Страдание. Антипод. Впрочем, не обязательно много и долго. Можно найти оптимальный режим. Коротенькие встряски, чтобы человек не забывался и не начинал тосковать. Будущие кибернетики все рассчитают. Мой друг, ты имеешь шансы посмотреть.
Черта с два! Это будет не скоро. Мои молекулы не выдержат, рассыплются. Да и едва ли оно будет вкусно, это дозированное счастье.
Пойти в операционную? Скоро будем оживлять. Нет, еще рано. Вдруг наш пес встанет и пойдет? Я даже его клички не знаю. Черствость.
Выхаживать придется, как больного после тяжелой операции. Сидеть придется ребятам.
А, не загадывай! Еще дойдет ли дело до этого?
Хорошие все-таки ребята. Могли бы такие сыновья быть. Если бы тогда, в сорок третьем, не было этой бомбежки… Да брось, упустил бы все равно. Дело же не в женщинах и не в обстоятельствах, а в тебе. Ненастоящий.
Юра — интеллектуал. В хорошем смысле, без ругательства. Это слово совсем не предполагает бесчувственность.
Лежу. Отдыхаю. Немножко думаю. Каждый орган чувствую — какой-то коммутатор приключает его к сознанию. Сердце: тук… тук… тук… Потом перебоя: тук-тук… тук-тук. Легкие. Вдох — входит воздух, расправляются альвеолы. Что-то мешает (лимфожелезы?), какой-то датчик раздражается хочется кашлянуть. Сдержаться. Это важно — задерживать кашель. Как и всякое чувство, неприятные эмоции. Живот. Кишки: одна, другая буль-буль… А селезенка большая, давит на них слева… Сердитый великан, тупой, толстый. Болей сейчас нет. Почти блаженство.
«…Уходят, уходят, уходят друзья…
Одни — в никуда, а другие — в князья».
Почему в князья?
Засыпаю… Как приятно заснуть…
Стучат в дверь. Сажусь. Халат мятый. Неловко.
— Войдите.
Лена:
— Юра послал за вами. Нужно начинать нагревание.
— Сейчас.
Как хорошо вздремнул! Часы — прошло сорок минут.
Иду в лабораторию. Мои органы еще не проснулись — не чувствую их. Здоров. Ненадолго.
Все мирно в этой комнате, как будто и не уходил.
Шумит вентилятор под колпаком. Гудит мотор АИКа.
Юра — у своего пульта в выжидательной позе.
— Иван Николаевич! Мы готовы начать нагревание.
— Ну, в добрый час! Будет работать автоматика?
— А как же! До сих пор все идет нормально.
Впереди час времени. Не знаю, правильно ли мы предположили кривую повышения температуры. Первая ступенька — десять градусов, вторая двадцать два. Потом — до нормы. На каждую — по двадцать минут. Может быть, этого мало? Ничего, мы придумали хитрую программу, — чтобы кровь была не очень горяча и не было большой разницы температур в разных частях тела. Сначала задается темп нагревания, а обратная связь его исправляет — может замедлить или ускорить. Посмотрим.
— Ну, начинаем. Коля, включай программу!
Когда-нибудь так скажут и для меня: «Включай оживление!» И я оживу из мертвых. Для чего? Есть ли у тебя запас желания жить? Оно от инстинкта самосохранения. Пока живой — жить. Но человек способен подавлять инстинкты. Зато у него прибавляется увлеченность. Удовольствие от исканий, работы. Хватит ли его на будущее? Какая она будет — наука? Любопытно. Страшит только одно: одиночество.
Оставим эту тему. Нужно смотреть.
Новая программа выразилась только усилением шума АИКа. Прибавилось число оборотов. Нет, немножко потеплел воздух под колпаком. (Названия никак не придумаем: «колпак», но он длинный, «корыто» — некрасиво. Неважно…) Воздух дует через щели на меня.
— Игорь, пожалуйста, берите анализы чаще. Важно проследить динамику, чтобы подрегулировать.
Зря вмешиваюсь. Все расписано заранее — и частота анализов и воздействия. Но нужно же что-то делать? Никак не привыкну к новой системе — когда опыт для каждого расписан, как ноты в оркестре. Физиологи привыкли к «волевому» руководству: план опыта в голове у шефа, и он изрекает его в виде команд.
Пойду смотреть на графики. Интересно, как автомат будет справляться с нагреванием. Только не нужно мешать ребятам.
Широкая лента ползет непрерывно. В периоды записей ее скорость увеличивают. Самое интересное сейчас — это графики температуры. Выше всех в пищеводе. Вот дошло до восьми градусов. Прямая кишка отстала — только пять. Но включилась обратная связь — подъем пищеводной кривой замедлился. Разница с кишкой уменьшилась до двух. Снова обе кривые поползли кверху. Автоматика действует.
— Поля, какая производительность АИКа?
— Два с половиной литра.
