одухотворенные недавней ночью и полностью свободные от любого «вчера», каким бы оно ни было. Наука жить сиюминутным счастьем освоена этой парой виртуозно. И действительно, ведь это еще не скоро, часа через три, наступит грозненский день, и тогда навалятся проблемы: что поесть, где достать воду, – и придет злость, и обида, и осознание клетки, в которую загнан судьбой, и, в конце концов, ближе часам к трем даст о себе знать хроническое отсутствие обеда…
Но пока – завтрак. Грозненский завтрак военного времени. Жидкий чай – вода, хоть и перекипяченная несколько раз, но чем-то пахнет.
–Лучше делать вид, что у нас все, как у остальных по стране, – говорит Вика, потягивая горячую жидкость, гордо именуемую «утренним чаем». – Иначе сойдешь с ума.
–И не вспоминать, что, кроме чая, в доме ничего? – полуспрашивает-полуутверждает Саша.
–Ты на что намекаешь? – кокетливо косит глазом Вика. – Что я плохая хозяйка? А?
Вика и Саша – грозненские молодожены. Из городка Иванова – так называется один из грозненских микрорайонов, где нет улиц, а лишь номера домов.
Официально они – Александр Георгиевич и Виктория Александровна Джура. Вступили в законный брак 6 апреля 2001 года – несколько месяцев назад.
–Вика, все, хватит ерунды! Читай же! – приказывает причесавшийся «босяк», выпив чая.
Минуты две Вика кокетничает, «строит глазки» мужу, напустившему на себя суровость. На третьей минуте игры, как только Саша реагирует на «глазки», Вика опять куда-то в сторону запускает руку и достает тетрадь, прошедшую с ней всю войну.
…Понять – поймешь.
Почувствовать – не сможешь:
Чужая боль – горька, но не болит.
До самоистязания, до дрожи
Сознание того, что инвалид…
Вот и сидишь, подкошенный кузнечик.
Пройдешь пять метров – и опять садись…
И только ветер обнимает плечи,
Но все равно душа стремится ввысь.
Как больно насмехается природа,
Какое испытание в судьбе, -
Когда идешь походкою урода,
И взоры все прикованы к тебе.
–Ну, вот, заголосила… – прерывает Вику Саша. – А что-нибудь веселенькое есть?
Однако видно, что мужу именно это стихотворение очень нравится. Он просто не хочет казаться слабым при гостях.
Саша и Вика – инвалиды первой группы. С детства. В десять лет Вику сбил мотоцикл, и все, что с ней сейчас, – последствия тяжелейшей черепно-мозговой травмы. А Саша просто родился таким. Их опорно-двигательные аппараты на пару бастуют. Бывают, конечно, светлые дни – особенно у Вики, которая еще кое-как передвигается. Но большую часть долгих месяцев оба проводят на площади в два с половиной квадратных метра, на кухоньке в уцелевшем первом этаже их «пятиэтажки» (наверху – сгоревшие и разбомбленные квартиры), сидя за столом, стоящим у окна, через которое пролетают пули.
А во след слова:
– Бедная, несчастная. –
Кругом голова,
Но я – безучастная.
А во след – смешки:
– Посмотри, как ходит!…
– Говорят, стишки
Сочиняет вроде…
И опять – босиком по лезвию.
Не озлобиться.
Не отчаяться –
И в невзгодах жизнь продолжается.
Год за годом – как речка быстрая.
Плакать – просто. Труднее – выстоять.
Вика Джура – поэтесса. Это ее главное занятие в жизни. Теперь помимо Сашки, конечно. Она пишет стихи в старых школьных тетрадках – своих и чужих, много работает над словом, часто переписывает. И поэтому очень плохо спит по ночам.
–Как и полагается поэту, – добавляет Саша.
–Представьте, – подхватывает Вика, – когда вчера стреляли нам в окно, то я как раз крепко заснула. Потому что вечером получилась одна строчка. Вот и не проснулась, хотя трусиха – ужасная.
–Трусиха? Но почему не уходите отсюда? Как вы все пережили?
–Тогда мы уже были вместе, просто еще не расписались, – рассказывает Саша. – Сидели тут, в подвал не спускались – не было физической возможности. Я был спокоен, готов к смерти. А вот Вика очень кричала в самые страшные моменты. Так и переживали. Так и переживаем.
Он замолкает. Я уговариваю продолжать. Но Саша отрицательно машет головой – не хочет.
–Пусть Вика просто почитает. У нее есть удачные стихи о войне.
Вика уже не строит никаких «глазок» и сразу читает:
Девять вечера. Зима.
Школьный двор молчит.
Посмотри: луна сама
С нами говорит.
Полнолунья яркий свет
– Будто сходят сны…
Будто не было и нет
Горя и войны.
