Все столбы были его фейсом обклеены. «Ваш кандидат – Сергей Сорокин». И из телевизора не вылезал.
– Не обратили внимания на какие-нибудь приметы этих четверых?
– Какие приметы! Все в «ночках».
– Может быть, акцент?
– Да спрашивали уже ваши, десять раз спрашивали! Не чечен ли.
– Что вы ответили?
– Что было, то и ответил. Не знаю. Может, и чечен. Он всего-то несколько слов и сказал.
Следующий визит Панкратов нанес на ликероводочный завод, купленный Лопатиным у Сорокина. Завод стоял. Не было ни начальства, ни рабочих, один только сторож в будке у железных ворот. Во дворе валялись картонные коробки, раскисшие от дождей. На складе сиротливо теснились у стен пустые бутылки в прозрачной полиэтиленовой упаковке. Темнели цеха с застывшими разливочными линиями. Зато на втором заводе Сорокина, располагавшемся на территории воинской части километрах в пятидесяти от Тулы, шла напряженная жизнь. Еще издали было видно, как по железнодорожной одноколейке тепловоз втягивает на территорию цистерны, а из ворот один за другим выезжают «Камазы» с длинными тентованными фурами.
Директор был в отъезде. Панкратова приняла главбух, средних лет молодящаяся деловая женщина в строгом костюме, типичная бизнесвумен, провела по цехам, сверкающим белизной, наполненным гулом конвейеров и позвякиваньем бутылок, безостановочно движущимся по разливочным линиям. У себя в кабинете предложила кофе, спросила:
– Что вас интересует?
– Ничего конкретного, – ответил Панкратов – Просто хотел посмотреть. Никогда не видел, как делают водку. Вы давно тут работаете?
– С самого начала, как Сергей Анатольевич запустил завод.
– Он часто здесь бывал?
– Первое время не вылезал. Да и то: утром нанимаем пятьдесят работяг, вечером сорок пять увольняем. Пили безбожно. Помучились, пока наладилось. Потом, конечно, бывал наездами. А что ему тут сидеть? Все работает, как часы.
– Проблемы с поставками спирта бывают?
– Никогда. Что вы! Мы знаете сколько даем в бюджет области?
– Сколько?
– Много. Кто же нам будет мешать?
– А сбыт?
– Без проблем. Губернатор чужую водку в область не пускает. Так что никакой конкуренции.
– Почему не пускает?
– Невыгодно. За нашу водку налоги остаются у нас. А за чужую уходят на сторону. Понравился вам завод?
– Впечатляет.
– Это что! – оживилась бизнесвумен. – Мы еще две линии у немцев купили. Бэу. Но это для них бэу, а нам в самый раз. Не знаю, правда, как теперь будет. Без хозяина плохо. А Сергей Анатольевич был крепким хозяином. И кому он помешал? Такое несчастье! Вы найдете убийц?
– Ищем, – неопределенно отозвался Панкратов. – Спасибо за кофе. Вы случайно не обратили внимания, какие часы были у Сорокина?
– Случайно обратила. «Картье». Механизм швейцарский, корпус и браслет из белого золота. Стоят тридцать две тысячи долларов.
– Сколько?! – поразился Панкратов. – Откуда вы знаете?
– А я перечисляла деньги за эти часы. В «Петровский пассаж». Потом ездила за ними. Сергей Анатольевич велел купить три пары. Одну себе, вторую директору «Туласпирта», у него был день рождения, пятьдесят лет. А кому третью – не знаю.
– Когда это было?
– С год назад. Сейчас скажу точно… – Она пощелкала клавишами компьютера: – В июле прошлого года, тринадцатого числа. И номера всех трех пар есть.
– Сделайте распечатку, – попросил Панкратов.
Вернувшись в Тулу, он связался с Зональным информационным центром МВД и распорядился сделать запрос во все ломбарды и комиссионные ювелирные магазины, не сдавал ли кто-либо часы фирмы «Картье» с такими-то серийными номерами. Ответ пришел неожиданно быстро: неделю назад такие часы были приняты на комиссию магазином на Старом Арбате и выставлены на продажу по цене двадцать четыре тысячи долларов. Но через два дня продавец забрал часы. Данные о нем остались в компьютере магазина. Продавцом был житель деревни Парашино Гудков.
Когда Панкратов приехал в райотдел, куда милицейской повесткой был вызван Гудков, тот уже ждал в дежурной части, примостившись на краешке дубовой скамьи и держа на коленях старый рюкзак. Вид у него был пришибленный, и Панкратов сразу понял, что никаких проблем у него с Гудковым не будет. Так и вышло. Не успел он заполнить бланк допроса свидетеля и задать первый вопрос, как Гудков поспешно развязал рюкзак, суетливо порылся в нем и выложил на стол сверток в несвежем носовом платке, завязанный узлом:
– Вот.
– Что это?
