Есть такой вид тишины.
Звенящая.
Только Лысый что-то быстро записывает в своем мобильном телефоне.
Эсэмэски шлет кому-то, не иначе.
Обычная манера.
И это, кстати, вовсе не означает, что он невнимательно слушает и не делает выводы.
Просто манера такая.
И – способность одновременно контролировать ситуацию в целой куче пространств. Вон и в ноутбуке его тоже что-то параллельно происходит, он и туда одним глазом посматривает. У кого другого, наверное, уже мозг давно бы взорвался, а ему – все нипочем.
Ну и мы – тоже привыкли, разумеется. Сколько лет уже друг друга знаем? И не захочешь, а приспособишься.
Наконец, Мажор не выдерживает.
Встает.
– Пойду, – говорит, – разнюхаюсь. А то в мозгу уже, боюсь, какой-то перегруз начинается.
– Да тащи, – машет рукой Инга, – ты эту свою гадость сюда, вон на тот столик. Кого стесняться-то, одни свои остались! А все – как девочки…
Кто-то вздыхает, кто-то хихикает, кто-то тянется за сигаретами.
Молодец, Гарри, думаю.
И Инга – тоже, какая умница.
Чрезмерное натяжение пространства при обсуждении чересчур больной для всех присутствующих темы – штука очень опасная.
Плавали, знаем.
В смысле – случалось уже такое…
Разное…
Лучше – разряжать.
– Слушай, – чиркает зажигалкой Никитос, – Дэн. Раз уж пошел такой разговор, расскажи людям про сегодняшнюю тему на отпевании. Ну, с наездом на психику через открытый гроб, хотя все, включая врачей и попов, на похоронах в закрытом настаивали. А то я чо-то до сих пор толком в себя от нее не могу прийти, а тут такие мозги собрались. И все разные, что показательно. Ну, в смысле, по-разному устроены. Может, помогут дураку разобраться, как это вообще кому-то могло в башню прийти так схимичить. А то у меня уже все извилины на лоб от этой самой херни повылазили…
Ко мне резко разворачиваются сразу несколько пар чересчур внимательных глаз.
Особенно при этом мне не нравятся подчеркнутые небольшими диоптриями глаза Андрюхи Депеша.
Наш банкир всегда умеет глядеть прямо в суть процесса, и, судя по всему, в данном конкретном случае эта самая суть ему ну совершенно не нравится…
Ну, и у Али тоже, разумеется, взгляд нехороший. Но с этой стороны недовольство моим поведением хоть, по крайней мере, вполне ожидаемо. А если ожидаемо – значит не так опасно.
Было, слава богу, время подготовится к вопросу.
Хотя Никитосу потом все равно выскажу, чтоб не лез поперед батьки куда не положено…
– За тобой, – медленно выплевывает слова Глеб, – за сегодняшний день уже второй косяк, Данька. Не многовато для двух – двух с половиной часов общения?!
Жму плечами.
– Здесь, – говорю, – абсолютно согласен. Косяк. Причем вполне конкретный, тут даже спорить не о чем. Должен был рассказать сразу, эта тема тут всех касается. Просто и так все херово в окружающем мире, а тут еще и эта срань господня нарисовалась. Вот и оттягивал момент вашей загрузки еще и этими траблами. Понимал, что надо, но оттягивал. Слишком уж все тяжело, бля, получается…
И – рассказываю эту поганую по всем существующим параметрам историю с открытым гробом при отпевании.
Со всеми своими подозрениями и конкретными координатами подозреваемых.
Если после предыдущего монолога в исполнении Игоря тишина была звенящей и нервной, то теперь она стала глухой и ватной.
Как одеяло.
Или как та тишина, которая, по моим представлениям, сейчас стоит под той самой лакированной крышкой большого деревянного ящика.
Того самого ящика, который в эту мутную жижу опускали и в который потом мокрой глиной кидались, согласно этому тупому ритуалу, неизвестно кем и с какими целями придуманному.
Молчание.
Готовое в любой момент прорваться самой глухой и злобной ненавистью.
И – чьей-то вполне предсказуемой и скорее всего очень нехорошей смертью.
Я даже догадываюсь, чьей конкретно.
Единственное, что этих, собравшихся здесь и сейчас, людей может удержать от немедленных и самых решительных действий, так это понимание того, что таким образом эта проблема, увы, не решаема.
Инга – так вообще белая, как полотно, сидит.
Но – молодец, держится.
Хоть, похоже, уже и на самом пределе.
– Ты, вроде, говорил, что мы – не люди, – неожиданно обращается Депеш к Игорю, не спеша раскуривая небольшую, вполовину меньше обыкновенной и удивительно душистую сигару. – Или, типа, – не совсем люди. А эти уроды тогда кто? Это вообще как, нормально?! У меня у самого мозг изощренный, и даже где-то извращенный, но эта беда – просто за пределами логики располагается. Смысл подобного мусора для меня только в одном – в его уборке. Других – не вижу…
– Согласен, – хмыкает Али. – Только, увы, Андрюх, этот процесс уборки – как ремонт в плохом анекдоте, – бесконечен просто по определению. И в этой самой тупой бесконечности – абсолютно бессмысленен. Мы-то сами себе островок относительной чистоты вроде как выторговали: деньгами, властью, компромиссами с собственной совестью. Да чем угодно. А остальным все это хозяйство и на фиг не нужно. Им в дерьме привычнее. Такой вот, блядь, парадокс. И с этим уже ничего не поделаешь…
Я вздыхаю и тянусь через весь стол за сигаретами.
Мои, увы, кончились.
– А как, – спрашиваю, – тут понять, Глеб, кто нам свои, а кто чужие? Нет, не почувствовать, чувствовать это даже я уже научился, а именно понять? Вот вроде – нормальный человек, с приличным образованием, с неплохим достатком, в темах рубит всеразличных, а копнешь поглубже – и дерьмо полное. Ну, в смысле, в нашей системе координат дерьмо. Пустышка неинтересная. А подходит к тебе на террасе пацан, совсем неразумный, познакомиться, и – ты начинаешь с ним возиться, хрен знает зачем. Вот как вы с Мажором в свое время со мной возились, причем совершенно бескорыстно. Не понимаю…
– Да я сам, – вздыхает Али, – этого толком не понимаю. Тоже только на уровне интуиции. Да и то ошибаюсь постоянно. И чем дальше, тем, блин, обиднее…
– Слушайте, – неожиданно дергается Никитос, – я сейчас, конечно, ересь скажу, только вы меня не перебивайте, пожалуйста. И не смейтесь, если можно. Просто думал об этом в последнее время много почему-то. В любой другой компании – ни за что бы не сказал, постеснялся бы. А здесь попробую…
И – тоже тянется кончиками пальцев за сигаретами.
Мальчишка, блин.
Совсем мальчишка.
А ведь мы вроде как с ним – ровесники…
– Слушайте, – говорит, слегка сбиваясь на фальцет, – а может, мы все уже давно умерли?! Ну вон Дэна тогда бомжи на вокзале замочили. Инга сейчас только что, когда столб обнимала. Ну вы понимаете, о чем я, да?! Олигарх вон в Афгане остался, он рассказывал, вполне могло такое случиться, да?! Я… ну, короче, у меня тоже было, не хочу сейчас об этом говорить, потом, как-нибудь. Да у каждого здесь, стопудово, костлявая совсем рядышком проходила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55