ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Немного погодя, подумав, отвечает:
– Женат! – Опять думает и прибавляет: – Разве вы не знаете нового главного врача поселковой больницы?
– А что? – круто обертывается к нему Григорий.
– Это моя жена!
– Жена! – растягивает слово Семенов и останавливается, припомнив восторженный рассказ Ульяны о новом главном враче, которая, по словам Ульяны, была настоящим человеком и прекрасным специалистом. Рассказывала Ульяна восторженно, а это было непохоже на нее – она долго присматривалась к людям, оценивала не сразу.
– Странно: вы – Изюмин, она – Снегирева, – говорит Григорий, все еще стоя напротив механика.
– Ей показалась неблагозвучной моя фамилия! – отвечает Изюмин таким тоном, словно оправдывает жену в странности, но в то же время иронизирует над ней, как над человеком, которому свойственна чудаковатость. – Есть и еще причина. Моя жена – дочь профессора Снегирева. Ей не хочется менять знаменитую фамилию на безызвестную – Изюмин! – снова не то издевается над ней, не то оправдывает жену механик.
– Вот как! Я слышал о нем. Известный хирург!
– Мы поженились, когда я учился в техникуме…
Изюмин говорит об этом просто, спокойно и, видимо, без хвастовства, как о деле пережитом и продуманном.
«Вот оно какое дело!» – думает Григорий и уж теперь отчетливо примечает броскую красоту механика, которую он раньше видел мельком, меж делами, как вещь ненужную, несущественную для того, что происходит в Глухой Мяте. Теперь же красота лица механика приобретает иное значение – она имеет прямую связь с именем знаменитого профессора, а это очень важно Григорию. Он старается подробнее вспомнить рассказ жены о главном враче. По словам Ульяны, Снегирева – скромный, душевный человек, знающий врач, очень проста в обращении с подчиненными, чутка к людям. Вспомнив это, Григорий вспоминает и другое – однажды он видел Ульяну со Снегиревой. Они вместе входили в больницу, он окликнул Ульяну, она задержалась на крыльце, а Снегирева прошла в дверь, но он успел заметить крупную фигуру, покатые плечи и простое, немного широковатое лицо.
– А я видел вашу жену! – говорит он механику.
– Может быть! – небрежно бросает Изюмин, понимая значение взгляда бригадира и позволяя разглядывать себя.
«Красив! – думает Григорий. – Очень красив! Лицо сильное, волевое, умное!» А механик вэто время говорит с улыбкой:
– Ну, осмотрели меня?
– Осмотрел! – отвечает Григорий с той же долей вызова, которая прозвучала в голосе механика.
– И что же?
– Вы красивый мужчина! – серьезно отвечает Григорий.
– А не мало? – спрашивает Изюмин и тоже становится серьезным. – Давайте начистоту, бригадир!
– Давайте! – отвечает Григорий. – Может быть, присядем на сосну. Так удобнее будет.
– Присядем, – соглашается механик и садится первым.
Они – бригадир Семенов и механик Изюмин – сидят рядом, тесно, как старые друзья, но разговор их отрывочен. Они похожи чем-то на фехтовальщиков, которые еще не стали в боевую позицию, но уже внутренне готовы к схватке, хотя маски подняты. Фехтовальщики улыбаются, их руки еще хранят тепло пожатия, но один уже принимает боевую стойку, изгибает шпагу, чертит воздух – готов стремительным движением пронзить противника. Так проходит минута – и вдруг опускаются забрала, раздается звяк стали, лица фехтовальщиков глухо закрыты сеткой Они обмениваются молниеносными, хотя поначалу и прощупывающими ударами.
– Вам рассказали обо мне? – устремляется шпага Изюмина.
– Да! – следует ответный выпад.
– Что же вы ответили?
– Правду.
– А вы всегда говорите правду?
– Всегда.
– Слушайте, Семенов, вы действительно…
– А вы?
– Стараюсь!
– Стараетесь исправиться?
– Как видите… Слушайте, бригадир! А не много вы берете на себя?!
– По силам, Изюмин, по силам!
– Курите, Семенов. Вы, кажется, не выдержали, опять начали!
– Нет, не выдержал! По некоторым причинам опять начал…
И они враз опускают руки в серебряный портсигар механика, набитый дорогими папиросами. Их пальцы сталкиваются, и они на мгновение замирают для того, чтобы долго и пристально посмотреть в глаза друг другу. Никто из них первым не опускает взгляда, их глаза спокойны, раздумчивы: синие – у механика, черные – у бригадира. Оба понимают, что взгляды нужно развести разом. Так они и делают.
– Ну, бригадир, не ожидал я от вас такого! Сильный вы человек! – весело хохочет Изюмин и слегка похлопывает рукой Григория по коленке. – Что вы можете сказать против меня? Ничего! Вы просто доложите руководству, что механик со своими обязанностями справлялся отменно.
– Я обязан!
– Ну вот видите! – довольно потирает руки механик и шутливо раскланивается. – Меня ждут дела. Станция, знаете ли, требует присмотра! До встречи!
– До встречи! – тоже шутовски склоняется Григорий. Механик уходит, а Григорий еще долго сидит на сосне и ждет, когда перестанет биться у подбородка трепетный, горячий живчик. Умен, здорово умен механик, коли понял, что именно мог говорить о нем Сутурмин. И добился своего – узнал, что ничего плохого не сказал о нем бригадир в леспромхозе, на честности сыграл, на прямодушии Григория.
«Ничего! – думает Григорий. – Посмотрим, механик Изюмин, посмотрим, что ты дальше будешь делать, как поведешь себя! Сам хотел идти за бобиной – интересно! Очень интересно!»
Живчик у подбородка замирает.
«На дочери знаменитого профессора женаты, механик Изюмин? Интересно! Очень интересно!»
6
Федор Титов и Георгий Раков работают до поздней ночи – создают запас древесины на утро. Трелюют хлысты одним трактором, так как чокеровать некому – нельзя же держать вальщиков в лесосеке больше полусуток.
Споро работают трактористы. Всего час прошел, как ушли в барак товарищи, а уж гора леса громоздится на эстакаде. Поздняя ночь в Глухой Мяте, но Федор не устал, он весел и подвижен. Давно так хорошо не было ему, как в этот длинный, суматошно-радостный весенний день, а в мускулы словно вставлены маленькие пружинки, от которых каждое движение доставляет удовольствие. И еще больше повеселел Федор, когда вспомнил, что в будке механика Изюмина еще с того памятного раза сохранилась водка. Хоть и сильно он был пьян тогда, а все-таки запомнил, что на дне литровки немного – пальца на два – осталось водки. Вспомнил о ней, обрадовался Федор, решил приложиться вечерком, с устатку, чтобы еще больше ощутить радости; и от этого весь день нет-нет да и вспомнит о бутылке и еще больше повеселеет. Правда, после сытного обеда, вспомнив о водке, тревожно подумал: «Что это я – ровно алкоголик!», но потом тревога прошла, и уже через час после обеда опять удваивалась радость весеннего дня от мысли о литровке, лежащей в будке электростанции.
Они кончают работу в час ночи, зная, что завтра могут выйти позднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57