А сама Бриджета тоже бежала из «Запертого дома», раз ее опозоренное имя стало всем известно?
Все это со скоростью молнии пронеслось в голове Жана, и он уже собрался было рассказать аббату Джоану о том, что произошло в «Запертом доме» после битвы у Сен-Шарля, но тот, наклонившись к его уху, прошептал:
— Слушай меня, Жан. Здесь с тобой не брат, а священник, который пришел напутствовать осужденного на смерть. Только поэтому комендант форта дал мне разрешение пройти к тебе в камеру. Мы не можем терять ни минуты!.. Тебе надо сейчас же бежать.
— Сейчас же, Джоан?.. Но каким образом?
— Ты переоденешься в мое платье и выйдешь отсюда под видом священника. Мы так похожи, что никто не заметит подмены. К тому же сейчас ночь, и, проходя по коридору и внутреннему двору, ты будешь едва освещен фонарем. Лицо у тебя будет скрыто полями шляпы, тебя нельзя будет узнать. Когда мы поменяемся одеждой, я встану в глубине камеры и позову сержанта. Он придет открыть дверь, как мы условились. Ему приказано проводить меня к воротам... А проводит он — тебя...
— Брат, — ответил Жан, схватив Джоана за руку, — как ты мог подумать, что я соглашусь на такую жертву?
— Так надо, Жан! Твое присутствие среди повстанцев сейчас нужнее, чем когда-либо.
— Так они не отчаялись, Джоан, в успехе национального дела после своего поражения?
— Нет! Они собрались на острове Нейви на Ниагаре и готовы начать борьбу снова.
— Пусть же выступают без меня, брат. Успех нашего дела не зависит от одного человека. Я не позволю тебе рисковать жизнью, чтобы спасти меня...
— Разве это не мой долг, Жан?.. Разве мы достигли своей цели?.. Нет!.. Мы не смогли даже умереть, чтобы искупить зло...
Слова брата глубоко тронули Жана, но он не сдавался.
— Послушай, Жан! — продолжал Джоан. — Ты боишься за меня, но что мне грозит? Завтра, когда меня обнаружат в этой камере, что мне могут сделать? Ничего! На месте осужденного окажется бедный священник, ну что ему, думаешь, могут сделать? Разве что отпустить...
— Нет!.. Нет! — протестовал Жан, отчаянно борясь с собой.
— Довольно спорить! — отрезал Джоан. — Тебе надо уйти отсюда, и ты уйдешь. Исполни свой долг так же, как я исполнил свой. Ведь ты один настолько популярен, чтобы вызвать всеобщий подъем...
— А если они обвинят тебя в том, что ты способствовал моему побегу?
— Мне не вынесут приговора без суда, — ответил Джоан, — без приказа из Квебека, а это займет несколько дней!
— Несколько дней, брат?
— Да, а ты тем временем присоединишься к товарищам на острове Нейви и приведешь их в крепость Фронтенак, чтобы освободить меня...
— Но остров Нейви в двадцати милях от крепости Фронтенак, Джоан! Я не успею...
— Так ты упорствуешь, Жан? Что ж, до сих пор я тебя уговаривал. Теперь я приказываю. С тобою говорит уже не брат, а служитель Бога. Если тебе суждено умереть, так умри, сражаясь за наше дело, иначе ты не исполнишь долга, который лежит на тебе. Впрочем, если ты откажешься, я объявлю, кто я такой, и аббат Джоан падет под пулями рядом с Жаном Безымянным!..
— О брат!
— Уходи отсюда, Жан!.. Уходи! Этого хочу я! Этого хочет наша мать!.. Этого хочет твое отечество!
Жану, убежденному страстной речью Джоана, ничего не оставалось, как повиноваться. Надежда возвратиться через пару дней к форту Фронтенак с несколькими сотнями патриотов развеяла его последние сомнения.
— Что ж, я готов, — сказал он.
Обмен одеждой занял немного времени. В облачении священника Жана было очень трудно узнать.
Потом братья немного поговорили о политической ситуации, об умонастроениях после недавних событий. Наконец аббат Джоан сказал:
— Сейчас я позову сержанта. Когда он откроет дверь камеры, ты выйдешь и пойдешь следом за ним по коридору, который он будет освещать своим фонарем. Когда вы выйдете из блокгауза, тебе останется лишь пересечь внутренний двор — примерно шагов пятьдесят. Ты дойдешь до караульни, она справа от стены. Проходя мимо, отвернись. Когда минуешь ворота, спустись вниз и иди вдоль берега до опушки леса, что в полумиле от форта. Там ты найдешь Лионеля...
— Лионеля?.. Юного клерка?..
— Да, он сопровождал меня сюда, и он проведет тебя до острова Нейви. Обними же меня в последний раз!
— Брат мой! — прошептал Жан, кинувшись в объятия Джоана.
Час настал. Джоан громко кликнул сержанта и отступил в глубь камеры.
