Если мы найдем эфирные заклинания, мессир захочет получить их как можно скорее и пустить в дело, если вдруг появятся эльетиммские корабли, ведь зимние шторма уже закончились. Посылать письма, даже с курьером, – на это требуется полсезона. Заплатишь купцу, чтобы отвез его, а он возьмет да забудет. Наймешь гонца – он или заблудится, или получит по голове из-за своей сумки. Нет, Планир знает, что обязан содействовать Д'Олбриоту, а Д'Олбриот знает, что обязан мне.
Сорграда распирало от любопытства.
– А что получишь с этого ты?
– Помнишь, мы говорили о сделке, той единственной, что обеспечит тебя на всю жизнь? – Я мечтательно вздохнула. – Возможно, это она, Град. Возможно, это именно она.
Горец засмеялся.
– Как предложение Кордайнера? Или куча других планов, которые Каролейя предлагает из года в год? Ты ведь не так глупа, чтобы брать свинцовые деньги!
– Ну, поживем – увидим, верно? – засмеялась я. – Должны же мы извлечь прибыль из знака, на котором красуется герб тормалинского принца.
Сорград кивнул, и я успокоилась. Пока он думает, что у меня нет никаких задних мыслей, мне не придется объясняться. Я успею это сделать, когда потребую у мессира свою награду. А вот как добиться того, чтобы эта награда была внушительной, и является моей нынешней задачей.
– Тогда не будем терять время. – Я встала. – Увидимся здесь в полдень?
– Если только Грен и маг не угодили в переплет, – ухмыльнулся Сорград. – Нет, для Грена здесь слишком шикарно. Встретимся в «Лунном Лебеде».
Спускаясь вслед за ним по лестнице, я подавила сомнения. Грен сам о себе позаботится, а если Узара допустит промашку, Планир его выручит.
Начать я решила с рыночной площади. От ночных даров гильдий теперь не осталось и следа; все было чисто подметено, мужчины и женщины терпеливо ждали в длинных очередях. Женщины болтали, обмениваясь мнениями о своих прежних нанимателях, и сравнивали жалованье; поломойки с их швабрами, ткачихи с ручными прялками, которыми никто в наше время не пользуется, если есть самопрялка, молочницы, чьи табуреты по крайней мере берегли их ноги. Девушки со свежими личиками и полными надежд улыбками стояли рядом с другими – с твердыми лицами и настороженными глазами, – теми, кто заключил невыгодную сделку в прошлом году. Мужчины держались более замкнуто, разглядывая возможных конкурентов. Возчики стояли с приколотыми к курткам ремешками от плети, скотники несли жгуты сена, у пастухов в петлицы и ленты на шляпах была засунута шерсть, а у конюхов – пучки конского волоса.
Пробираясь к «Лунному Лебедю», я раздумывала, не заручиться ли помощью Ниэлло. Наверняка менестрели обращаются к нему в поисках найма, чтобы отправиться на восток Старой Империи на весенний и летний сезоны. Затем они вернутся в Кол, где станут проматывать заработок на осенней ярмарке – последнем празднике перед возвращением в Лес – с приобретенными там песнями и роскошными вещичками. Я слышала эти оптимистичные речи от троих подобных мечтателей на пути из Релшаза; все жаждали заполучить патрона, который оплатил бы им дорогу, но ни один не сумел пролить свет на дразнящий меня песенник.
Я окинула взглядом служанок, ждущих предложения и, если повезет, аванса для праздничного веселья. Горничные постарше – мои ровесницы – с надеждой сжимали свои перьевые щетки. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если б мать позволила мне доказать свою независимость, занимая место на летней ярмарке в мой пятнадцатый год. Возможно, я все еще была бы в Ванаме. Старательно откладывала бы свое жалованье на белье и посуду, шила бы себе приданое, набивая сундук, ждала бы какого-то ремесленника у двери для слуг, чтобы заключить респектабельный брак, который даже моя бабушка не могла бы презирать.
Я громко рассмеялась. Только если б я не дала тягу с каким-нибудь бойким на язык обольстителем вроде Ниэлло, спятив от скуки после нескольких сезонов полирования каминных железок и натирания графитом решеток. Я заглянула в ворота двора. Никого из актеров не было видно, наверняка все еще спят и проснутся не скоро. Вернусь позже.
Музыка привлекла меня в пивную «Быстроногой Гончей», но все, что я нашла, – это оркестрик из местных парней, старающихся поразить своих возлюбленных. Все девушки были розовощеки, со скромно заплетенными волосами, и юбки их, как полагается, скрывали верхний край башмаков. Одна покосилась на мои бриджи, и я ухмыльнулась. Минувшая зима излечила меня от всяких давних фантазий, будто Дрианон предназначила для меня семейную жизнь.