– Они…
В платке оказались наручные часы с прямоугольным циферблатом и металлическим браслетом светло-золотистого цвета. При том что в форме и отделке не было ничего выделяющегося, часы поражали каким-то особенным благородством линий, излучали свет роскоши. Они как бы требовали соответствующего окружения: дорогой одежды, тонкого парфюма, новых, сверкающих лаком машин, красивых женщин. Лежа на канцелярском столе, они словно бы подчеркивали убогость обстановки следовательского кабинета районной ментовки.
– Рассказывайте, – кивнул Панкратов.
– Бес попутал, – поспешил повиниться Гудков. – Я сколько времени потратил, пока звонил в район, а потом ждал на дороге. Весь взопрел, газов нанюхался. А они в лесу без дела лежат, никому уже не нужны…
– Они?
– Ну! Эти вот… А менты приедут, сразу снимут. Это справедливо? Им все, а мне ничего. Вот всю жизнь так: одним от пуза, а другим шиш с постным маслом. И так мне это обидно стало, так обидно…
– Что пошли и сняли часы, – закончил фразу Панкратов. – А зачем сказали оперативнику, что часы были?
– А как же? – обиделся Губков. – Не темные, телевизор смотрим. Начнут копать: где часы? Гудков приватизировал, больше некому. А так: были, а куда делись, знать не знаю. Я их не сторожил, у дороги сидел, часа два, весь взопрел. Только вы не думайте, что я совсем без понятия. Если б знал, сколько они стоят, близко б не подошел, что вы! Долларей пятьсот, думал, дадут, а когда этот, в комиссионке, сказал, что стоят они тридцать две тысячи, а поставят за двадцать четыре, у меня внутри все оборвалось. Вот это, думаю, попал, это попал! Потом забрал часы, да поздно. Хозяйке рассказал, она говорит: дурак ты, Гудков, тебе только пустые бутылки собирать. Иди, говорит, сдавайся теперь. Может, не много дадут. Вот – бельишко собрала…
– Какая разница, сколько стоят часы – пятьсот долларов или тридцать две тысячи?
– Шутите? Туда, где такие тысячи, простому человеку и соваться нельзя. Да и никому нельзя. Вот этот депутат сунулся, и что? А так жил бы себе и жил… Так что теперь?
– Вот и я думаю, что теперь. Мародерство – вот как называется то, что вы сделали.
– Бес попутал, – согласно закивал Гудков. – Даже не знаю, что на меня нашло. За всю жизнь ничего чужого не взял, а тут…
– Кем вы работали?
– Мастер производственного обучения в ПТУ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Не обратили внимания на какие-нибудь приметы этих четверых?
– Какие приметы! Все в «ночках».
– Может быть, акцент?
– Да спрашивали уже ваши, десять раз спрашивали! Не чечен ли.
– Что вы ответили?
– Что было, то и ответил. Не знаю. Может, и чечен. Он всего-то несколько слов и сказал.
Следующий визит Панкратов нанес на ликероводочный завод, купленный Лопатиным у Сорокина. Завод стоял. Не было ни начальства, ни рабочих, один только сторож в будке у железных ворот. Во дворе валялись картонные коробки, раскисшие от дождей. На складе сиротливо теснились у стен пустые бутылки в прозрачной полиэтиленовой упаковке. Темнели цеха с застывшими разливочными линиями. Зато на втором заводе Сорокина, располагавшемся на территории воинской части километрах в пятидесяти от Тулы, шла напряженная жизнь. Еще издали было видно, как по железнодорожной одноколейке тепловоз втягивает на территорию цистерны, а из ворот один за другим выезжают «Камазы» с длинными тентованными фурами.
Директор был в отъезде. Панкратова приняла главбух, средних лет молодящаяся деловая женщина в строгом костюме, типичная бизнесвумен, провела по цехам, сверкающим белизной, наполненным гулом конвейеров и позвякиваньем бутылок, безостановочно движущимся по разливочным линиям. У себя в кабинете предложила кофе, спросила:
– Что вас интересует?
– Ничего конкретного, – ответил Панкратов – Просто хотел посмотреть. Никогда не видел, как делают водку. Вы давно тут работаете?
– С самого начала, как Сергей Анатольевич запустил завод.
– Он часто здесь бывал?
– Первое время не вылезал. Да и то: утром нанимаем пятьдесят работяг, вечером сорок пять увольняем. Пили безбожно. Помучились, пока наладилось. Потом, конечно, бывал наездами. А что ему тут сидеть? Все работает, как часы.
– Проблемы с поставками спирта бывают?
– Никогда. Что вы! Мы знаете сколько даем в бюджет области?
– Сколько?
– Много. Кто же нам будет мешать?
– А сбыт?
– Без проблем. Губернатор чужую водку в область не пускает. Так что никакой конкуренции.
– Почему не пускает?
– Невыгодно. За нашу водку налоги остаются у нас. А за чужую уходят на сторону. Понравился вам завод?
– Впечатляет.