Мы перекидываемся парой незначащих фраз. Это как глоток воздуха между нырками на глубину. И опять – стихи о войне вокруг:
Что происходит?
Происходит – что?
Как спится вам,
приказы отдающим?
Ведь достается больше –
здесь живущим
От тех – и тех.
Неведомо за что…
Одним – нужна свобода позарез.
Другим же – наведение порядка.
И вот – бомбят…
Вика загрустила… Молчит, поглаживая «ночные» дырки в оконном стекле.
Но на то и муж, чтобы грусть женину разгонять. Это Сашина твердая позиция. И он начинает «лечить» свою любимую поэтессу.
–Думаете, Вика – такая? Ничего подобного! Она – настоящая хулиганка. Это при гостях выделывается. Знаешь, давай про печень…
– Ну нет. Она же из Москвы, ей нужно о войне – серьезное.
– Опять ломаешься?
– Ладно! Надоел! – Но «надоел» – тоже с любовью.
Заявила как-то Печень:
– Вы мне давите на плечи!
Мне теперь угодно
Жить от всех свободно!…
– Тут подпрыгнула Ступня:
– Правильно! Брависсимо!
Заявляю, что и я
Буду независима!…
Хватит мной руководить
–Буду я сама ходить!
И девчонка-Селезенка
Запищала тонко-тонко:
– Надоел мне ваш паштет
– Дайте суверенитет!…
От такого беспорядка
Организм пришел к упадку.
…
Ощетинились Микробы:
– Мы – ребята высшей пробы!
Мы теперь главнее всех!
Хаос – это наш успех!
Вика довольна произведенным на Сашку впечатлением – тот заливается смехом.
Осознать и слепить эти осколки (жесточайшая война, пятый и все еще «медовый» месяц, глубокая инвалидность, поэзия) в единое целое мне очень трудно. Слишком все несоединимо и неправдоподобно. Мне надо отменить многие свои представления о действительности, разворачивающейся перед глазами, стереть обретенный за войну опыт – и только тогда получится планета по имени «Джура».
Ведь как все получилось, как мы познакомились? Я шла по грозненской улице, где спасу нет от руин, пожарищ и воронок. Настроение было поганое. О чем думаешь в таком интерьере? О «зачистках» и минах, о типах примененного оружия, об оторванных конечностях, о людях с безумными взглядами… А тебе вдруг: «У нас тут хорошие стихи пишут! Давайте отведем – послушаете». И ведут в очередную грозненскую преисподнюю, где жизнь, с позиций тривиального мироощущения, даже не подразумевается, – и, пожалуйста, получаешь: «Плакать – просто. Труднее – выстоять». И тут же следует доказательство жизни, проживаемой по стихам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Но пока – завтрак. Грозненский завтрак военного времени. Жидкий чай – вода, хоть и перекипяченная несколько раз, но чем-то пахнет.
–Лучше делать вид, что у нас все, как у остальных по стране, – говорит Вика, потягивая горячую жидкость, гордо именуемую «утренним чаем». – Иначе сойдешь с ума.
–И не вспоминать, что, кроме чая, в доме ничего? – полуспрашивает-полуутверждает Саша.
–Ты на что намекаешь? – кокетливо косит глазом Вика. – Что я плохая хозяйка? А?
Вика и Саша – грозненские молодожены. Из городка Иванова – так называется один из грозненских микрорайонов, где нет улиц, а лишь номера домов.
Официально они – Александр Георгиевич и Виктория Александровна Джура. Вступили в законный брак 6 апреля 2001 года – несколько месяцев назад.
–Вика, все, хватит ерунды! Читай же! – приказывает причесавшийся «босяк», выпив чая.
Минуты две Вика кокетничает, «строит глазки» мужу, напустившему на себя суровость. На третьей минуте игры, как только Саша реагирует на «глазки», Вика опять куда-то в сторону запускает руку и достает тетрадь, прошедшую с ней всю войну.
…Понять – поймешь.
Почувствовать – не сможешь:
Чужая боль – горька, но не болит.
До самоистязания, до дрожи
Сознание того, что инвалид…
Вот и сидишь, подкошенный кузнечик.
Пройдешь пять метров – и опять садись…
И только ветер обнимает плечи,
Но все равно душа стремится ввысь.
Как больно насмехается природа,
Какое испытание в судьбе, -
Когда идешь походкою урода,
И взоры все прикованы к тебе.
–Ну, вот, заголосила… – прерывает Вику Саша. – А что-нибудь веселенькое есть?
Однако видно, что мужу именно это стихотворение очень нравится. Он просто не хочет казаться слабым при гостях.
