Он прибыл сюда с тобой. Ты считаешь его виртуальным в первом значении, тобою названном?
Куда делся очкарик из камеры?.. Профессорские круглые очки оказались работающей деталью: рядом с Черновым сидел уверенный в себе и своём знании человек, эрудированный, умный, в меру наглый и в меру ироничный, а что до тюремной одежонки, так ведь и Чернов, считавший себя тоже умным и эрудированным, не в нобелевском фраке красовался. Два сапога – пара…
Впрочем, не исключено – он себе польстил: насчёт двух сапог…
– Нет, конечно, – тем не менее ответил Чернов. – Во-первых, солипсизм мне чужд, я привык доверять своим ощущениям, а этот город, ставший в вашем МВП… я правильно произношу?.. аттракционом, мною, так сказать, исхожен, ощупан и, главное, он – причина моей заботы… Но поверь, Зрячий или Старший, не знаю, как мне тебя называть, поверь, что всякий термин несёт в себе смысл. Я лишь назвал возможные по определению. Теперь подтверди либо опровергни любой из них или дай третий.
Ну чем он был сейчас хуже Зрячего? Два, знаете ли, учёных человека всегда улучат минутку-другую, чтоб обменяться взвешенными мнениями о том или ином научном или ненаучном явлении…
– А если нет третьего? – спросил Зрячий. – Если верны все варианты – а их может быть десятки или сотни! – и выбрать единственный невозможно?.. Ты ищешь в слове, произнесённом вечный смысл, но разве смысл слова вечен? Ты измерил своим сознанием причину заботы, свой город-странник, город-свою-ношу, но разве твоё сознание константно? Всё приходит, и всё проходит, поток времени стремителен и непредсказуем, и уж тем более нельзя держаться в этом потоке за слова: их уносит, как щепки… Смотри, смотри… – Он повёл джойстиком, и невидимые камеры слежения полетели вниз, нырнули в улицы, которые исходил, как он заявил, Чернов.
Если иметь в виду его полубессознательное хождение «сквозь строй», когда горожане отдавали ему свою силу, то и впрямь исходил, пусть так будет.
А сейчас он увидел группы туристов, более-менее равноудаленно друг от друга мигрирующие по улицам. Были и японцы, но, наверно, уже другие: те, что первыми вошли в Вефиль, давно переместились к иным аттракционам. Были и негры – то ли местные, то ли из чёрной Африки, если имелась в этом ПВ таковая. Были и белокожие – смуглые дети Юга и бледные дети Севера, и детям этим было от семи, как говорится, до семидесяти: аттракционы в Парке – развлечение семейное, вневозрастное. Летали и сверкали камеры, туристы вовсю фотографировались на фоне вефильских домов и с самими вефильцами фотографировались, а те охотно и даже радостно – на экране видно было всё преотменно! – обнимались с неведомыми пришельцами, вставали в положенные позы, улыбались. И ещё шёл на улицах натуральный обмен. Со стороны вефильцев – лишние (а может, и не лишние вовсе!) миски-кружки из глины, домотканые рубахи вроде той, в которой сидел Чернов, плетёные шляпы-вьетнамки, попавшие в город из некогда братского Панкарбо, и красные шали оттуда же, и свистульки из глины, и ещё что-то… А в обмен туристы щедро втюхивали горожанам пёстрые майки со всевозможными надписями на всевозможных языках, выкидные ножи (они-то, кстати, в вефильских хозяйствах лишними не окажутся…), бейсболки и цветные козырьки от солнца, какие-то прозрачные шары и пирамиды с меняющимися внутри изображениями, шейные и головные платки, складные многолезвенные ножи – короче, то добро, что продаётся в любом парке увеселений любого большого и малого города любой страны. В том числе и виртуальной.
