К концу второй четверти Нина Александровна из школы уходила позже, а приходила раньше, много занималась в неурочные часы с отстающими учениками.
Происходили события и школьных масштабов. В девятом «б», в котором Нина Александровна была классным руководителем, получил восторженное письмо из новосибирского Академгородка математический гений Марк Семенов; почти профессионально сыграла очередную роль в школьном драматическом кружке дочь экс-механика Булгакова загадочная Лиля; нахватал двоек по трем предметам сын Василия Васильевича Шубина, помощника местного киномеханика, а в девятом «а» сын знатного слесаря механических мастерских Альберта Яновича Юрисона с Ниной Александровной стал вести себя дерзко, то есть сухо здоровался с ней и, отвечая хорошо выученный урок, делал нарочно это так медленно, что она выходила из терпения.
Тем не менее, повторим еще раз для закрепления, жизнь текла в высшей степени привычно, и Нина Александровна сегодня, как и полагалось по школьному расписанию, давала урок в своем девятом «б» классе. Обычной энергичной походкой, элегантно и продуманно одетая, она вошла в класс, поздоровалась, положила на столик журнал и, не садясь, чтобы на глаз проверить отсутствующих и присутствующих, медленно пошла меж рядами к Лиле Булгаковой. Девушка сегодня была в обязательной школьной коричневой форме, которая ничем не отличалась от одежды других учениц, но все равно было заметно, какая она особая, отдельная, только приблизительно похожая на всех остальных, наверное, потому, что в удлиненном и нежном лице девушки многое свидетельствовало об артистичности: и лоб выпуклый, как у женщин елизаветинских времен, и глаза, которые банально можно было назвать глубокими, и длинный страстный рот, и, наконец, руки – нервные, подвижные, длиннопалые, живущие самостоятельно. А может быть, Нина Александровна все это преувеличивала, на нее, возможно, гипнотически влияли частые разговоры в учительской о Лилиной талантливости, а на самом деле девица была приметна лишь внешней броскостью и выдающейся заурядностью. Ведь исключительная заурядность – это тоже проявление неординарной личности.
– Здравствуйте, Лиля,– подойдя к девушке, сказала Нина Александровна.– Мне передали о вашем желании поговорить со мной… Но я не понимаю, почему вы не сказали об этом сами. Тем не менее после шестого урока я в вашем распоряжении.
– Спасибо, Нина Александровна… Но я ни в чем не виновна.– Лиля простенько улыбнулась и убрала со щек распущенные прямые волосы.– Это все доброхоты вроде Машеньки Выходцевой.
– Да, это я попросила Нину Александровну выслушать тебя! – тоненьким голоском сказала с первой парты добрая и отзывчивая Машенька Выходцева.– Ты же говорила мне, что хотела посоветоваться с умным человеком…
Нина Александровна просто и весело засмеялась; загрохотали басами на задних партах длинноволосые парни; Лиля Булгакова пожала плечами и посмотрела на Нину Александровну так, словно хотела сказать: «Ну вот теперь вы понимаете, что я ни в чем не виновата», а сама Машенька Выходцева хохотала по-детски радостно, счастливая за всех и за все сразу – за то, что Нина Александровна пообещала поговорить с Лилей, что их классная руководительница была умным человеком, что у мальчишек уже прорезались басы, что Нина Александровна уже не будет обвинять Лилю в том, что Лиля сама не обратилась к ней, а невольно действовала через нее, Машеньку.
– Итак, договорились,– сказала Нина Александровна и вернулась к доске.– Сегодня у нас постоянная Больцмана,– продолжала она, по-прежнему не отрывая глаз от Лили Булгаковой, так как хотелось понять раз и навсегда, почему эта девчонка, сидящая в расслабленной и безвольной позе, казалось, кричала на весь мир: «Не подходите ко мне!» – но никто из преподавателей, кроме Нины Александровны, не слышал этого истошного крика, а, наоборот, все в голос говорили, что Лиля самая дисциплинированная и послушная девочка в школе.
– Людвиг Больцман – великий австрийский физик,– рассеянно сказала Нина Александровна,– один из основоположников молекулярно-кинетической теории…
Физику Нина Александровна любила больше, чем математику, ей казалось, что многие физические законы эмоциональнее математических, и вообще привлекала стройная философичность одной из самых модных и важных современных наук.