Сержант открыл дверь и, обратясь к Жану, лицо которого было скрыто широкополой шляпой священника, спросил:
— Вы готовы?
Жан утвердительно кивнул.
— Идемте!
Сержант взял со стола фонарь, дал Жану выйти и снова запер дверь камеры.
В каких терзаниях провел Джоан следующие несколько минут! Что произойдет, если в коридоре или во дворе в тот самый момент, когда там будет проходить Жан, окажется майор Синклер, если он остановит его, станет спрашивать, как вел себя заключенный? Подмена будет обнаружена, узника немедленно расстреляют! А потом может статься, что уже начаты приготовления к казни, что гарнизон форта уже получил распоряжения от коменданта и сержант заговорит об этом с мнимым священником, провожая его. Тогда Жан непременно захочет вернуться в камеру: он не допустит, чтобы вместо него погиб брат!
Приложив ухо к двери, аббат Джоан стал прислушиваться. Биение сердца едва позволяло ему уловить доносившиеся снаружи звуки.
Наконец до него долетел приглушенный лязг. Джоан упал на колени, благодаря Бога.
Это с грохотом закрылись ворота.
— Свободен! — прошептал Джоан.
Жана действительно не узнали. Сержант, шагавший впереди с фонарем в руке, проводил его через внутренний двор до ворот крепости, не заговорив с ним. Офицеры и солдаты еще не знали, что через час приговор должен быть приведен в исполнение. Дойдя до слабо освещенной караульни, Жан отвернулся, как ему посоветовал брат. Когда он уже собирался пройти в ворота, сержант спросил его:
— Вы еще вернетесь, чтобы напутствовать осужденного?
— Да, — кивнул Жан.
Еще миг, и он вышел за ворота.
И все же Жан удалялся от крепости Фронтенак очень медленно, словно какая-то нить привязывала его к тюрьме — нить, которую он никак не решался порвать. Он стал упрекать себя за то, что поддался уговорам брата, что ушел вместо него. Только теперь все опасности этой подмены предстали перед ним с ужасающей ясностью. Он говорил себе, что через несколько часов, когда наступит утро, в камеру войдут, побег будет обнаружен, Джоана станут бить, возможно, даже пытать, пока он сам не захочет, чтобы смерть скорее пришла покарать его за геройское самопожертвование.
При этой мысли Жана охватило неодолимое желание вернуться назад. Но нет! Ему надо было поспешить воссоединиться с патриотами на острове Нейви и вместе с повстанцами атаковать крепость Фронтенак, чтобы освободить брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Все это со скоростью молнии пронеслось в голове Жана, и он уже собрался было рассказать аббату Джоану о том, что произошло в «Запертом доме» после битвы у Сен-Шарля, но тот, наклонившись к его уху, прошептал:
— Слушай меня, Жан. Здесь с тобой не брат, а священник, который пришел напутствовать осужденного на смерть. Только поэтому комендант форта дал мне разрешение пройти к тебе в камеру. Мы не можем терять ни минуты!.. Тебе надо сейчас же бежать.
— Сейчас же, Джоан?.. Но каким образом?
— Ты переоденешься в мое платье и выйдешь отсюда под видом священника. Мы так похожи, что никто не заметит подмены. К тому же сейчас ночь, и, проходя по коридору и внутреннему двору, ты будешь едва освещен фонарем. Лицо у тебя будет скрыто полями шляпы, тебя нельзя будет узнать. Когда мы поменяемся одеждой, я встану в глубине камеры и позову сержанта. Он придет открыть дверь, как мы условились. Ему приказано проводить меня к воротам... А проводит он — тебя...
— Брат, — ответил Жан, схватив Джоана за руку, — как ты мог подумать, что я соглашусь на такую жертву?
— Так надо, Жан! Твое присутствие среди повстанцев сейчас нужнее, чем когда-либо.
— Так они не отчаялись, Джоан, в успехе национального дела после своего поражения?
— Нет! Они собрались на острове Нейви на Ниагаре и готовы начать борьбу снова.
— Пусть же выступают без меня, брат. Успех нашего дела не зависит от одного человека. Я не позволю тебе рисковать жизнью, чтобы спасти меня...
— Разве это не мой долг, Жан?.. Разве мы достигли своей цели?.. Нет!.. Мы не смогли даже умереть, чтобы искупить зло...
Слова брата глубоко тронули Жана, но он не сдавался.
— Послушай, Жан! — продолжал Джоан. — Ты боишься за меня, но что мне грозит? Завтра, когда меня обнаружат в этой камере, что мне могут сделать? Ничего! На месте осужденного окажется бедный священник, ну что ему, думаешь, могут сделать? Разве что отпустить...
— Нет!.. Нет! — протестовал Жан, отчаянно борясь с собой.
— Довольно спорить! — отрезал Джоан. — Тебе надо уйти отсюда, и ты уйдешь. Исполни свой долг так же, как я исполнил свой. Ведь ты один настолько популярен, чтобы вызвать всеобщий подъем...
