Особенно человек, которому так везет.
Удача — это богиня, чьих милостей не добьешься уговорами. От взыскующих и настырных душ она отвращается. А вот если возьмешь ее за руку, как доверчивый ребенок, она смилостивится над нами и не оставит в час нужды. Джорджу она улыбнулась незамедлительно.
Когда он обедал в одиночку, он разбавлял скуку трапезы мудростью печатного слова, воплощенной в вечерних газетах. Вот и теперь, направляясь на Пиккадилли, он захватил с собой ранний выпуск «Ивнинг Ньюс». И едва ли первым попалось ему на глаза сообщение, затерявшееся где-то в недрах страниц, посвященных юмористическому комментарию к событиям дня, в стихах и прозе. Данное событие автор счел достойным поэмы. Звучала она так:
«Пэр и полицейский»
«У „Карлтона“, слыхали ль вы, случилось странное, увы! Случилось, утверждает слух, оно часов около двух. Лучи текли, не жарил зной, во всех сердцах царил покой, когда приличный джентльмен, представив веский аргумент, подвергнул яростной атаке другого мистера во фраке. Кулак в перчатке он вознес, чтоб незнакомцу врезать в нос. Кто знает, чем бы кончил он, досадой страшною взбешен, не приключись при сцене той С-230, постовой. „Что здесь за шум, а драки нету? — сын Лондона воззвал к ответу. — Незамедлительно прошу я прекратить весь этот шум“. Неукоснимый страж порядка, он руку в форменной перчатке на нарушителя шевьот увещевающе кладет. Что было дальше — нету сил писать; стыжусь своих чернил. Какой-то демон обладал тем джентльменом. Он наддал пинка служилому туда, где в том содержится еда. „Эй! Эй! Эй! Эй!“ — служилый рек и джентльмена уволок. В участке выяснил служитель: лорд Бэлфер этот нарушитель. Но для британского суда и пэр, и нищий — ерунда. Судья воздаст, весы подняв, всем по заслугам. Крупный штраф и лорду Б. и нам, друзья, урок: констеблей бить нельзя».
Баранья отбивная застывала, нетронутая, на тарелке. Напрочь обделенный вниманием, охладевал картофель-фри. Джорджу было не до еды. Как он был прав, уповая на свою удачливость! И как благородно с ее стороны не подвести его! С такой уликой в кармане дело, можно считать, сделано. Оставалось заскочить в ближайшую библиотеку и пролистать справочник Берка, где есть вся английская аристократия. Он расплатился и вышел из ресторана.
Десять минут спустя он жадно впитывал многообещающую информацию о том, что Бэлфер — это второй титул графов Маршмортонских, и что у нынешнего графа один сын, Перси Уилбрэм Марш, образ. Итон, колледж Церкви Христовой (Оксфорд), и, как с привычной для себя краткостью сообщал Берк, одна д., Патриция Мод. Фамильная резиденция — замок Бэлфер, станция Бэлфер, графство Хэмпшир.
Еще несколько часов спустя, медленно отъезжая от вокзала в купе первого класса, Джордж наблюдал, как постепенно исчезает Лондон. В нагрудном кармане, прямо напротив гулко колотящегося сердца, лежал билет в один конец до Бэлфера.
Глава VI
Примерно в то же время, когда поезд уносил Джорджа Бивена с вокзала Ватерлоо, серый гоночный автомобиль, скрежеща тормозами и разбрызгивая из-под колес гравий, подкатил к главному входу замка. Сидевший за рулем тонкий элегантный молодой человек снял гоночные очки, достал часы и обратился к находившемуся на пассажирском сидении толстому юноше:
— Два часа восемнадцать минут от Гайд-парка, Буля. Не пыльно, а?
Его спутник не ответил, он был погружен в раздумья. Он тоже снял гоночные очки, обнаружив румяное и печальное лицо, снабженное кроме всего положенного усиками и лишним подбородком. И хмуро окинул очаровательную картину, доселе скрытую от его очей.
Перед ним, на фоне голубого неба, вздымалась симметрическая громада Бэлферского замка, серый камень и зеленый плюш. По обе стороны, насколько хватало глаз, разбегался ухоженный парк; ровный зеленый газон там и сям пестрил коврами фиалок, кое-где вздымались купы лип, могучие дубы и ясени; все в идеальном порядке, все дышит спокойствием, все так по-английски. Неподалеку, полевую руку, располагался розовый питомник, из которого под острым углом торчало седалище вельветовых брюк, чей владелец, очевидно, был занят сбором улиток. В зелени кустов пели дрозды, грачи галдели на вязах. Издалека доносились звон овечьих колокольчиков и мычание коров. Идиллическая картинка, залитая вечерним светом великолепного весеннего дня и обдаваемая легким дыханием западного ветерка, должна бы навеять благостную, мечтательную созерцательность на того, кто был единственным наследником этого земного рая.