Я сделала все что могла в доме Райшеда в Зьютесселе. Я вежливо улыбалась его матери, интересовалась делами ее швейного кружка и меняла тему всякий раз, когда она заговаривала о соседской дочери, которая положит свадебную косу на алтарь Дрианон в будущее Солнцестояние. Я даже проводила больше времени в юбках, чем в бриджах – и это впервые с тех пор, как оставила дом, – пока отчаяние не выгнало меня и я стала слоняться вокруг замка Д'Олбриотов в надежде увидеть Райшеда, а любопытство не привело в огромную гулкую библиотеку, где полки книг уходили так высоко, что к ним были приделаны собственные лестницы.
По крайней мере моя родная мать никогда не душила меня слепой привязанностью госпожи Татель. Она научила меня читать и считать, советовала думать своей головой, приобретать умения, чтобы компенсировать ущербность моего происхождения, хотя она больше думала о службе, а не об оттачивании моих талантов с мешочком рун. Я искренне полюбила мать Райшеда, но она напоминает мне ласточек, что строят гнезда под стрехами трактиров, окружающих площадь. Они всегда возвращаются на то место, где жили в прошлом и позапрошлом году. Мои симпатии принадлежат ястребу, который парит в вышине, просматривая обочину, и готов броситься на жертву, спугнутую проезжающим фургоном, дабы взять то, что посылает ему Талагрин.
Мимо, громыхая по булыжникам, прокатила телега, кожа скрипела, когда лошадь напрягалась в своем хомуте. Я не была единственным скрипучим колесом в фургоне этой зимой. Райшед быстро понял, что возврата к отцовскому ремеслу не будет. Его братья преуспевали. Указ предыдущего года, запрещавший деревянные подъезды как угрозу пожара, дал им всем работу, о которой они могли только мечтать, и они украсили все фешенебельные дома нарядными каменными пилястрами и навесами. Но теперь та работа практически иссякла, три каменщика в семейном деле – больше чем достаточно. Старшие братья вполне ясно дали это понять.
Я не привязалась ни к Хенси, ни к Риднеру, и это чувство было взаимным. Оба ожидали скромного послушания и вышитого своими руками белья от приличных девушек. Каждый ухаживал за скучной девицей с таким непробиваемым занудством, что любая женщина с капелькой духа искала бы лучшего предложения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Сорграда распирало от любопытства.
– А что получишь с этого ты?
– Помнишь, мы говорили о сделке, той единственной, что обеспечит тебя на всю жизнь? – Я мечтательно вздохнула. – Возможно, это она, Град. Возможно, это именно она.
Горец засмеялся.
– Как предложение Кордайнера? Или куча других планов, которые Каролейя предлагает из года в год? Ты ведь не так глупа, чтобы брать свинцовые деньги!
– Ну, поживем – увидим, верно? – засмеялась я. – Должны же мы извлечь прибыль из знака, на котором красуется герб тормалинского принца.
Сорград кивнул, и я успокоилась. Пока он думает, что у меня нет никаких задних мыслей, мне не придется объясняться. Я успею это сделать, когда потребую у мессира свою награду. А вот как добиться того, чтобы эта награда была внушительной, и является моей нынешней задачей.
– Тогда не будем терять время. – Я встала. – Увидимся здесь в полдень?
– Если только Грен и маг не угодили в переплет, – ухмыльнулся Сорград. – Нет, для Грена здесь слишком шикарно. Встретимся в «Лунном Лебеде».
Спускаясь вслед за ним по лестнице, я подавила сомнения. Грен сам о себе позаботится, а если Узара допустит промашку, Планир его выручит.
Начать я решила с рыночной площади. От ночных даров гильдий теперь не осталось и следа; все было чисто подметено, мужчины и женщины терпеливо ждали в длинных очередях. Женщины болтали, обмениваясь мнениями о своих прежних нанимателях, и сравнивали жалованье; поломойки с их швабрами, ткачихи с ручными прялками, которыми никто в наше время не пользуется, если есть самопрялка, молочницы, чьи табуреты по крайней мере берегли их ноги. Девушки со свежими личиками и полными надежд улыбками стояли рядом с другими – с твердыми лицами и настороженными глазами, – теми, кто заключил невыгодную сделку в прошлом году. Мужчины держались более замкнуто, разглядывая возможных конкурентов. Возчики стояли с приколотыми к курткам ремешками от плети, скотники несли жгуты сена, у пастухов в петлицы и ленты на шляпах была засунута шерсть, а у конюхов – пучки конского волоса.