— А если они обвинят тебя в том, что ты способствовал моему побегу?
— Мне не вынесут приговора без суда, — ответил Джоан, — без приказа из Квебека, а это займет несколько дней!
— Несколько дней, брат?
— Да, а ты тем временем присоединишься к товарищам на острове Нейви и приведешь их в крепость Фронтенак, чтобы освободить меня...
— Но остров Нейви в двадцати милях от крепости Фронтенак, Джоан! Я не успею...
— Так ты упорствуешь, Жан? Что ж, до сих пор я тебя уговаривал. Теперь я приказываю. С тобою говорит уже не брат, а служитель Бога. Если тебе суждено умереть, так умри, сражаясь за наше дело, иначе ты не исполнишь долга, который лежит на тебе. Впрочем, если ты откажешься, я объявлю, кто я такой, и аббат Джоан падет под пулями рядом с Жаном Безымянным!..
— О брат!
— Уходи отсюда, Жан!.. Уходи! Этого хочу я! Этого хочет наша мать!.. Этого хочет твое отечество!
Жану, убежденному страстной речью Джоана, ничего не оставалось, как повиноваться. Надежда возвратиться через пару дней к форту Фронтенак с несколькими сотнями патриотов развеяла его последние сомнения.
— Что ж, я готов, — сказал он.
Обмен одеждой занял немного времени. В облачении священника Жана было очень трудно узнать.
Потом братья немного поговорили о политической ситуации, об умонастроениях после недавних событий. Наконец аббат Джоан сказал:
— Сейчас я позову сержанта. Когда он откроет дверь камеры, ты выйдешь и пойдешь следом за ним по коридору, который он будет освещать своим фонарем. Когда вы выйдете из блокгауза, тебе останется лишь пересечь внутренний двор — примерно шагов пятьдесят. Ты дойдешь до караульни, она справа от стены. Проходя мимо, отвернись. Когда минуешь ворота, спустись вниз и иди вдоль берега до опушки леса, что в полумиле от форта. Там ты найдешь Лионеля...
— Лионеля?.. Юного клерка?..
— Да, он сопровождал меня сюда, и он проведет тебя до острова Нейви. Обними же меня в последний раз!
— Брат мой! — прошептал Жан, кинувшись в объятия Джоана.
Час настал. Джоан громко кликнул сержанта и отступил в глубь камеры.
Сержант открыл дверь и, обратясь к Жану, лицо которого было скрыто широкополой шляпой священника, спросил:
— Вы готовы?
Жан утвердительно кивнул.
— Идемте!
Сержант взял со стола фонарь, дал Жану выйти и снова запер дверь камеры.
В каких терзаниях провел Джоан следующие несколько минут! Что произойдет, если в коридоре или во дворе в тот самый момент, когда там будет проходить Жан, окажется майор Синклер, если он остановит его, станет спрашивать, как вел себя заключенный? Подмена будет обнаружена, узника немедленно расстреляют! А потом может статься, что уже начаты приготовления к казни, что гарнизон форта уже получил распоряжения от коменданта и сержант заговорит об этом с мнимым священником, провожая его. Тогда Жан непременно захочет вернуться в камеру: он не допустит, чтобы вместо него погиб брат!
Приложив ухо к двери, аббат Джоан стал прислушиваться. Биение сердца едва позволяло ему уловить доносившиеся снаружи звуки.
Наконец до него долетел приглушенный лязг. Джоан упал на колени, благодаря Бога.
Это с грохотом закрылись ворота.
— Свободен! — прошептал Джоан.
Жана действительно не узнали. Сержант, шагавший впереди с фонарем в руке, проводил его через внутренний двор до ворот крепости, не заговорив с ним. Офицеры и солдаты еще не знали, что через час приговор должен быть приведен в исполнение. Дойдя до слабо освещенной караульни, Жан отвернулся, как ему посоветовал брат. Когда он уже собирался пройти в ворота, сержант спросил его:
— Вы еще вернетесь, чтобы напутствовать осужденного?
— Да, — кивнул Жан.
Еще миг, и он вышел за ворота.
И все же Жан удалялся от крепости Фронтенак очень медленно, словно какая-то нить привязывала его к тюрьме — нить, которую он никак не решался порвать. Он стал упрекать себя за то, что поддался уговорам брата, что ушел вместо него. Только теперь все опасности этой подмены предстали перед ним с ужасающей ясностью. Он говорил себе, что через несколько часов, когда наступит утро, в камеру войдут, побег будет обнаружен, Джоана станут бить, возможно, даже пытать, пока он сам не захочет, чтобы смерть скорее пришла покарать его за геройское самопожертвование.
При этой мысли Жана охватило неодолимое желание вернуться назад. Но нет! Ему надо было поспешить воссоединиться с патриотами на острове Нейви и вместе с повстанцами атаковать крепость Фронтенак, чтобы освободить брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89