Вадим явился. Прозевал торжественный момент. Уже что-то шумит. Ага: «Почему не позвали?» Сам должен думать. Поля: «Представь, обошлось без тебя». Что-то есть тайное в их пикировке. «Ищите женщину…» Как же, ты такой крупный спец в этом вопросе! Но Вадим может. Видно по его манерам.
Юра возится около аппаратуры. «Проверка нулей». Важно для кривых давления. Как-то ведет себя левый желудочек?
Вот в пищеводе уже десять градусов. В прямой кишке — восемь. Это значит, что сердце даже теплее — через него проходит много крови, а температура ее уже семнадцать. Уже возможна некоторая электрическая активность. Посмотрим. Ничего определенного — то ли мелкая фибрилляция, то ли просто помехи.
— Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода в оттекающей жидкости очень низкое — всего двадцать миллиметров.
Это Игорь. Вот что значит контроль.
— Давайте, Вадим, вы командуете по расписанию.
— Свистать всех наверх! Маша, остановишь машину. Рита, выльешь шестьсот кубиков плазмы. Поля, зальешь столько же в оксигенатор.
— Подожди, подожди! У нас же есть не цельная кровь, а разбавленная. Ее нужно использовать в первую очередь.
— Да, верно. Сколько в ней гемоглобина?
— А не меряли.
— Почему? Я же говорил.
— Не догадались. А ты ничего не говорил.
— Ну перестаньте препираться! Меняйте литр жидкости.
— Есть, товарищ начальник.
Это Юра возвысил голос. Вадим шутливо откозырнул, но за этим немножко видна обида. Всегда физиологи командовали, а теперь — инженеры. Ничего. Если умный, поймет.
Машина остановилась. Сливают плазму, вливают кровь. Быстрее нужно, копуши! Молчи, не мешай! Начальников и так много.
— Пускайте!
Мотор зашумел. Остановка длилась две минуты. При такой температуре это пустяк.
Язык у собаки немного порозовел. По сосудам пошла кровь, а не вода.
Температура в пищеводе — тринадцать градусов. Электрическая активность сердца и мозга пока не видна. Странно. Немножко беспокоюсь. Неужели была допущена гипоксия? Может быть, нужно раньше заливать кровь?
— Измерьте, пожалуйста, процент гемоглобина, Вадим. Юра, мне кажется, что нужно еще добавлять крови, только теперь цельной.
Юра:
— Может, подождем градусов до восемнадцати? Оснований для беспокойства нет. Вот, смотрите, показатели напряжения кислорода и углекислоты в тканях.
Да, верно. Эти приборы очень хороши и для меня новы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Черта с два! Это будет не скоро. Мои молекулы не выдержат, рассыплются. Да и едва ли оно будет вкусно, это дозированное счастье.
Пойти в операционную? Скоро будем оживлять. Нет, еще рано. Вдруг наш пес встанет и пойдет? Я даже его клички не знаю. Черствость.
Выхаживать придется, как больного после тяжелой операции. Сидеть придется ребятам.
А, не загадывай! Еще дойдет ли дело до этого?
Хорошие все-таки ребята. Могли бы такие сыновья быть. Если бы тогда, в сорок третьем, не было этой бомбежки… Да брось, упустил бы все равно. Дело же не в женщинах и не в обстоятельствах, а в тебе. Ненастоящий.
Юра — интеллектуал. В хорошем смысле, без ругательства. Это слово совсем не предполагает бесчувственность.
Лежу. Отдыхаю. Немножко думаю. Каждый орган чувствую — какой-то коммутатор приключает его к сознанию. Сердце: тук… тук… тук… Потом перебоя: тук-тук… тук-тук. Легкие. Вдох — входит воздух, расправляются альвеолы. Что-то мешает (лимфожелезы?), какой-то датчик раздражается хочется кашлянуть. Сдержаться. Это важно — задерживать кашель. Как и всякое чувство, неприятные эмоции. Живот. Кишки: одна, другая буль-буль… А селезенка большая, давит на них слева… Сердитый великан, тупой, толстый. Болей сейчас нет. Почти блаженство.
«…Уходят, уходят, уходят друзья…
Одни — в никуда, а другие — в князья».
Почему в князья?
Засыпаю… Как приятно заснуть…
Стучат в дверь. Сажусь. Халат мятый. Неловко.
— Войдите.
Лена:
— Юра послал за вами. Нужно начинать нагревание.
— Сейчас.
Как хорошо вздремнул! Часы — прошло сорок минут.
Иду в лабораторию. Мои органы еще не проснулись — не чувствую их. Здоров. Ненадолго.
Все мирно в этой комнате, как будто и не уходил.
Шумит вентилятор под колпаком. Гудит мотор АИКа.
Юра — у своего пульта в выжидательной позе.
— Иван Николаевич! Мы готовы начать нагревание.
— Ну, в добрый час! Будет работать автоматика?
— А как же! До сих пор все идет нормально.