Пробираясь к «Лунному Лебедю», я раздумывала, не заручиться ли помощью Ниэлло. Наверняка менестрели обращаются к нему в поисках найма, чтобы отправиться на восток Старой Империи на весенний и летний сезоны. Затем они вернутся в Кол, где станут проматывать заработок на осенней ярмарке – последнем празднике перед возвращением в Лес – с приобретенными там песнями и роскошными вещичками. Я слышала эти оптимистичные речи от троих подобных мечтателей на пути из Релшаза; все жаждали заполучить патрона, который оплатил бы им дорогу, но ни один не сумел пролить свет на дразнящий меня песенник.
Я окинула взглядом служанок, ждущих предложения и, если повезет, аванса для праздничного веселья. Горничные постарше – мои ровесницы – с надеждой сжимали свои перьевые щетки. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если б мать позволила мне доказать свою независимость, занимая место на летней ярмарке в мой пятнадцатый год. Возможно, я все еще была бы в Ванаме. Старательно откладывала бы свое жалованье на белье и посуду, шила бы себе приданое, набивая сундук, ждала бы какого-то ремесленника у двери для слуг, чтобы заключить респектабельный брак, который даже моя бабушка не могла бы презирать.
Я громко рассмеялась. Только если б я не дала тягу с каким-нибудь бойким на язык обольстителем вроде Ниэлло, спятив от скуки после нескольких сезонов полирования каминных железок и натирания графитом решеток. Я заглянула в ворота двора. Никого из актеров не было видно, наверняка все еще спят и проснутся не скоро. Вернусь позже.
Музыка привлекла меня в пивную «Быстроногой Гончей», но все, что я нашла, – это оркестрик из местных парней, старающихся поразить своих возлюбленных. Все девушки были розовощеки, со скромно заплетенными волосами, и юбки их, как полагается, скрывали верхний край башмаков. Одна покосилась на мои бриджи, и я ухмыльнулась. Минувшая зима излечила меня от всяких давних фантазий, будто Дрианон предназначила для меня семейную жизнь.
Я сделала все что могла в доме Райшеда в Зьютесселе. Я вежливо улыбалась его матери, интересовалась делами ее швейного кружка и меняла тему всякий раз, когда она заговаривала о соседской дочери, которая положит свадебную косу на алтарь Дрианон в будущее Солнцестояние. Я даже проводила больше времени в юбках, чем в бриджах – и это впервые с тех пор, как оставила дом, – пока отчаяние не выгнало меня и я стала слоняться вокруг замка Д'Олбриотов в надежде увидеть Райшеда, а любопытство не привело в огромную гулкую библиотеку, где полки книг уходили так высоко, что к ним были приделаны собственные лестницы.
По крайней мере моя родная мать никогда не душила меня слепой привязанностью госпожи Татель. Она научила меня читать и считать, советовала думать своей головой, приобретать умения, чтобы компенсировать ущербность моего происхождения, хотя она больше думала о службе, а не об оттачивании моих талантов с мешочком рун. Я искренне полюбила мать Райшеда, но она напоминает мне ласточек, что строят гнезда под стрехами трактиров, окружающих площадь. Они всегда возвращаются на то место, где жили в прошлом и позапрошлом году. Мои симпатии принадлежат ястребу, который парит в вышине, просматривая обочину, и готов броситься на жертву, спугнутую проезжающим фургоном, дабы взять то, что посылает ему Талагрин.
Мимо, громыхая по булыжникам, прокатила телега, кожа скрипела, когда лошадь напрягалась в своем хомуте. Я не была единственным скрипучим колесом в фургоне этой зимой. Райшед быстро понял, что возврата к отцовскому ремеслу не будет. Его братья преуспевали. Указ предыдущего года, запрещавший деревянные подъезды как угрозу пожара, дал им всем работу, о которой они могли только мечтать, и они украсили все фешенебельные дома нарядными каменными пилястрами и навесами. Но теперь та работа практически иссякла, три каменщика в семейном деле – больше чем достаточно. Старшие братья вполне ясно дали это понять.
Я не привязалась ни к Хенси, ни к Риднеру, и это чувство было взаимным. Оба ожидали скромного послушания и вышитого своими руками белья от приличных девушек. Каждый ухаживал за скучной девицей с таким непробиваемым занудством, что любая женщина с капелькой духа искала бы лучшего предложения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141