Но душа Перси, лорда Бэлфера, не отзывалась на гармонию Человека с Природой и не находила утешения в том, что все это великолепие в один прекрасный день станет его собственностью. Все мысли вытеснило воспоминание о мучительной сцене в полицейском суде. Замечания судьи, бестактные и бесчувственные, еще звучали в ушах. И потом эта адская ночь в участке… Темнота… Жесткие нары… Нестройный вокализ пьяни и рвани в соседней камере… Быть может, время и сгладит боль воспоминаний, притупит острое, мучительное страдание — но совершенно удалить их из памяти бессильно и время.
Перси был потрясен до самых глубин души. Тело затекло и ныло; душа кипела вулканом. Его препроводили по Хей-маркету на глазах у всего Лондона под полицейским эскортом. Судья, которого ничто не могло убедить в том, что Перси не пьян в стельку, разговаривал с ним, как с нашкодившим мальчишкой. Он даже позволил себе замечания о его печени, вроде «последите за собой и бросьте пока не поздно» (даже в устах личного врача, в уединении больничной палаты, такие слова неприлично откровенны). Так что не стоит, пожалуй, удивляться, что замок Бэлфер со всеми своими природными и архитектурными достоинствами оставил лорда Бэлфера несколько холодноватым. Он клокотал от негодования, с которым ничего не мог поделать сам Реджи Бинг. Не его избрал бы Перси в тяжелую минуту. Реджи не умел утешать. Он упорно называл его старой Итонской кличкой «Буля», которую Перси терпеть не мог, и всю дорогу отпускал совершенно невыносимые, непристойные замечания по поводу недавнего инцидента.
Они поднялись по лестнице, позвонили, и тут Реджи снова принялся за свое.
— Похоже, — сказал он, — на кусок из мелодрамы. Осужденный сын возвращается в родные пенаты, ковыляет по ступенькам, дергает звонок. Что ждет его за этой дверью? Прощение? Выволочка? О, конечно, седовласый дворецкий, носивший его когда-то на руках, разрыдается в его жилетку, но папа, что скажет старый папа? Как примет он блудного отпрыска?
Лорд Бэлфер помрачнел еще сильнее.
— Мне не до шуток, — холодно сказал он.
— Да что ты, я не шучу. Разве можно шутить в такой момент, когда друг твоей юности стал социальным изгоем?
— Заткнись!
— А ты думаешь, мне приятно показываться рядом с человеком, известным в криминальных кругах как Перси-бей-полисмена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Удача — это богиня, чьих милостей не добьешься уговорами. От взыскующих и настырных душ она отвращается. А вот если возьмешь ее за руку, как доверчивый ребенок, она смилостивится над нами и не оставит в час нужды. Джорджу она улыбнулась незамедлительно.
Когда он обедал в одиночку, он разбавлял скуку трапезы мудростью печатного слова, воплощенной в вечерних газетах. Вот и теперь, направляясь на Пиккадилли, он захватил с собой ранний выпуск «Ивнинг Ньюс». И едва ли первым попалось ему на глаза сообщение, затерявшееся где-то в недрах страниц, посвященных юмористическому комментарию к событиям дня, в стихах и прозе. Данное событие автор счел достойным поэмы. Звучала она так:
«Пэр и полицейский»
«У „Карлтона“, слыхали ль вы, случилось странное, увы! Случилось, утверждает слух, оно часов около двух. Лучи текли, не жарил зной, во всех сердцах царил покой, когда приличный джентльмен, представив веский аргумент, подвергнул яростной атаке другого мистера во фраке. Кулак в перчатке он вознес, чтоб незнакомцу врезать в нос. Кто знает, чем бы кончил он, досадой страшною взбешен, не приключись при сцене той С-230, постовой. „Что здесь за шум, а драки нету? — сын Лондона воззвал к ответу. — Незамедлительно прошу я прекратить весь этот шум“. Неукоснимый страж порядка, он руку в форменной перчатке на нарушителя шевьот увещевающе кладет. Что было дальше — нету сил писать; стыжусь своих чернил. Какой-то демон обладал тем джентльменом. Он наддал пинка служилому туда, где в том содержится еда. „Эй! Эй! Эй! Эй!“ — служилый рек и джентльмена уволок. В участке выяснил служитель: лорд Бэлфер этот нарушитель. Но для британского суда и пэр, и нищий — ерунда. Судья воздаст, весы подняв, всем по заслугам. Крупный штраф и лорду Б. и нам, друзья, урок: констеблей бить нельзя».
Баранья отбивная застывала, нетронутая, на тарелке. Напрочь обделенный вниманием, охладевал картофель-фри. Джорджу было не до еды. Как он был прав, уповая на свою удачливость! И как благородно с ее стороны не подвести его! С такой уликой в кармане дело, можно считать, сделано. Оставалось заскочить в ближайшую библиотеку и пролистать справочник Берка, где есть вся английская аристократия. Он расплатился и вышел из ресторана.