Саша и Вика – инвалиды первой группы. С детства. В десять лет Вику сбил мотоцикл, и все, что с ней сейчас, – последствия тяжелейшей черепно-мозговой травмы. А Саша просто родился таким. Их опорно-двигательные аппараты на пару бастуют. Бывают, конечно, светлые дни – особенно у Вики, которая еще кое-как передвигается. Но большую часть долгих месяцев оба проводят на площади в два с половиной квадратных метра, на кухоньке в уцелевшем первом этаже их «пятиэтажки» (наверху – сгоревшие и разбомбленные квартиры), сидя за столом, стоящим у окна, через которое пролетают пули.
А во след слова:
– Бедная, несчастная. –
Кругом голова,
Но я – безучастная.
А во след – смешки:
– Посмотри, как ходит!…
– Говорят, стишки
Сочиняет вроде…
И опять – босиком по лезвию.
Не озлобиться.
Не отчаяться –
И в невзгодах жизнь продолжается.
Год за годом – как речка быстрая.
Плакать – просто. Труднее – выстоять.
Вика Джура – поэтесса. Это ее главное занятие в жизни. Теперь помимо Сашки, конечно. Она пишет стихи в старых школьных тетрадках – своих и чужих, много работает над словом, часто переписывает. И поэтому очень плохо спит по ночам.
–Как и полагается поэту, – добавляет Саша.
–Представьте, – подхватывает Вика, – когда вчера стреляли нам в окно, то я как раз крепко заснула. Потому что вечером получилась одна строчка. Вот и не проснулась, хотя трусиха – ужасная.
–Трусиха? Но почему не уходите отсюда? Как вы все пережили?
–Тогда мы уже были вместе, просто еще не расписались, – рассказывает Саша. – Сидели тут, в подвал не спускались – не было физической возможности. Я был спокоен, готов к смерти. А вот Вика очень кричала в самые страшные моменты. Так и переживали. Так и переживаем.
Он замолкает. Я уговариваю продолжать. Но Саша отрицательно машет головой – не хочет.
–Пусть Вика просто почитает. У нее есть удачные стихи о войне.
Вика уже не строит никаких «глазок» и сразу читает:
Девять вечера. Зима.
Школьный двор молчит.
Посмотри: луна сама
С нами говорит.
Полнолунья яркий свет
– Будто сходят сны…
Будто не было и нет
Горя и войны.
Мы перекидываемся парой незначащих фраз. Это как глоток воздуха между нырками на глубину. И опять – стихи о войне вокруг:
Что происходит?
Происходит – что?
Как спится вам,
приказы отдающим?
Ведь достается больше –
здесь живущим
От тех – и тех.
Неведомо за что…
Одним – нужна свобода позарез.
Другим же – наведение порядка.
И вот – бомбят…
Вика загрустила… Молчит, поглаживая «ночные» дырки в оконном стекле.
Но на то и муж, чтобы грусть женину разгонять. Это Сашина твердая позиция. И он начинает «лечить» свою любимую поэтессу.
–Думаете, Вика – такая? Ничего подобного! Она – настоящая хулиганка. Это при гостях выделывается. Знаешь, давай про печень…
– Ну нет. Она же из Москвы, ей нужно о войне – серьезное.
– Опять ломаешься?
– Ладно! Надоел! – Но «надоел» – тоже с любовью.
Заявила как-то Печень:
– Вы мне давите на плечи!
Мне теперь угодно
Жить от всех свободно!…
– Тут подпрыгнула Ступня:
– Правильно! Брависсимо!
Заявляю, что и я
Буду независима!…
Хватит мной руководить
–Буду я сама ходить!
И девчонка-Селезенка
Запищала тонко-тонко:
– Надоел мне ваш паштет
– Дайте суверенитет!…
От такого беспорядка
Организм пришел к упадку.
…
Ощетинились Микробы:
– Мы – ребята высшей пробы!
Мы теперь главнее всех!
Хаос – это наш успех!
Вика довольна произведенным на Сашку впечатлением – тот заливается смехом.
Осознать и слепить эти осколки (жесточайшая война, пятый и все еще «медовый» месяц, глубокая инвалидность, поэзия) в единое целое мне очень трудно. Слишком все несоединимо и неправдоподобно. Мне надо отменить многие свои представления о действительности, разворачивающейся перед глазами, стереть обретенный за войну опыт – и только тогда получится планета по имени «Джура».
Ведь как все получилось, как мы познакомились? Я шла по грозненской улице, где спасу нет от руин, пожарищ и воронок. Настроение было поганое. О чем думаешь в таком интерьере? О «зачистках» и минах, о типах примененного оружия, об оторванных конечностях, о людях с безумными взглядами… А тебе вдруг: «У нас тут хорошие стихи пишут! Давайте отведем – послушаете». И ведут в очередную грозненскую преисподнюю, где жизнь, с позиций тривиального мироощущения, даже не подразумевается, – и, пожалуйста, получаешь: «Плакать – просто. Труднее – выстоять». И тут же следует доказательство жизни, проживаемой по стихам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73