Уилл замолчал.
То, что он видел, очень напоминало самоубийство. То, что случилось с его отцом.
* * *
На следующее утро Майкл Капуто пришел в отель, где жила Сюзанна. Он хотел попрощаться с ней, пожелать счастливого возвращения домой и — кто знает? — может быть, получить сладкую награду. Сюзанна не снимала трубку телефона, не ответила она и на стук в дверь.
В конце концов ему удалось убедить менеджера открыть номер. «Наркотики, — думал Капуто. — Черт бы ее побрал. Ну почему так получается, что едва ли не каждая красивая женщина превращается в проблему с головной болью?»
Он обнаружил свою ведущую актрису обнаженной, сильно изрезанной, без сознания, но живой. Кто-то приковал ее наручниками к кровати. Прошло полгода, прежде чем Сюзанна Пурсель смогла сняться в следующем фильме, а ее крупные планы уже никогда не были теми же, что раньше.
Сюзанна поклялась сначала Капуто, а потом полиции, что Уилл Шеппард не имеет к этому никакого отношения. Больше она ничего не сказала. Никаких обвинений выдвинуто не было.
И никому ни слова.
Вот как сильно он ее напугал. Сюзанна уже не сомневалась, что Уилл Шеппард способен на убийство. И вообще на все.

Книга четвертая
Обратная сторона луны
Глава 65
Я не убийца.
Я никогда никого не убивала.
Так я говорю себе, повторяю снова и снова.
Едва мы вошли в здание суда, как все, кто там был, повернулись и уставились на меня. Дыхание сбилось. Я чувствовала, что схожу с ума. Может быть, уже сошла. Полицейские из тюрьмы и команда моих верных и дорогих адвокатов окружили меня плотным кольцом. Клаустрофобия. Я вспомнила, как лежала, скрючившись, в тесном пространстве под верандой дома в Вест-Пойнте. Все ужасы, прошлые и нынешние, соединились, смешались здесь.
Шел дождь, и сотни людей, по большей части с черными зонтами, но некоторые с синими и красными, повернулись в мою сторону, чтобы, пусть мельком, посмотреть на так называемую знаменитую убийцу.
Сердце разрывалось при мысли, что дети увидят меня такой — в наручниках, с большой алой буквой "У" на груди.
Мы прошествовали по коридору и поднялись по лестнице в зал судебных заседаний, где нас уже ожидал судья Эндрю Сассман — крупный мужчина, примерно в шесть футов и шесть дюймов ростом, с черной, пронизанной серебряными нитями бородой, которой была предоставлена полная свобода роста. Судье Сассману было что-то между сорока и пятьюдесятью, и он напоминал раввина. Хороший знак, подумала я. Раввины ассоциировались у меня со справедливостью и честностью. Большего я и не желала.
Справедливость и честность. Это ведь по-американски, верно?
Обвинительный акт Эндрю Сассман держал в строгого вида черной папке. Мои защитники, разумеется, уже сообщили, чего следует ожидать, но я все равно не могла к этому привыкнуть.
"Что — во имя Господа — я здесь делаю? Как получилось, что я оказалась здесь?
Я же не преступница, в этом деле я жертва. Тогда почему меня судят за убийство?"
Репортеры, освещавшие ход судебного процесса, уже находились в зале заседаний. Не один, а несколько художников приготовились запечатлеть меня для пославших их газет. Какой почет!
Я стояла рядом с моим главным адвокатом Натаном Бейлфордом и все никак не могла поверить в реальность происходящего.
— Доброе утро, — вежливо произнес судья Сассман, как будто меня обвиняли в неуплате штрафа за неправильную парковку или нарушении постановления властей города Бедфорда об обязательной стрижке травы у бордюра собственного дома.
— Доброе утро, ваша честь.
Я удивилась тому, что могу говорить так уверенно, что могу вообще говорить что-то и при этом оставаться вежливой.
Судья поднял черную папку.
— Миссис Брэдфорд, здесь находится обвинительный акт Большого жюри. Вы знакомы с его содержанием?
Он говорил отчетливо и просто, как будто перед ним стоял обвиняемый в серьезном проступке ребенок.
— Да, ваша честь, знакома.
— Вы прочитали документ и имели время, чтобы обсудить его с мистером Бейлфордом или другими вашими адвокатами? — продолжал судья.
— Мы разговаривали на эту тему.
— Вы понимаете суть предъявленного вам обвинения? Осознаете, что обвиняетесь в убийстве вашего мужа, Уилла Шеппарда?
— Я читала обвинительное заключение и понимаю суть выдвинутых против меня обвинений.
Он одобрительно кивнул, как будто я была хорошей ученицей.
— В таком случае признаете ли вы себя виновной в предъявленном обвинении?
Я посмотрела ему прямо в глаза. Я знала, что это не имеет никакого значения, но мне все равно нужно было это сделать.
— Я не виновна в убийстве. Я не признаю себя виновной.
Глава 66
Нью-Йорк. Центральный парк. Мы с Уиллом женаты уже почти год.
— Мэгги, ты что-нибудь видишь? Я ни черта не вижу. В этом проклятом парке слишком много дурацких деревьев.
Мы втроем — Уилл, Дженни и я — сидели в роскошном, длинном, дымчато-сером лимузине. Уилл попытался прикурить, и голубовато-золотистое пламя запрыгало, освещая лицо и дрожащие пальцы. Он поднял руку и нервно провел ладонью по густым локонам.
«Как он бледен. Устал. Испуган, — думала я, наблюдая за Уиллом. — Для него это очередное повторение Кубка мира. Сегодня вечером ему снова нужно кому-то что-то доказывать. Что ж, мне это понятно».
— Что они там делают, в начале этой чертовой нескончаемой очереди?
— Не вижу, — ответила я. — Думаю, пытаются очистить проезжий путь от пешеходов.
— Видишь, какой популярностью уже пользуется твой фильм? — добавила Дженни, внеся свою долю поддержки.
Наш лимузин застрял неподалеку от площади Колумба, оказавшись пятым в угрюмой веренице «роллс-ройсов», «бентли» и «линкольнов», в которых разместились главные создатели фильма и звезды.
Наконец караван сдвинулся с места и, миновав Центральный парк, пополз сначала по Пятьдесят четвертой улице к кинотеатру «Зигфельд», где должна была состояться мировая премьера «Примулы».
Нервозность Уилла возрастала, казалось, с каждым поворотом: его ладонь, когда я прикоснулась к ней, была липкой от пота, едва закончив одну сигарету, он тут же принимался за другую. Вообще Уилл курил очень редко, но в тот вечер просто не мог остановиться. Честно говоря, я не узнавала своего мужа.
— Все будет в порядке. Обычное, как у вас говорят, предстартовое волнение.
— Все в порядке? Через пятнадцать минут критики увидят меня на экране, огромного, ростом в тридцать футов, и услышат дурацкое «Доброе утро, Элли. Прекрасная лошадка. Ты заботишься о ней, девочка, как мать заботится о собственном ребенке». С такими словами и таким ростом мне от них не увернуться.
— Это всего лишь сказка, Уилл. Люди хотят, чтобы в сказках разговаривали именно так. Им надо время от времени уходить от реальности.
— От реальности спрятаться можно, а вот от нью-йоркских критиков нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64