Десять минут спустя он жадно впитывал многообещающую информацию о том, что Бэлфер — это второй титул графов Маршмортонских, и что у нынешнего графа один сын, Перси Уилбрэм Марш, образ. Итон, колледж Церкви Христовой (Оксфорд), и, как с привычной для себя краткостью сообщал Берк, одна д., Патриция Мод. Фамильная резиденция — замок Бэлфер, станция Бэлфер, графство Хэмпшир.
Еще несколько часов спустя, медленно отъезжая от вокзала в купе первого класса, Джордж наблюдал, как постепенно исчезает Лондон. В нагрудном кармане, прямо напротив гулко колотящегося сердца, лежал билет в один конец до Бэлфера.
Глава VI
Примерно в то же время, когда поезд уносил Джорджа Бивена с вокзала Ватерлоо, серый гоночный автомобиль, скрежеща тормозами и разбрызгивая из-под колес гравий, подкатил к главному входу замка. Сидевший за рулем тонкий элегантный молодой человек снял гоночные очки, достал часы и обратился к находившемуся на пассажирском сидении толстому юноше:
— Два часа восемнадцать минут от Гайд-парка, Буля. Не пыльно, а?
Его спутник не ответил, он был погружен в раздумья. Он тоже снял гоночные очки, обнаружив румяное и печальное лицо, снабженное кроме всего положенного усиками и лишним подбородком. И хмуро окинул очаровательную картину, доселе скрытую от его очей.
Перед ним, на фоне голубого неба, вздымалась симметрическая громада Бэлферского замка, серый камень и зеленый плюш. По обе стороны, насколько хватало глаз, разбегался ухоженный парк; ровный зеленый газон там и сям пестрил коврами фиалок, кое-где вздымались купы лип, могучие дубы и ясени; все в идеальном порядке, все дышит спокойствием, все так по-английски. Неподалеку, полевую руку, располагался розовый питомник, из которого под острым углом торчало седалище вельветовых брюк, чей владелец, очевидно, был занят сбором улиток. В зелени кустов пели дрозды, грачи галдели на вязах. Издалека доносились звон овечьих колокольчиков и мычание коров. Идиллическая картинка, залитая вечерним светом великолепного весеннего дня и обдаваемая легким дыханием западного ветерка, должна бы навеять благостную, мечтательную созерцательность на того, кто был единственным наследником этого земного рая.
Но душа Перси, лорда Бэлфера, не отзывалась на гармонию Человека с Природой и не находила утешения в том, что все это великолепие в один прекрасный день станет его собственностью. Все мысли вытеснило воспоминание о мучительной сцене в полицейском суде. Замечания судьи, бестактные и бесчувственные, еще звучали в ушах. И потом эта адская ночь в участке… Темнота… Жесткие нары… Нестройный вокализ пьяни и рвани в соседней камере… Быть может, время и сгладит боль воспоминаний, притупит острое, мучительное страдание — но совершенно удалить их из памяти бессильно и время.
Перси был потрясен до самых глубин души. Тело затекло и ныло; душа кипела вулканом. Его препроводили по Хей-маркету на глазах у всего Лондона под полицейским эскортом. Судья, которого ничто не могло убедить в том, что Перси не пьян в стельку, разговаривал с ним, как с нашкодившим мальчишкой. Он даже позволил себе замечания о его печени, вроде «последите за собой и бросьте пока не поздно» (даже в устах личного врача, в уединении больничной палаты, такие слова неприлично откровенны). Так что не стоит, пожалуй, удивляться, что замок Бэлфер со всеми своими природными и архитектурными достоинствами оставил лорда Бэлфера несколько холодноватым. Он клокотал от негодования, с которым ничего не мог поделать сам Реджи Бинг. Не его избрал бы Перси в тяжелую минуту. Реджи не умел утешать. Он упорно называл его старой Итонской кличкой «Буля», которую Перси терпеть не мог, и всю дорогу отпускал совершенно невыносимые, непристойные замечания по поводу недавнего инцидента.
Они поднялись по лестнице, позвонили, и тут Реджи снова принялся за свое.
— Похоже, — сказал он, — на кусок из мелодрамы. Осужденный сын возвращается в родные пенаты, ковыляет по ступенькам, дергает звонок. Что ждет его за этой дверью? Прощение? Выволочка? О, конечно, седовласый дворецкий, носивший его когда-то на руках, разрыдается в его жилетку, но папа, что скажет старый папа? Как примет он блудного отпрыска?
Лорд Бэлфер помрачнел еще сильнее.
— Мне не до шуток, — холодно сказал он.
— Да что ты, я не шучу. Разве можно шутить в такой момент, когда друг твоей юности стал социальным изгоем?
— Заткнись!
— А ты думаешь, мне приятно показываться рядом с человеком, известным в криминальных кругах как Перси-бей-полисмена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53