— Все поняли?
— Да, все. Но мне еще нужно что-то сказать.
Слышу: «Валя, пойди погуляй».
— Юрка рассказал мне о вашей беседе. Вы его простите, он просто болван. Получилось так, будто мы заговор устроили и уже вообразили себя невесть чем. Представляю, как вам было неприятно. Небось, подумали: «Ну и ученички!»
— Конечно.
(Люба зажгла свет. Любопытная — хочет читать по лицу.)
— Так вот, это все не так. Мы вас любим и уважаем. Никогда, слышите меня? Никогда мы вас не предадим… Конечно, ничего, ну никакой реорганизации без вас мы бы не стали делать. А план, о котором он рассказал, мы вместе обдумывали. По-моему, хороший план? А? С этим подлецом работать нельзя. Так вы не будете на нас сердиться?
— А Юры нет с тобой?
— Нет. Он меня послал одного. Ему стыдно. (Так ли?)
— Ну ладно. Не подлизывайся. Великие комбинаторы. До завтра.
— Так вы обещаете не сердиться? Мы хорошие! Все!
Повесил трубку. Я так и вижу его возбужденную физиономию. «Мы хорошие!» Я верю. Приятно верить.
— Все-таки они неплохие ребята, Лю!
— У вас что-то произошло?
— Да, да. Я не успел тебе рассказать. (Мне просто не хотелось рассказывать, неприятно было. Теперь — другое дело, легче.)
— Ну, расскажи, да мне пора идти. Видишь, уже темно.
Уже пора. Появится, посветит и — исчезнет. А может быть, и лучше? Поэтому и любовь не проходит.
Сесть не захотела. «Нет, не хочу. Тороплюсь».
Я рассказал ей очень коротко о плане «завещания» (поморщилась), о разговоре с Юрой, об обиде.
— Ребята придумали правильно. Если будете при больнице — так, может быть, какую-то пользу принесете.
Мнение, как всегда, категорично. (Откуда у нее эта самоуверенность? От профессии?) Обидно. Будто они, врачи, сами по себе, мы — сами. Возразить.
— Нет, нет, и не возражай! Восемнадцатый год работаю врачом, но ни разу не почувствовала я пользы от физиологов. Химики — дали, бактериологи дали, а что получили от вас? Молчишь?
Затрещала! Досада.
— Подожди, подожди, не трещи. Ответь мне, как может существовать без физиологии анестезиология, реанимация, проблема искусственного кровообращения?
— Отвечу. Есть разная физиология: чистая и прикладная. Чистая — это вы. Никакого толку. Прикладная — это врачи, которые исследуют больных, ну и иногда ставят эксперименты. От врачей пошло искусственное кровообращение, реанимация, искусственная почка, все. Я за такую физиологию.
— Но ведь твоя врачебная физиология питается от нас, от чистых теоретиков!
— Может быть, когда-нибудь и питалась, а теперь что-то там копаетесь со своими собачками, а мы лечим больных. Да вот пример: один ваш физиолог, я забыла фамилию, на кроликах изучает изменение кровообращения и дыхания после удаления легкого. Беседовал с нами. Я ему говорю: зачем губить кроликов, приходите ко мне в отделение, изучайте больных! Те же пробы можно проделать, если вам интересно. Нет, говорит, это не то, А почему ответить не мог. Докторскую диссертацию пишет — ты представляешь?
Я знаю этого товарища. Физиолог чистой воды.
— Что же, значит, закрыть физиологию?
— Всю, наверное, закрывать не надо, какие-то сугубо теоретические вопросы есть. Я не знаю. (Спасибо!) Но большинство бездельников нужно разогнать. Пусть работают вместе с врачами.
Сам знаю недостатки, но когда вот так нас порочат — задевает. И, главное, ведь она не понимает сути… И многие врачи так думают.
— Что же, по-твоему, нервную клетку, мозг тоже в больнице нужно изучать?