А вот камера поймала площадь перед Храмом, мелькнуло испуганное (почему?) лицо Кармеля-Хранителя, и сразу же всплыл ответ на «почему?». На площади назревала драка. Какие-то юнцы из туристов привязались к трём вефильским девушкам, вышедшим поглазеть на пришлецов и получить от них какой-нибудь подарочек. А неслабые парни-вефильцы, оказывается, спрятали мечи недалеко. Они – мечи, а не парни, вестимо, – взлетели над толпой, разгоняя летающие туристские камеры, но – лишь угрозой взлетели. Толпа, до сего мига с острым любопытством следящая за начинающимся конфликтом, мгновенно подалась назад, оставив в круге пятерых туристов, сбившихся в стайку, и около десятка молодых вефильцев с мечами. Драка ещё не началась, она лишь зрела в гудящей с экрана картинке. Слышались классические «fuck you» и «shit» – с одной стороны, видимо, англоязычной, и никому, кроме хозяев, непонятные «хазир» и «тэмбэль» – с другой. Чернову казалось, что в руках туристов ничего не было – только пустые сжатые кулаки. Но нет, ошибся он! Какое-то сказанное одним из вефильцев слово, не пойманное Черновым, и – тут же резко выброшенная вперёд рука туриста, сверкнувший в секундном полёте крошечный непонятный предмет, короткий и страшный вскрик, кровь, сразу же залившая лицо вефильца… Он кулём упал, вовремя подхваченный товарищами, остальные бросились вперёд с мечами наперевес, и – вновь короткие летящие молнии, рассекшие воздух. И все вефильские парни, оставшиеся девять, попытавшиеся отомстить за друга, как пулей скошенные свалились в уличную пыль, схватились руками – кто за лицо, кто за грудь, кто за живот… И тогда медленно, но неотвратимо и грозно на немногочисленных всё же по сравнению с хозяевами туристской пошла вефильская молчаливая толпа. И мечи были в руках у мужчин, и камни, и тяжёлые металлические прутья, полученные от соседей из Панкарбо, может, тоже от Зрячего, от коллеги сидящего рядом с Черновым очкарика полученные… Знал ли он, Кузнец, для чего их ковал?..
А на площадь с неба уже падали крохотные чёрные яйца – точь-в-точь такие, как унёсшее Чернова в тюрьму. А из них выпрыгивали здоровенные орлы в чёрном, с бляхами на груди, с буквами «SS», более похожими на параллельные молнии – как у настоящих эсэсовцев из недавнего прошлого черновского ПВ. Чем-то хитрым они были оснащены или вооружены, не только трубками, похожими на фонарики «Maglite», а может, это «фонарики» и поработали, но только народ на площади волшебно застыл – все сразу, а те, кто подбегал к площади с окрестных улиц, словно натыкались на некую преграду, бились об неё и не могли прорвать…
– Карракс стафф, – то ли объяснил случившееся, то ли выругался Зрячий.
Чернов не понял ни объяснения, ни ругани. Да и не рвался понять.
– Что с ними? – Он подался к экрану.
– Да живы все, скорее всего живы, – успокоил его Зрячий. – Обычная здесь драчка, обычная мера пресечения. Сейчас копы повяжут «мастифов», отвезут в жандармерию, завтра – суд и скорее всего чистка памяти… А как увезут, снимут пара-поле, и аттракцион продолжит работу. Финита… А ты, Бегун, говоришь – виртуальность… Кровь-то настоящая. И к тому же не исключаю, что кто-то из раненых не сможет уйти с тобой дальше по назначенному Пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Куда делся очкарик из камеры?.. Профессорские круглые очки оказались работающей деталью: рядом с Черновым сидел уверенный в себе и своём знании человек, эрудированный, умный, в меру наглый и в меру ироничный, а что до тюремной одежонки, так ведь и Чернов, считавший себя тоже умным и эрудированным, не в нобелевском фраке красовался. Два сапога – пара…
Впрочем, не исключено – он себе польстил: насчёт двух сапог…
– Нет, конечно, – тем не менее ответил Чернов. – Во-первых, солипсизм мне чужд, я привык доверять своим ощущениям, а этот город, ставший в вашем МВП… я правильно произношу?.. аттракционом, мною, так сказать, исхожен, ощупан и, главное, он – причина моей заботы… Но поверь, Зрячий или Старший, не знаю, как мне тебя называть, поверь, что всякий термин несёт в себе смысл. Я лишь назвал возможные по определению. Теперь подтверди либо опровергни любой из них или дай третий.
Ну чем он был сейчас хуже Зрячего? Два, знаете ли, учёных человека всегда улучат минутку-другую, чтоб обменяться взвешенными мнениями о том или ином научном или ненаучном явлении…
– А если нет третьего? – спросил Зрячий. – Если верны все варианты – а их может быть десятки или сотни! – и выбрать единственный невозможно?.. Ты ищешь в слове, произнесённом вечный смысл, но разве смысл слова вечен? Ты измерил своим сознанием причину заботы, свой город-странник, город-свою-ношу, но разве твоё сознание константно? Всё приходит, и всё проходит, поток времени стремителен и непредсказуем, и уж тем более нельзя держаться в этом потоке за слова: их уносит, как щепки… Смотри, смотри… – Он повёл джойстиком, и невидимые камеры слежения полетели вниз, нырнули в улицы, которые исходил, как он заявил, Чернов.
Если иметь в виду его полубессознательное хождение «сквозь строй», когда горожане отдавали ему свою силу, то и впрямь исходил, пусть так будет.