– Больцман взял за основу…
Ясно было одно: Лиля не походила на отца, в ее внешности и характере не было ничего от экс-механика, а скорее, наоборот, они были полной противоположностью; объединяло их только одно – нелюдимые, пронзительные и немигающие глаза. Внешностью Лиля походила на мать – красивую когда-то, но скромную и совсем незаметную в поселке женщину, умудрявшуюся даже в те времена, когда она была четвертой дамой Таежного, никому не бросаться в глаза.
– …отношение универсальной газовой постоянной… Поставив на доске меловую точку и произнеся последние слова так, чтобы можно было сделать длинную паузу, Нина Александровна думающей походкой прошла между рядами, глядя только и только на Лилю Булгакову. Ведь если девочка, казалось, истошно кричала: «Не подходите ко мне! Не трогайте меня!» – то причину этого можно было понять, находясь только вблизи нее и только близко глядя в жесткие глаза…
– …Теперь, когда у нас имеются все исходные данные и когда мы знаем, что это число называют…
Лиля нехотя подняла голову, подобрала тонкие и яркие губы; зрачки посветлели, сделались осмысленными, потом…
– …Это число называют числом Лошмидта…
Боже мой! Какая ненависть, какое презрение и какая женская страсть к ненависти проглянули из глаз Лили Булгаковой! Это было неожиданно и оттого еще более страшно, так что Нина Александровна запнулась, потеряла ход мысли и остановилась возле Лили, не закончив предложения…
– Лиля! – неожиданно для самой себя воскликнула Нина Александровна и повторила шепотом: – Лиля!
Секунду – не больше! – Лиля Булгакова молчала, ненависть на донышке глаз полыхала, затем вдруг все мгновенно изменилось: девочка смутилась, покраснела и в уголках тех же самых глаз, которые полсекунды назад смертельно ненавидели Нину Александровну и весь мир, появились две фальшивые слезинки.
– Ой, Нина Александровна, у меня голова болит! – простонала Лиля и уронила голову на руки.
Только тогда Нина Александровна услышала стук крышек парт, обеспокоенный шум класса, взволнованный голосок Машеньки Выходцевой:
– Лилечка, Лилечка!
– Спокойно, спокойно! – громко сказала Нина Александровна и тут же с болезненной остротой прозрения поняла, что ненависть Лили к ней, Нине Александровне, не имеет никакого отношения к будущей трехкомнатной квартире,– это была ненависть, которую может испытывать женщина только к другой женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Происходили события и школьных масштабов. В девятом «б», в котором Нина Александровна была классным руководителем, получил восторженное письмо из новосибирского Академгородка математический гений Марк Семенов; почти профессионально сыграла очередную роль в школьном драматическом кружке дочь экс-механика Булгакова загадочная Лиля; нахватал двоек по трем предметам сын Василия Васильевича Шубина, помощника местного киномеханика, а в девятом «а» сын знатного слесаря механических мастерских Альберта Яновича Юрисона с Ниной Александровной стал вести себя дерзко, то есть сухо здоровался с ней и, отвечая хорошо выученный урок, делал нарочно это так медленно, что она выходила из терпения.
Тем не менее, повторим еще раз для закрепления, жизнь текла в высшей степени привычно, и Нина Александровна сегодня, как и полагалось по школьному расписанию, давала урок в своем девятом «б» классе. Обычной энергичной походкой, элегантно и продуманно одетая, она вошла в класс, поздоровалась, положила на столик журнал и, не садясь, чтобы на глаз проверить отсутствующих и присутствующих, медленно пошла меж рядами к Лиле Булгаковой. Девушка сегодня была в обязательной школьной коричневой форме, которая ничем не отличалась от одежды других учениц, но все равно было заметно, какая она особая, отдельная, только приблизительно похожая на всех остальных, наверное, потому, что в удлиненном и нежном лице девушки многое свидетельствовало об артистичности: и лоб выпуклый, как у женщин елизаветинских времен, и глаза, которые банально можно было назвать глубокими, и длинный страстный рот, и, наконец, руки – нервные, подвижные, длиннопалые, живущие самостоятельно. А может быть, Нина Александровна все это преувеличивала, на нее, возможно, гипнотически влияли частые разговоры в учительской о Лилиной талантливости, а на самом деле девица была приметна лишь внешней броскостью и выдающейся заурядностью. Ведь исключительная заурядность – это тоже проявление неординарной личности.
– Здравствуйте, Лиля,– подойдя к девушке, сказала Нина Александровна.– Мне передали о вашем желании поговорить со мной… Но я не понимаю, почему вы не сказали об этом сами. Тем не менее после шестого урока я в вашем распоряжении.