— Не в больнице, а рядом с больницей. Чтобы чувствовали, на кого работают. В общем, ты меня не убедишь. Поэтому переезжайте к нам в клинический городок. Оплодотворяйте нас своими идеями.
(Конечно, тебя не переспоришь. «Оплодотворяйте». Тоже — слово! Смолчу.)
— Ваня, хотя ты и запретил мне спрашивать о болезни, но все-таки скажи, как себя чувствуешь?
— Ничего, день пережил. Как видишь, (Намек поняла.)
— Я пойду.
Жалко отпускать. Хотя бы раз осталась на ночь! Чтобы не спешить, разговаривать, спать… Все поняла. Видно по мне.
— Нужно. Ну-ж-но. И — нельзя. Поцелуй меня.
Целую много раз. В щеки, в глаза, в губы. Обнимаю нежно. Ощущаю ее всю, мою милую. Без страсти, только нежность.
— Пусти меня, иначе я не уйду.
Пустил. Не удержать.
Ушла. Двери закрылись, и каблучки простучали по лестнице. Затихли.
Выбежал на балкон. Белая фигурка растаяла в теплой полутьме. Не оглянулась. Мысли ее уже там, дома.
А я остался один.
Опять один.
Так плохо, когда она уходит. Я еще вижу ее здесь, разную… Пальчиком провела по столу. Показала с улыбкой — пыль. Спорит: глаза блестят, лицо жесткое. (Ограниченность!) Потом вдруг улыбнется — ямочки на щеках. Как ребенок. И еще одна — страсть. Белые руки, закинутые за голову, полузакрытые глаза. Влажные губы. Вся — как струна. Звенит. Не нужно вспоминать. Не хочу. Достаточно ощущать ее здесь. Чувствовать запах волос.
Ушла.
Попросить бы получше — осталась. Но мучилась бы. А зачем она — с муками? Еще хуже.
Одиночество обступило со всех сторон.
Странная мысль, уже много раз: залезть под письменный стол. Сидеть там, скрючившись между тумбами, отгородиться креслом. Кажется: недоступен. Все меня ищут, черные мысли — тоже, а я сижу, притаился. И Смерть пришла, не увидела. И Любовь. И Дружба. Всякие заботы, обязательства. А потом уснуть…
Нет. Нужно делать что-нибудь. Делать. Иначе — с ума сойдешь. Тоже неплохой выход? Нет, не хочу. Помню: студент, занятия по психиатрии. Дантов ад. Голые тела. Странные позы. И — глаза, безумные. В некоторых ужас, в других — нечеловеческое страдание. Не хочу.
Убрать со стола. Потом заняться делом. Вадим оставил свои новые схемы регулирующих систем. Посмотреть.
Или, может быть, лечь, почитать? Есть новый роман.
Нет. Начинал уже этот роман — казенный оптимизм раздражает.
Юра. Казалось, все ясно в нем, никаких тайн. И вдруг — опять незнаком. Взрослый человек, твердо знает, что делать. Возможно, вынашивает честолюбивые мечты. А может быть, из тех подвижников, только на современный манер. Кибернетик. Нужно пойти с ним к Борису Никитичу, уговорить взять лабораторию к себе в институт. Настоящая современная физиология и настоящая физиологическая кибернетика, а не те декларации, что сейчас печатают. Мой вклад. Как же, гений!
Приятно, что Вадим позвонил. Так страшно обманываться в людях. Предательство учеников. Измена возлюбленной. Лицемерие друга. Тогда — и жить нельзя.
А что если позвонить Леньке? Приглашу? 9:30. Еще не поздно. Так хочется поболтать с ним… Последний раз мы виделись в больнице на тон неделе. Были люди. Мешали.
Но нужно ж просмотреть схемы Вадима. Несколько глав его диссертации, одна — Игоря. Захочет ли Игорь перейти с ребятами? Наверное, да. А Семена они сами не возьмут. Ни к чему. Надоели эти диссертации. Правда, наши интересные. Характеристики сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53