А сейчас он увидел группы туристов, более-менее равноудаленно друг от друга мигрирующие по улицам. Были и японцы, но, наверно, уже другие: те, что первыми вошли в Вефиль, давно переместились к иным аттракционам. Были и негры – то ли местные, то ли из чёрной Африки, если имелась в этом ПВ таковая. Были и белокожие – смуглые дети Юга и бледные дети Севера, и детям этим было от семи, как говорится, до семидесяти: аттракционы в Парке – развлечение семейное, вневозрастное. Летали и сверкали камеры, туристы вовсю фотографировались на фоне вефильских домов и с самими вефильцами фотографировались, а те охотно и даже радостно – на экране видно было всё преотменно! – обнимались с неведомыми пришельцами, вставали в положенные позы, улыбались. И ещё шёл на улицах натуральный обмен. Со стороны вефильцев – лишние (а может, и не лишние вовсе!) миски-кружки из глины, домотканые рубахи вроде той, в которой сидел Чернов, плетёные шляпы-вьетнамки, попавшие в город из некогда братского Панкарбо, и красные шали оттуда же, и свистульки из глины, и ещё что-то… А в обмен туристы щедро втюхивали горожанам пёстрые майки со всевозможными надписями на всевозможных языках, выкидные ножи (они-то, кстати, в вефильских хозяйствах лишними не окажутся…), бейсболки и цветные козырьки от солнца, какие-то прозрачные шары и пирамиды с меняющимися внутри изображениями, шейные и головные платки, складные многолезвенные ножи – короче, то добро, что продаётся в любом парке увеселений любого большого и малого города любой страны. В том числе и виртуальной.
А вот камера поймала площадь перед Храмом, мелькнуло испуганное (почему?) лицо Кармеля-Хранителя, и сразу же всплыл ответ на «почему?». На площади назревала драка. Какие-то юнцы из туристов привязались к трём вефильским девушкам, вышедшим поглазеть на пришлецов и получить от них какой-нибудь подарочек. А неслабые парни-вефильцы, оказывается, спрятали мечи недалеко. Они – мечи, а не парни, вестимо, – взлетели над толпой, разгоняя летающие туристские камеры, но – лишь угрозой взлетели. Толпа, до сего мига с острым любопытством следящая за начинающимся конфликтом, мгновенно подалась назад, оставив в круге пятерых туристов, сбившихся в стайку, и около десятка молодых вефильцев с мечами. Драка ещё не началась, она лишь зрела в гудящей с экрана картинке. Слышались классические «fuck you» и «shit» – с одной стороны, видимо, англоязычной, и никому, кроме хозяев, непонятные «хазир» и «тэмбэль» – с другой. Чернову казалось, что в руках туристов ничего не было – только пустые сжатые кулаки. Но нет, ошибся он! Какое-то сказанное одним из вефильцев слово, не пойманное Черновым, и – тут же резко выброшенная вперёд рука туриста, сверкнувший в секундном полёте крошечный непонятный предмет, короткий и страшный вскрик, кровь, сразу же залившая лицо вефильца… Он кулём упал, вовремя подхваченный товарищами, остальные бросились вперёд с мечами наперевес, и – вновь короткие летящие молнии, рассекшие воздух. И все вефильские парни, оставшиеся девять, попытавшиеся отомстить за друга, как пулей скошенные свалились в уличную пыль, схватились руками – кто за лицо, кто за грудь, кто за живот… И тогда медленно, но неотвратимо и грозно на немногочисленных всё же по сравнению с хозяевами туристской пошла вефильская молчаливая толпа. И мечи были в руках у мужчин, и камни, и тяжёлые металлические прутья, полученные от соседей из Панкарбо, может, тоже от Зрячего, от коллеги сидящего рядом с Черновым очкарика полученные… Знал ли он, Кузнец, для чего их ковал?..
А на площадь с неба уже падали крохотные чёрные яйца – точь-в-точь такие, как унёсшее Чернова в тюрьму. А из них выпрыгивали здоровенные орлы в чёрном, с бляхами на груди, с буквами «SS», более похожими на параллельные молнии – как у настоящих эсэсовцев из недавнего прошлого черновского ПВ. Чем-то хитрым они были оснащены или вооружены, не только трубками, похожими на фонарики «Maglite», а может, это «фонарики» и поработали, но только народ на площади волшебно застыл – все сразу, а те, кто подбегал к площади с окрестных улиц, словно натыкались на некую преграду, бились об неё и не могли прорвать…
– Карракс стафф, – то ли объяснил случившееся, то ли выругался Зрячий.
Чернов не понял ни объяснения, ни ругани. Да и не рвался понять.
– Что с ними? – Он подался к экрану.
– Да живы все, скорее всего живы, – успокоил его Зрячий. – Обычная здесь драчка, обычная мера пресечения. Сейчас копы повяжут «мастифов», отвезут в жандармерию, завтра – суд и скорее всего чистка памяти… А как увезут, снимут пара-поле, и аттракцион продолжит работу. Финита… А ты, Бегун, говоришь – виртуальность… Кровь-то настоящая. И к тому же не исключаю, что кто-то из раненых не сможет уйти с тобой дальше по назначенному Пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110