Я вскрыл ее. Там значилось:
"Возвращайтесь немедленно первым поездом. Неотложное дело. Флоренс".
- Чудно, - сказал я.
- Сэр?
- Да нет, ничего.
Я не стал дальше обсуждать с Дживсом ситуацию, что показывает, как плохо я еще тогда его знал. Теперь-то мне и в голову бы не пришло прочитать непонятную телеграмму и не поинтересоваться, что о ней думает Дживс. А эта телеграмма была дьявольски загадочна. То есть: Флоренс прекрасно знала, что послезавтра я так и так приеду обратно в "Уютное", к чему в таком случае этот экстренный вызов? Очевидно, что-то случилось. Но что могло случиться, я просто представить себе не мог.
- Дживс, - говорю я, - сегодня после обеда мы едем в "Уютное". Вы управитесь?
- Безусловно, сэр.
- Успеете уложить чемоданы и все такое?
- Без труда, сэр. Какой костюм вы наденете в дорогу?
- Вот этот.
На мне в то утро был костюм в довольно веселенькую молодежную клетку, я к нему питал некоторую слабость; вернее даже сказать, он мне просто очень нравился. Цвета, может быть, на первый взгляд довольно неожиданные, но в целом костюмчик более чем недурен, в клубе и в других местах многие не таясь восхищались.
- Очень хорошо, сэр.
И снова нечто такое эдакое в голосе. Как-то он по-особенному это сказал. Ну вы понимаете. Костюм ему явно не нравился. Тут я собрался с силами и решил твердо постоять на своем. Что-то подсказывало мне, что, если я не проявлю осторожность и не задушу его в колыбели, он еще. пожалуй, начнет мною командовать. Судя по внешности, он парень из решительных.
Ну а я ничего подобного допускать был не намерен, черт подери. Мне известно много случаев, когда хозяин становился рабом своего слуги. Помню, Обри Фодергилл как-то вечером в клубе прямо-таки со слезами на глазах жаловался, что вынужден был отказаться от любимых рыжих ботинок просто потому, что они не нравились Микину, его камердинеру. Надо, чтобы эта публика все-таки помнила свое место, знаете ли. Для чего незаменим старый добрый прием "железная рука в бархатной перчатке". Им только дай, та-рам, та-рам, что-то там такое, они отхватят... как там говорится?.. отхватят всю десницу.
- Вам этот костюм не нравится, Дживс? - холодно осведомился я.
- Отнюдь, сэр.
- Чем же он вас не устраивает?
- Превосходный костюм, сэр.
- Тогда в чем дело? Выкладывайте, черт возьми!
- Если позволительно предложить, сэр, гладкий коричневый или синий, может быть, в самый умеренный рубчик...
- Какая полнейшая чушь!
- Очень хорошо, сэр.
- Совершеннейший идиотизм, дорогой мой!
- Как скажете, сэр.
У меня возникло такое чувство, будто сделал шаг вверх по лестнице, а ступеньки уже кончились. Я был полон, так сказать, воинственного задора, но воевать, получается, не с чем.
- Ну, тогда ладно, - сказал я.
- Да, сэр.
И он отправился складывать свое хозяйство, а я вновь обратился к "Типам этических категорий" и решил попробовать силы на главе "Идиопсихологическая этика".
Почти всю дорогу в поезде я ломал голову над тем, что могло случиться. Совершенно непонятно! "Уютное" вовсе не тот одинокий загородный дом из дамских романов, куда заманивают юных дев якобы для игры в баккара, а вместо этого обдирают с них догола все драгоценности и так далее. Когда я уезжал, там собралась теплая компания мирных граждан вроде меня. Да дядя никогда бы и не допустил у себя в доме ничего другого. Он довольно чопорный старый педант и любит, чтобы жизнь шла тихо. В то лето он как раз кончал писать не то свою родословную, не то еще что-то в том же духе и почти безвылазно сидел в библиотеке. Его примером наглядно подтверждается то мудрое житейское правило, что всегда лучше перебеситься смолоду. Я слышал, что в молодью годы дядя Уиллоуби был греховодник, каких мало. А теперь на него посмотреть нипочем не скажешь.
Когда я вошел в дом, Оукшотт, дворецкий, сообщил мне, что Флоренс у себя в комнате - надзирает за тем, как горничная складывает вещи. Оказывается, вечером должен был состояться бал в одной усадьбе милях в двадцати по соседству и Флоренс в компании еще кое с кем из гостей отправляется туда с несколькими ночевками. Оукшотту она велела, по его словам, уведомить ее, как только я вернусь. По этому случаю я пока что забрался в курительную комнату и стал ждать. Вскоре она является. С одного взгляда мне стало ясно, что она вся в волнении, даже, может быть, в сердцах. Глаза на лбу, и вообще весь вид выражает крайнее раздражение.
- Дорогая, - говорю и готов уже, как заведено, заключить ее в объятия.
Но она увернулась с ловкостью боксера легкого веса.
- Оставьте.
- Что случилось?
- Все случилось! Берти, помните, вы перед отъездом просили, чтобы я постаралась завоевать расположение вашего дяди?
- Да.
Это я в том смысле, что, поскольку я в общем и целом пока еще нахожусь от него в некоторой материальной зависимости, не может быть и речи о том, чтобы жениться без его согласия. И хотя ожидать от дяди Уиллоуби возражений против Флоренс у меня не было причин: они с ее отцом еще в Оксфорде вместе учились, - однако в таком деле все-таки лучше не рисковать. Вот я и сказал, чтобы она постаралась обаять старика.
- Вы сказали, что он особенно обрадуется, если попросить, чтобы он почитал мне кусок из своей родословной.
- А он что, не обрадовался?
- Пришел в восторг. Он как раз вчера после обеда дописал последнюю фразу и весь вечер читал вслух, с начала и чуть не до самого конца. Возмутительное сочинение. Скандальное. Ужас какой-то!
- Но, черт подери, наше семейство не такое уж и плохое, мне кажется.
- Это вовсе не родословная. А всего лишь мемуары. И называются "Воспоминания долгой жизни".
Тут я начал понимать, в чем дело. Дядя Уиллоуби, как я уже говорил, вел в молодости жизнь довольно разгульную, так что, предавшись воспоминаниям, он вполне мог выволочь на свет Божий немало разных пикантных подробностей.
- Если хоть половина из того, что там написано, - правда, продолжала Флоренс, - значит, юность вашего дяди была... ну просто нет слов. Вчера он только раскрыл рукопись и сразу же попал на скандальную историю про то, как в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году его и моего папочку вышвырнули из мюзик-холла!
- За что?
- Я решительно отказываюсь вам объяснить. И вправду, должно быть, что-то из рук вон. В 1887 году так просто из мюзик-холлов не вышвыривали.
- Ваш дядя черным по белому пишет, что мой папочка начал вечер с того, что выпил полторы кварты шампанского, - продолжала возмущаться Флоренс. И таких историй в его сочинении множество. Там рассказывается один безобразный случай с лордом Эмсвортом...
- С лордом Эмсвортом? Тем самым, что сейчас гнездится в Бландинге?
Это один такой всем хорошо известный старый гриб, сама добродетель, с утра до ночи ковыряет цапкой у себя в саду.
- Именно.
1 2 3 4 5 6 7