ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Они просто слушаются Семена Афанасьевича. А Семен Афанасьевич просто для воспитания… разве я не понимаю?
Галя смеется:
– Плохо же ты знаешь Семена Афанасьевича! Он если и хочет что скрыть, так не умеет…
Ну нет, выслушивать рассуждения насчет своего характера я не намерен. Закрываю папку с бумагами, выхожу на крыльцо и не торопясь шагаю мимо Гали и Разумова. Застигнутые врасплох, они умолкают. Выглядят они при этом довольно забавно.
…Вечер. Галя укладывает ребят. Костик прыгает в кровати и хохочет, когда ему удается вывернуться из Галиных рук. Леночка молча, пыхтя и отдуваясь, стаскивает с себя платье, но когда я пытаюсь ей помочь, она заявляет:
– Сама! Я сама!
– Мне кажется, – говорит вдруг Галя, – он не успокоится, пока не разъяснится эта проклятая история…
И хотя перед этим мы говорили о том, что башмаки у Костика и Леночки окончательно развалились и надо же наконец выбрать время и купить новые, я тотчас понимаю, о ком и о чем идет речь.
31. КОРОЛЬ ИЗОБРЕТАЕТ
Приехал Гриша Лучинкин, ладный и аккуратный в своей юнгштурмовке. Мы рады ему, как старому знакомцу. А спутники его на сей раз – три паренька, такие серьезные и независимые, что я сразу вспоминаю Таню Воробьеву. Уж не знаю почему, но, как видно, все пионерские делегаты на первых порах чувствуют себя по меньшей мере наркомами при исполнении служебных обязанностей. Наши прямо подавлены их строгостью и холодностью. Один пионер – маленький, плотный, в очках – все время важно поджимает губы, отчего еще круглее становятся его толстые, совсем ребячьи щеки. Другой – повыше и потоньше; он успел сильно загореть, и его темно-русый чуб заметно выцвел на солнце; брови у него сросшиеся, да он еще все время хмурит их, так что вид у него уж вовсе неприступный. Но внушительнее всех держится самый серьезный и, видимо, самый старший из пионеров – грудь его украшает не только пионерский галстук, но и комсомольский значок, в руках – туго набитый портфель. Сам он скуластый, зеленоглазый, с наголо остриженной круглой, как шар, головой.
– Полосухин, – представляется он. – Мне поручено вести переговоры. Мы просили бы, товарищ заведующий, собрать лиц, которые с вашей стороны будут отвечать за проведение военно-спортивной игры.
«Лица» собраны в мгновенье ока: председатель совета Жуков, командиры отрядов и Дмитрий Королев. Все чинно усаживаются в клубе вокруг стола и с нескрываемым почтением смотрят, как строгий Полосухин вынимает из портфеля какие-то бумаги. Пока только одно согревает воздух: знакомая дружелюбная усмешка в глазах Гриши.
– А у нас теперь есть «Друг детей». Мы теперь все – друг детей, – говорит Петька: без него, без нашего главного связиста, разумеется, и здесь не обошлось.
Полосухин не обращает на него ни малейшего внимания, но Гриша – тот говорит:
– Это хорошо. Я передам Тане Воробьевой – она интересовалась, даже велела спросить.
– Вот список пионеров нашего района, которые остаются на лето в Ленинграде и объединяются в одну базу, – выждав, когда кончится этот диалог, говорит Полосухин. – Нас сто человек, вас восемьдесят. Но вы не должны смущаться нашим численным превосходством, поскольку у вас есть другие преимущества: вы постоянно живете в этом районе и сможете изучить его досконально.
Гриша прикусил губу и смотрит в окно. Мне тоже стоит немалого труда не засмеяться. Но мои слушают речь Полосухина, как откровение. Они сознают, что никто из них не сумел бы говорить так великолепно, такими умными и звучными словами: «досконально»…
– В начале августа мы выедем сюда в лагерь на две недели. В течение первой недели мы ориентируемся, а затем сообща назначим день для открытия военных действий. До этого – не скрою – мы зашлем сюда свою разведку и изучим местность. Вот карта вашего района, которую мы составили по кое-каким предварительным данным.
И он разложил на столе карту, сделанную детской, но, несомненно, уверенной и искусной рукой. Зеленая, голубая, коричневая краски положены ровно и тщательно, условные знаки нанесены тушью, тонким пером. Онемев, мои ребята склонились над картой, а строгий Полосухин, очень довольный произведенным впечатлением, карандашом показывал нам наш парк, поляну, дом, речку за парком, овраг, железную дорогу…
Король стал чернее тучи. Саня тоже нахмурился, но сохранял видимость спокойствия. Зато Петька совсем потерял себя от огорчения. Он вертелся на стуле, вздыхал, шмыгал носом, и глаза его стали не просто горестными, но поистине трагическими.
– Вот примерно та территория, которую мы выбрали для расположения наших частей. – И Полосухин обвел карандашом соответствующее место на карте.
«Территория» была выбрана с умом: по соседству с речкой, в дальней части леса.
– Та-ак… – протянул Король.
– А у нас к вам большая просьба, товарищи детдомовцы, – сказал Гриша. – Конечно, подготовку к военной игре надо вести в секрете, но скажу вам прямо: нам не хватит десятка флажков для сигнализации и десятка ружей. Нельзя ли и то и другое сделать в вашей мастерской? Мастерская школы, где сейчас находится наша база, в ремонте, и нам трудновато работать.
– Как, Алексей Саввич, – спросил я, – осилим?
– Осилим, я думаю… нас немного связывает ремонт школьной мебели и заказ колхоза имени Ленина, но надо поднажать…
– Поднажмем! – решительно сказал Саня.
– Я думаю, – снова заговорил Гриша, – нам надо будет встретиться через несколько дней, уточнить все подробности. А насчет ружей, можно считать, договорились?
– Договорились!
– Сколько у нас до поезда?
– Полтора часа.
Гриша обвел глазами моих и остановил взгляд на Сане:
– Ну что же, может, покажете нам ваши владения?
– А что… конечно… пожалуйста!
Пионеры сорвались с места, словно воробьи, по которым выстрелили из рогатки. Непостижима была разница между плавным «досконально», «изучение местности» и азартным видом, с каким они выбежали из клуба и затормошили наших, требуя, чтобы им скорее показали все-все! Они выспрашивали о каждой мелочи, заглядывали во все закоулки, поистине «досконально» исследуя и наши мастерские, и парк, и дом, и гимнастический городок. Петька, конечно тоже сопровождавший их, еще долго не мог опомниться после этого внезапного превращения. И вечером, когда мы собрались на совет детского дома, он только таращил глаза и все повторял:
– Ишь ты! Ишь какие… ка-акие они! А Генка-то… он у них сквозь землю видит!
– А ведь верно, Семен Афанасьевич! – поддержал Сергей. – Они такие, ребята эти… Они только сперва задавались, а потом ничего. И понимают здорово, всё углядели, что и как. Геннадий этот у них… вот который речь говорил… Полосухин. Он здорово соображает!
– Геннадий ничего, – подтвердил и Король. – А вот в очках… как его… Шурка, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100