Впереди час времени. Не знаю, правильно ли мы предположили кривую повышения температуры. Первая ступенька — десять градусов, вторая двадцать два. Потом — до нормы. На каждую — по двадцать минут. Может быть, этого мало? Ничего, мы придумали хитрую программу, — чтобы кровь была не очень горяча и не было большой разницы температур в разных частях тела. Сначала задается темп нагревания, а обратная связь его исправляет — может замедлить или ускорить. Посмотрим.
— Ну, начинаем. Коля, включай программу!
Когда-нибудь так скажут и для меня: «Включай оживление!» И я оживу из мертвых. Для чего? Есть ли у тебя запас желания жить? Оно от инстинкта самосохранения. Пока живой — жить. Но человек способен подавлять инстинкты. Зато у него прибавляется увлеченность. Удовольствие от исканий, работы. Хватит ли его на будущее? Какая она будет — наука? Любопытно. Страшит только одно: одиночество.
Оставим эту тему. Нужно смотреть.
Новая программа выразилась только усилением шума АИКа. Прибавилось число оборотов. Нет, немножко потеплел воздух под колпаком. (Названия никак не придумаем: «колпак», но он длинный, «корыто» — некрасиво. Неважно…) Воздух дует через щели на меня.
— Игорь, пожалуйста, берите анализы чаще. Важно проследить динамику, чтобы подрегулировать.
Зря вмешиваюсь. Все расписано заранее — и частота анализов и воздействия. Но нужно же что-то делать? Никак не привыкну к новой системе — когда опыт для каждого расписан, как ноты в оркестре. Физиологи привыкли к «волевому» руководству: план опыта в голове у шефа, и он изрекает его в виде команд.
Пойду смотреть на графики. Интересно, как автомат будет справляться с нагреванием. Только не нужно мешать ребятам.
Широкая лента ползет непрерывно. В периоды записей ее скорость увеличивают. Самое интересное сейчас — это графики температуры. Выше всех в пищеводе. Вот дошло до восьми градусов. Прямая кишка отстала — только пять. Но включилась обратная связь — подъем пищеводной кривой замедлился. Разница с кишкой уменьшилась до двух. Снова обе кривые поползли кверху. Автоматика действует.
— Поля, какая производительность АИКа?
— Два с половиной литра.
Вадим явился. Прозевал торжественный момент. Уже что-то шумит. Ага: «Почему не позвали?» Сам должен думать. Поля: «Представь, обошлось без тебя». Что-то есть тайное в их пикировке. «Ищите женщину…» Как же, ты такой крупный спец в этом вопросе! Но Вадим может. Видно по его манерам.
Юра возится около аппаратуры. «Проверка нулей». Важно для кривых давления. Как-то ведет себя левый желудочек?
Вот в пищеводе уже десять градусов. В прямой кишке — восемь. Это значит, что сердце даже теплее — через него проходит много крови, а температура ее уже семнадцать. Уже возможна некоторая электрическая активность. Посмотрим. Ничего определенного — то ли мелкая фибрилляция, то ли просто помехи.
— Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода в оттекающей жидкости очень низкое — всего двадцать миллиметров.
Это Игорь. Вот что значит контроль.
— Давайте, Вадим, вы командуете по расписанию.
— Свистать всех наверх! Маша, остановишь машину. Рита, выльешь шестьсот кубиков плазмы. Поля, зальешь столько же в оксигенатор.
— Подожди, подожди! У нас же есть не цельная кровь, а разбавленная. Ее нужно использовать в первую очередь.
— Да, верно. Сколько в ней гемоглобина?
— А не меряли.
— Почему? Я же говорил.
— Не догадались. А ты ничего не говорил.
— Ну перестаньте препираться! Меняйте литр жидкости.
— Есть, товарищ начальник.
Это Юра возвысил голос. Вадим шутливо откозырнул, но за этим немножко видна обида. Всегда физиологи командовали, а теперь — инженеры. Ничего. Если умный, поймет.
Машина остановилась. Сливают плазму, вливают кровь. Быстрее нужно, копуши! Молчи, не мешай! Начальников и так много.
— Пускайте!
Мотор зашумел. Остановка длилась две минуты. При такой температуре это пустяк.
Язык у собаки немного порозовел. По сосудам пошла кровь, а не вода.
Температура в пищеводе — тринадцать градусов. Электрическая активность сердца и мозга пока не видна. Странно. Немножко беспокоюсь. Неужели была допущена гипоксия? Может быть, нужно раньше заливать кровь?
— Измерьте, пожалуйста, процент гемоглобина, Вадим. Юра, мне кажется, что нужно еще добавлять крови, только теперь цельной.
Юра:
— Может, подождем градусов до восемнадцати? Оснований для беспокойства нет. Вот, смотрите, показатели напряжения кислорода и углекислоты в тканях.
Да, верно. Эти приборы очень хороши и для меня новы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53