– Спасибо, Нина Александровна… Но я ни в чем не виновна.– Лиля простенько улыбнулась и убрала со щек распущенные прямые волосы.– Это все доброхоты вроде Машеньки Выходцевой.
– Да, это я попросила Нину Александровну выслушать тебя! – тоненьким голоском сказала с первой парты добрая и отзывчивая Машенька Выходцева.– Ты же говорила мне, что хотела посоветоваться с умным человеком…
Нина Александровна просто и весело засмеялась; загрохотали басами на задних партах длинноволосые парни; Лиля Булгакова пожала плечами и посмотрела на Нину Александровну так, словно хотела сказать: «Ну вот теперь вы понимаете, что я ни в чем не виновата», а сама Машенька Выходцева хохотала по-детски радостно, счастливая за всех и за все сразу – за то, что Нина Александровна пообещала поговорить с Лилей, что их классная руководительница была умным человеком, что у мальчишек уже прорезались басы, что Нина Александровна уже не будет обвинять Лилю в том, что Лиля сама не обратилась к ней, а невольно действовала через нее, Машеньку.
– Итак, договорились,– сказала Нина Александровна и вернулась к доске.– Сегодня у нас постоянная Больцмана,– продолжала она, по-прежнему не отрывая глаз от Лили Булгаковой, так как хотелось понять раз и навсегда, почему эта девчонка, сидящая в расслабленной и безвольной позе, казалось, кричала на весь мир: «Не подходите ко мне!» – но никто из преподавателей, кроме Нины Александровны, не слышал этого истошного крика, а, наоборот, все в голос говорили, что Лиля самая дисциплинированная и послушная девочка в школе.
– Людвиг Больцман – великий австрийский физик,– рассеянно сказала Нина Александровна,– один из основоположников молекулярно-кинетической теории…
Физику Нина Александровна любила больше, чем математику, ей казалось, что многие физические законы эмоциональнее математических, и вообще привлекала стройная философичность одной из самых модных и важных современных наук.
– Больцман взял за основу…
Ясно было одно: Лиля не походила на отца, в ее внешности и характере не было ничего от экс-механика, а скорее, наоборот, они были полной противоположностью; объединяло их только одно – нелюдимые, пронзительные и немигающие глаза. Внешностью Лиля походила на мать – красивую когда-то, но скромную и совсем незаметную в поселке женщину, умудрявшуюся даже в те времена, когда она была четвертой дамой Таежного, никому не бросаться в глаза.
– …отношение универсальной газовой постоянной… Поставив на доске меловую точку и произнеся последние слова так, чтобы можно было сделать длинную паузу, Нина Александровна думающей походкой прошла между рядами, глядя только и только на Лилю Булгакову. Ведь если девочка, казалось, истошно кричала: «Не подходите ко мне! Не трогайте меня!» – то причину этого можно было понять, находясь только вблизи нее и только близко глядя в жесткие глаза…
– …Теперь, когда у нас имеются все исходные данные и когда мы знаем, что это число называют…
Лиля нехотя подняла голову, подобрала тонкие и яркие губы; зрачки посветлели, сделались осмысленными, потом…
– …Это число называют числом Лошмидта…
Боже мой! Какая ненависть, какое презрение и какая женская страсть к ненависти проглянули из глаз Лили Булгаковой! Это было неожиданно и оттого еще более страшно, так что Нина Александровна запнулась, потеряла ход мысли и остановилась возле Лили, не закончив предложения…
– Лиля! – неожиданно для самой себя воскликнула Нина Александровна и повторила шепотом: – Лиля!
Секунду – не больше! – Лиля Булгакова молчала, ненависть на донышке глаз полыхала, затем вдруг все мгновенно изменилось: девочка смутилась, покраснела и в уголках тех же самых глаз, которые полсекунды назад смертельно ненавидели Нину Александровну и весь мир, появились две фальшивые слезинки.
– Ой, Нина Александровна, у меня голова болит! – простонала Лиля и уронила голову на руки.
Только тогда Нина Александровна услышала стук крышек парт, обеспокоенный шум класса, взволнованный голосок Машеньки Выходцевой:
– Лилечка, Лилечка!
– Спокойно, спокойно! – громко сказала Нина Александровна и тут же с болезненной остротой прозрения поняла, что ненависть Лили к ней, Нине Александровне, не имеет никакого отношения к будущей трехкомнатной квартире,– это была ненависть, которую может испытывать женщина только к другой женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76