаимствовал его на время у моего друга Абубакра-бея, местного вождя. Но тебе предстоит другое испытание – животные, к сожалению, уже почти насытились.
Я ударил его локтем в печень, сокольничему досталось правой в висок, заклинатель змей получил носком ботинка в подбородок, а плешивый и со струпьями на голове, ну, тот, который был с лисенком, вырубил меня. Не знаю, чем он меня ударил, но, когда я очнулся, на лбу у меня хозяйничала огромная кровоточащая шишка.
Но были и приятные новости. Оказывается, сокольничий весьма неодобрительно отнесся к удару в висок и скоропостижно скончался. А заклинатель змей сидел в углу пещеры с переломанной челюстью. Сидел с переломанной челюстью благодаря моему любимому преподавателю, профессору, доктору геолого-минералогических наук Дине Михайловне Чедия. Как-то на третьем курсе, на лекции по палеонтологии она сказала, что у человека на седловине нижней челюсти от древних предков (кажется, от рыб, сейчас точно не помню) осталась редуцированная хрящевая перемычка, сказала и посоветовала в случае необходимости бить прямо в нее – сломается моментом.
Увидев, что я очнулся, Харон подошел ко мне, сел на корточки и принялся смотреть в глаза. Оценивал, наверное, мой морально-волевой уровень.
– Со второй попытки я от твоей шайки оставлю только рожки да ножки, – выцедил я.
– Верю, – закивал он головой. – И потому постараюсь, чтобы ее не было. Так с чего начнем?
– А может не надо? Не люблю я эти пытки, прямо воротит... Фархада отвезли к посту?
Харон уставился в горизонт и сказал: «Да».
– Это вы зря... Он же солдат сюда приведет.
– Не приведет... Он умер.
– Умер? Жалко парня... – представив Фархада мертвым, искренне посочувствовал я. – Не вредный был человек, мягкий. Так бедняга и не успел себе на жену и дом накопить...
– Он уже среди гурий небесных тусуется и дом ему теперь не к чему...
– И то правда. Жаль, что я не мусульманин.
– Это мы тебе быстро устроим, – усмехнулся Харон и, достав нож из ножен, провел подушечкой большого пальца по острию.
Нож был остр, как бритва и у меня в паху все съежилось.
– Расстегивай, давай, ширинку, – сказал бандит, насладившись моей оторопью.
– Да ладно уж... – махнул я рукой. – Перебьюсь как-нибудь без гурий, тем более, что спать с девственницами – это сплошная тоска.
И поспешил перевести разговор на другую тему:
– Ахмед не вернулся?
– Нет, он позвонил... Губернатор теперь все знает. Требует свидетельств, что ты жив...
– На камеру снимать будешь?
– Да, – ответил Харон, профессиональным взглядом оценивая мою фотогеничность.
– Я плохо получаюсь...
– Да, ты прав, видел тебя по захеданскому телевидению. Но это не страшно. Даже наоборот, хорошо. Ну, так с чего начнем?
– Давай с лисенка... – решил я поберечь нос и печень. – Он, что, дрессированный у вас?
– Да, человечиной его кормим. Но не часто, сам понимаешь, не каждый день такая удача, и потому он вечно голодный...
– Ну, валяйте тогда. Только у меня просьба – лица и половых органов не трогайте. Не надо сердить мою жену.
– Я звонил ей недавно... Она о том же просила. Сказала: «Оставьте их для меня».
– Шутишь?
– Как хочешь, – равнодушно пожал плечами Харон, и сделал приглашающий жест плешивому. Тот встал, с превеликой осторожностью достал из брезентового мешка лисенка и подошел ко мне.
Если сказать, что я чувствовал себя не в своей тарелке, значит, ничего не сказать. С давних пор я относился к боли без особого трепета – знал, что терпеть ее можно достаточно долго. И если загнать страх быть искалеченным куда подальше, то боль перестает восприниматься, как нечто ужасное.
Но в данный критический момент полностью распорядится своим страхом, расправиться с ним, я не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86