Харрис мычал что-то в ответ, затем жестом попросил чистый лист бумаги, потея, вывел на нем несколько каракулей и подвинул директору.
Хозяин колледжа никак не мог вникнуть в смысл написанного, автоматически подсчитывая ошибки, а когда наконец вник, то узнал, что имеет дело с представителем одного из самых богатых людей Америки. Его лицо расплылось в улыбке, он развел руками и, «само простодушие», спросил:
— Что же вы сразу не сказали?..
Физиономия Харриса вновь налилась бычьей кровью, он стал жестикулировать, пытаясь вдолбить в голову идиота директора, что он немой, но тот вдруг встал со своего кресла, подошел к уголовнику и приобнял его за плечи.
— Все будет в порядке! — затараторил директор; нажал на клавишу селектора, велел нести кофе, раскрыл перед Харрисом коробку с сигарами и сам, присев на край стола, по-свойски, как с приятелем, закурил, расхваливая свой колледж, словно тот был райской обителью.
Харрис было подумал, что все же хорошо работать на миллионера, к тебе самому относятся, как к богачу. Но также он подумал, что большей частью приходится иметь дело с идиотами и недоносками, которым, к сожалению, никак нельзя свернуть шею.
По-прежнему обнимая Харриса за плечи, директор расспрашивал его о будущей ученице, выясняя, сколько той лет, насколько девочка подготовлена и все подобное в том же роде. Напоследок он на всякий случай сказал, сколько стоит обучение, а также напомнил, что учебный год начинается через две недели.
Харрис с нетерпением ожидал начала учебного года, когда он станет посвободней, наметив некое дельце в Китайском квартале.
Харрис жил в том же доме, что и Гуасье, только на нижнем этаже, старался поменьше общаться с дикаркой, предоставив ее гувернанткам.
Как-то, изрядно набравшись с дружками виски, он вернулся домой, вонючий и потный улегся в кровать и пьяный стал размышлять над задуманным ранее дельцем. Неожиданно дверь в его комнату открылась, и в спальню, словно ночной мотылек, впорхнула Гуасье.
Харрис было хотел на нее замычать, но вдруг заметил, что девочка стоит в прозрачной рубашке, сквозь которую проглядывает голое тело с соблазнительными припухлостями. Он громко икнул и пьяно уставился на чужую собственность, не в силах ни замычать, ни пошевельнуть конечностями.
Далее Харрис увидел, как Гуасье грациозным движением расстегнула рубашку на плечиках, как рубашка скользнула по ее черной фигурке к полу, как она шагнула из нее и змейкой вползла в его кровать.
Все последующее Харрис воспринимал, как действие кокаина, стараясь не думать о том, каковыми будут последствия, отдав себя во власть юной соблазнительницы.
С этой ночи все последующие Гуасье проводила в спальне Харриса, уходя из нее лишь под утро. Немой телохранитель, привыкший иметь до этого дело только с дешевыми проститутками, вдруг был вовлечен в вихрь настоящей страсти, и все его тело до последней клеточки возжелало чего-то нового. В одну из таких ночей Харрис обнаружил в себе душу. Она, как птенец, вылупилась из твердой скорлупы.
Неожиданно матерый уголовник понял, что влюбился. Такое с ним случилось впервые, и он по мере своих умственных способностей анализировал происшедшее. Случившееся явно облагородило его, он был вынужден каждый вечер принимать душ и начисто забыл о задуманном дельце в Китайском квартале. К тому же Гуасье в один из субботних дней повела его в дорогой магазин и сама выбрала любовнику несколько костюмов, ботинки и рубашки к ним.
Спустя некоторое время Харрис стал задумываться над тем, за что же великолепная Гуасье проявила к нему, немому с изуродованным лицом бандиту, свою благосклонность. Он бы еще это понял, если бы Гуасье была постарше и у нее до него была бы масса любовников. Пресыщенных женщин частенько тянет на этакое неординарное. Но дикарка пришла к нему нетронутой, неласканной, обнаружив в себе природную страсть, и, сама еще неопытная, обучила его, сорокалетнего мужика, всем хитростям крайних удовольствий.
Харрис частенько думал об этом парадоксе, но обычно так и засыпал, не найдя подходящего ответа. Утром он просыпался в пустой постели и, словно слон, шумно втягивал оставленный Гуасье запах любовной ночи, смешанный с терпкими духами, и весь день потом блуждал одиноко по городу, ожидая наступления вечера, приносящего ему очередную порцию любовных наслаждений.
А в это время Гуасье находилась в колледже, жадно впитывая в себя знания. Она очень быстро нагнала своих сверстников, рожденных в аристократических семьях, проявляя при ответах точное знание предмета и неожиданную сообразительность. Например, по вопросам истории она всегда имела свой взгляд на то или иное событие, несколько отличный от классического, и этим очень нравилась учителю… Впрочем, все в колледже считали, что она дитя какого-нибудь шейха из богатой страны, что она тоже аристократка на свой лад, а потому легко приняли ее в свое стадо племенных отпрысков.
Когда занятия заканчивались, Гуасье с подружками обегала соседние магазины, шла затем либо в кино, либо на матч по бейсболу между колледжами. К вечеру же она возвращалась домой, забиралась в мраморную ванну и долго плескалась в ней черной рыбкой, вдруг на миг вспоминая печальные глаза Миомы. Тогда она задумывалась, гадая над тем, кто же он такой, этот лысый богатый страшила, и когда же он призовет ее к себе и раскроет перед нею свою загадку.
Будучи еще, по сути, ребенком, она не могла долго думать на одну и ту же тему, не находя ответов, а потому все ее мысли быстро перескакивали на Харриса и на последующую с ним ночь. Гуасье очень нравилось расшевеливать мужика с раскуроченным лицом, отыскивая в нем животную страсть, и наблюдать за безумными глазами, когда она своими ласками доводила его до края. Тогда Гуасье выбиралась из ванны, садилась на ее край и долго втирала в свое ночное тело пахучие жидкости, распаляя себя точными прикосновениями и готовая к крику.
Она приходила к Харрису вся дрожащая, словно пойманная рыба в руках, и через несколько мгновений в ее теле все взрывалось, и тогда она вдруг видела внутри себя картинку — бегущего вслед за джипом бушменского юношу, успевшего лишь однажды прикоснуться к ее плечу, и посвящала этот взрыв ему.
Уже после, немного остывшая, она рождала любовь в Харрисе и в последний миг заглядывала ему в самые глаза, пытаясь отыскать в них африканское небо.
Как-то в одну из таких ночей, когда они оба лежали уже пустые, Гуасье неожиданно спросила Харриса, что он скажет Миоме в свое оправдание, не сумев сохранить невинность эбонитовой девочки?.. И она вдруг увидела ответ — тело Харриса задрожало, лоб его покрылся испариной, он вдруг представил себя связанным и почти увидел, как Миома нагревает над пламенем шприц, как он вводит его ему в вену и как тело превращается в сплошную язву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24