Время текло почти ощутимо, как в замедленной съемке. Бертини не бежал, а приближался этакими элегантными балетными па и, чуть-чуть перекинув корпус справа налево, уже собирался ударить. «Готовится пробить правой в левый угол, рассчитывает, что я не поверил и метнусь вправо, а он ударит, как и задумал», – мысленно подсчитал Рослов и одновременно с ударом Бертини прыгнул по диагонали влево. Выброшенные руки стиснули мяч почти под балочкой. Еще мгновение, и Рослов, ускользнув от набежавшего Чаррела, выбросил мяч защитнику. Звук включился – стадион содрогался от аплодисментов. «А ведь это английский стадион», – подумал снова отключившийся Рослов-математик: он вдруг впервые за полтора часа разглядел английских полисменов у английских реклам на бортиках, окаймлявших зеленое поле. «Должно быть, лондонский или манчестерский. Интересно, откуда с такой точностью воспроизвел Селеста эти картинки?»
Еще секунда отдыха, пляска мяча в центре поля, завершенная новой параболой к штрафной площадке «белых», и, наконец, грустный свисток и нехотя, с явным неудовольствием поднятые вверх руки судьи. Матч окончен. И снова погас звук, а на зеленое поле и умолкший амфитеатр трибун медленным наплывом надвинулась все поглотившая синь океана и парусиновый тент над белым коралловым рифом.
Все по-прежнему сидели за столиками с пустыми и полными бокалами, недоеденными сандвичами и жестянками с пивом, извлеченными из размагниченной кучи. Сидели тесно вокруг Крейгера, по-прежнему неподвижного и похожего на Будду, усевшегося на европейский стул. Ветреная морская прохлада оставляла на губах привкус горькой, слабительной соли. Как после ночного кошмара, никак не удавалось стряхнуть сковавшее разум оцепенение.
– Так не бывает, – вдруг сказал кто-то.
Рослов спрятал понимающую улыбку:
– Почему?
– Потому что это бред. Наркоз. Сумасшествие. Я еще ни разу в жизни не ударил ногой по мячу.
Несогласованный хор пропел: «…И я!»
– Кстати, у нас в Калифорнии вообще не играют в европейский футбол, – сказал Чаррел. – А у меня почему-то все получалось.
– И как получалось! – вспомнил Рослов. – Я еле взял ваш мяч со штрафного.
– А мой? – подмигнул Бертини. – Я был почти уверен, что обману – не угадаете направления. Не вышло.
– А вы убеждены, что били по воротам именно вы, Джузеппе Бертини?
– Не совсем. Иногда мне казалось, что вместо меня играет кто-то другой.
– Я знал это точно, – сказал Пуассон, – все время знал, только не мог ничего скорректировать. Он корректировал за меня. А я, как дух Божий, витал над полем.
– Не врите!
Это произнес хладнокровно и уверенно очнувшийся Будда – Крейгер, о котором все уже успели забыть.
– Не врите, – повторил он своим, а не деревянным голосом ретранслятора.
– Духом Божьим был я, а не вы. Это я витал над полем, а всех вас подключил к игрокам матча на межконтинентальный кубок между «Сантосом» и «Арсеналом» в прошлом году. А политическое обострение спортивной ситуации взял из фильма «Смерть на футбольном поле», который снял с рецепторов Рослова. Далее все развивалось как саморегулирующаяся система, точно передающая информацию о поведении игрока на поле и зрителей на трибунах. Мне как раз ее не хватало.
– Почему вам? – сердито спросил Мак-Кэрри.
– Потому что я был Богом, всемогущим и всеведущим.
– Глупости, Крейгер, – оборвал его Мак-Кэрри. – Сейчас вы вообще не помните, что могли и что ведали. А тогда могли, да и то не так много. Фильм видели глазами Рослова, а игроков и обстановку записали с прошлогодних телевизионных экранов, газетных отчетов и впечатлений волновавшихся тренеров. А игре предоставили стихийное самостоятельное развитие. И учтите: не вы, а Селеста. Он только подключил вас к себе. Воспользовался вашими и нашими нейронами, чтобы профильтровать через них необходимую ему информацию.
– Сэр Сайрус – романтик, – послышался смешок Баумгольца, – а я – неисправимый реалист. Почему не предположить, что мы все находились в состоянии некоего извне управляемого гипносна?
– Кто же управлял вашим судейством, герр Баумгольц? – ехидно спросил Шпагин, подмигнув Рослову. – Может быть, ваши политические симпатии? Тогда при чем здесь «гипно»?
Громовой бас Джона Телиски оборвал дискуссию:
– Стоп! Мы не футболисты и не спортивные комментаторы. Установлено главное – феномен Селесты. Есть неверующие?
Ни один голос не откликнулся, промолчал даже несговорчивый Баумгольц.
– Тогда сформулируем заключительное коммюнике, приняв за основу меморандум Мак-Кэрри.
– Здесь?
– Конечно. О хозяине дома следует говорить только в его присутствии.
21. БУМ ВОКРУГ СМАЙЛИ
Эхо открытия на Бермудах, несмотря на всю его сенсационность, было не слишком громким. «Сенсации не живут долго. Их надо замораживать или подогревать», – сказал Генри Менкен, один из американских газетных философов, в начале тридцатых годов. Будущее его не опровергло. Ко времени прибытия в Гамильтон инспекционной комиссии ЮНЕСКО о Невидимке с поэтическим именем Селеста писали не больше, чем о летающих тарелках или о снежном человеке. Только мыло «Селеста», сигареты «Селеста» да туалетная бумага под тем же девизом еще доносили эхо открытия до забывающей его публики.
Обращение комиссии ко всем правительствам и научным организациям мира вернуло сенсацию на газетные полосы и телеэкраны. Состоялись экстренные заседания кабинетов министров и дебаты в парламентах, обсуждавшие проблему возможных ассигнований, хотя необходимость в чудо-информарии и связанных с ним проектах все еще ставилась под сомнение. Только социалистические страны единодушно согласились с проектом «Селеста-7000», объединившим и непосредственное изучение феномена, и практическое использование его в целях научного прогресса. На Западе же этим проектом по-настоящему заинтересовались только в научных кругах, да и то находились умы, высказывания которых мало чем отличались от печально знаменитого: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
Соотечественник Баумгольца профессор Крамер из Мюнхена пошел даже дальше своего коллеги. Он прямо заявил одному из газетных корреспондентов, что «не верит в супермозг, состоящий из молекул воздуха».
– Но это не молекулы воздуха, профессор, – возразил журналист. – Это какой-то новый вид энергии, пока еще незнакомый нашей науке.
– Энергия, не зафиксированная приборами? Чушь!
– Вы ошибаетесь, профессор. Магнитные явления на острове были зафиксированы приборами инспекционной комиссии ЮНЕСКО.
– Я не участвовал в этой комиссии.
– Но вас приглашали участвовать, профессор.
– Милый юноша, – покровительственно усмехнулся Крамер (именно в таких выражениях и заключил свое интервью газетный корреспондент), – если завтра кто-то отыщет черта, который взмахом хвоста зашкаливает амперметр, я все равно не поеду проверять его существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79