– Это что! – оживилась бизнесвумен. – Мы еще две линии у немцев купили. Бэу. Но это для них бэу, а нам в самый раз. Не знаю, правда, как теперь будет. Без хозяина плохо. А Сергей Анатольевич был крепким хозяином. И кому он помешал? Такое несчастье! Вы найдете убийц?
– Ищем, – неопределенно отозвался Панкратов. – Спасибо за кофе. Вы случайно не обратили внимания, какие часы были у Сорокина?
– Случайно обратила. «Картье». Механизм швейцарский, корпус и браслет из белого золота. Стоят тридцать две тысячи долларов.
– Сколько?! – поразился Панкратов. – Откуда вы знаете?
– А я перечисляла деньги за эти часы. В «Петровский пассаж». Потом ездила за ними. Сергей Анатольевич велел купить три пары. Одну себе, вторую директору «Туласпирта», у него был день рождения, пятьдесят лет. А кому третью – не знаю.
– Когда это было?
– С год назад. Сейчас скажу точно… – Она пощелкала клавишами компьютера: – В июле прошлого года, тринадцатого числа. И номера всех трех пар есть.
– Сделайте распечатку, – попросил Панкратов.
Вернувшись в Тулу, он связался с Зональным информационным центром МВД и распорядился сделать запрос во все ломбарды и комиссионные ювелирные магазины, не сдавал ли кто-либо часы фирмы «Картье» с такими-то серийными номерами. Ответ пришел неожиданно быстро: неделю назад такие часы были приняты на комиссию магазином на Старом Арбате и выставлены на продажу по цене двадцать четыре тысячи долларов. Но через два дня продавец забрал часы. Данные о нем остались в компьютере магазина. Продавцом был житель деревни Парашино Гудков.
Когда Панкратов приехал в райотдел, куда милицейской повесткой был вызван Гудков, тот уже ждал в дежурной части, примостившись на краешке дубовой скамьи и держа на коленях старый рюкзак. Вид у него был пришибленный, и Панкратов сразу понял, что никаких проблем у него с Гудковым не будет. Так и вышло. Не успел он заполнить бланк допроса свидетеля и задать первый вопрос, как Гудков поспешно развязал рюкзак, суетливо порылся в нем и выложил на стол сверток в несвежем носовом платке, завязанный узлом:
– Вот.
– Что это?
– Они…
В платке оказались наручные часы с прямоугольным циферблатом и металлическим браслетом светло-золотистого цвета. При том что в форме и отделке не было ничего выделяющегося, часы поражали каким-то особенным благородством линий, излучали свет роскоши. Они как бы требовали соответствующего окружения: дорогой одежды, тонкого парфюма, новых, сверкающих лаком машин, красивых женщин. Лежа на канцелярском столе, они словно бы подчеркивали убогость обстановки следовательского кабинета районной ментовки.
– Рассказывайте, – кивнул Панкратов.
– Бес попутал, – поспешил повиниться Гудков. – Я сколько времени потратил, пока звонил в район, а потом ждал на дороге. Весь взопрел, газов нанюхался. А они в лесу без дела лежат, никому уже не нужны…
– Они?
– Ну! Эти вот… А менты приедут, сразу снимут. Это справедливо? Им все, а мне ничего. Вот всю жизнь так: одним от пуза, а другим шиш с постным маслом. И так мне это обидно стало, так обидно…
– Что пошли и сняли часы, – закончил фразу Панкратов. – А зачем сказали оперативнику, что часы были?
– А как же? – обиделся Губков. – Не темные, телевизор смотрим. Начнут копать: где часы? Гудков приватизировал, больше некому. А так: были, а куда делись, знать не знаю. Я их не сторожил, у дороги сидел, часа два, весь взопрел. Только вы не думайте, что я совсем без понятия. Если б знал, сколько они стоят, близко б не подошел, что вы! Долларей пятьсот, думал, дадут, а когда этот, в комиссионке, сказал, что стоят они тридцать две тысячи, а поставят за двадцать четыре, у меня внутри все оборвалось. Вот это, думаю, попал, это попал! Потом забрал часы, да поздно. Хозяйке рассказал, она говорит: дурак ты, Гудков, тебе только пустые бутылки собирать. Иди, говорит, сдавайся теперь. Может, не много дадут. Вот – бельишко собрала…
– Какая разница, сколько стоят часы – пятьсот долларов или тридцать две тысячи?
– Шутите? Туда, где такие тысячи, простому человеку и соваться нельзя. Да и никому нельзя. Вот этот депутат сунулся, и что? А так жил бы себе и жил… Так что теперь?
– Вот и я думаю, что теперь. Мародерство – вот как называется то, что вы сделали.
– Бес попутал, – согласно закивал Гудков. – Даже не знаю, что на меня нашло. За всю жизнь ничего чужого не взял, а тут…
– Кем вы работали?
– Мастер производственного обучения в ПТУ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145