Арам вскочил, задергивая полы халата, но Реджеб-ага не обратил
внимания на одеяние офицера.
- Простите за вторжение. Могу я присесть?
- Разумеется, прошу вас! - Овсепян торопливо сбросил газеты с кресла.
Визит был неожидан, но удивляться не следовало: если полковник счел нужным
навестить майора, значит на то существуют веские основания.
- Чашечку кофе, Ражеб-ага?
- Нет, благодарю вас, Арам-эфенди.
Последнее слово, подчеркнуто штатское, неслужебное, далось командиру
полка с некоторым усилием. Служака до кончиков ногтей, он не употреблял
таких слов годами. Реджебага, хотя и не принадлежал формально к
младотуркам, пользовался в армии авторитетом, и с его мнением, по слухам,
очень и очень считались в окружении самого Энвера. Ночной визит не мог быть
вызван пустяком.
Какое-то время помолчав, командир полка нагнулся и, подняв с ковра
газету, разгладил ее на колене.
- Читали, Арам-эфенди? Похоже, скоро начнется.
- Так точно.
- Вот в связи с этим... - Реджеб-ага смахнул газету и заговорил
быстрее, подгоняя слово к слову, точно подготовленные заранее. - Выслушайте
меня, майор. Я к вам сугубо конфиденциально. Из штаба пришел приказ о
повышенной готовности. Вы понимаете?
- Простите, ага, не совсем...
Майору Овсепяну в самом деле было неясно, чему он обязан ночным
визитом. Сообщение о приказе? Абсурд! Весь гарнизон столицы узнает об этом
не позже завтрашней поверки.
- Арам! - почти шепотом выдохнул вдруг полковник. - Я не вправе
разглашать детали, но поверьте, мне очень хотелось бы... Впрочем, прочтите
и подпишите. Прошение я рассмотрю без проволочек.
...Диск "льюиса" мерно отщелкивал обороты. Арам доставал патроны из
глубокой корзины, протирал рукавом и загонял в лунки. Те, кто вот-вот
появятся на входе в ущелье, получат сюрприз, громкий и долгий - до тех пор,
пока жив Арам Овсепян. Быстро его не убьют: три высоких камня,
прямоугольным треугольником перегородившие тропу, самой природой
предназначены под пулеметную точку. Такого мастерства он не видел и на
учениях. Камни стояли... вернее, два из них стояли, наклонясь друг к другу,
а третий, узкий и длинный, лежал на земле, соединяя основания стоящих, и на
нем удобно умостился тяжелый стол пулемета.
Пулеметы вообще были слабостью Овсепяна. Имелась в них некая
завершенность, полная целесообразность, которой недоставало и аскерским
винтовкам, и личному офицерскому оружию. Еще в училище, курсантом, Арам
получал высшие баллы за сборку и разборку механизма. Хоть с закрытыми
глазами. И - безразлично, какой системы. Но среди не столь уж многоликого
пулеметного племени у курсанта Овсепяна были и любимчики, и золушки. К
примеру, много ли изящества в тяжелом, как зад евнуха, "максиме"? Или в
"гочкисе", худом и голенастом, созданным французами, надо думать, по образу
и подобию их спутниц жизни? "Шош" - это уже лучше. Но все же именно с
"льюисом" добывал Арам-бей капитанские галуны, начиная службу на немирном
пограничье в ливийской пустыне. С ним же заработал нашивки майора, сражаясь
с итальянским десантом под Бенгази. Старый друг не подведет и сейчас.
...Овсепяна взяли на рассвете, два часа спустя после ухода Реджеб-аги.
Теперь-то Арам понимал, что полковник, не имея права разглашать приказ
штаба, пытался все же в меру сил спасти образцового офицера. Высокое
благородство! - пусть даже ага действовал не из личных симпатий, но исходя
из интересов полка накануне войны. Быть может, подпиши тогда майор прошение
о "принятии истинной веры" - и судьба его сложилась бы иначе. А впрочем,
вряд ли. Реджеб-ага, служака старого закала, наивно полагал, что резать
опять будут иноверцев, подогревая перед войной страсти. Да-а... Арам,
разумеется, отказался, но тактично: к чему обижать немолодого
доброжелательного человека? Он просто поблагодарил за честь, сказал
несколько общих фраз о том, что Бог не в форме, а в сути, и пояснил, что
таким наследством, какое ожидает его, пренебрегать не следует, а отец,
узнав об отступничестве - "ну, вы же знаете наших стариков, Реджеб-ага!".
Уже намного позже, дробя киркой гранит в Дейр-Зоре, меченый крестом
смертника Овсепян понял, как жестоко ошибался благородный Реджеб. Рядом
надрывались, высыхая на глазах, священники, адвокаты, учителя, попадались
даже депутаты парламента, хотя эти не проживали и двух дней. Остальным
везло меньше. Пожилые, солидные, они умирали трудно. Но перед тем, как лечь
под мраморную крошку, успевали в бараках хоть что-то объяснить тем, кто еще
пытался понять случившееся. Эти заживо мертвые старики знали многое, ведь
до ареста это были известные, влиятельные люди... В иные времена и намека
любого из них хватило бы, чтобы решить судьбу не то что Арам-бея, но и
самого аги. К примеру, Хайр-Акоп.
От Хайр-Акопа Арам узнал, что стал сиротой. Он был тогда еще глуп,
хуже Вахида Торлака, и по ночам вслух мечтал написать Энверу, а еще лучше -
бежать и добраться до Стамбула, чтобы Вождь узнал обо всем и пресек, и
наказал изменников, вырубающих под корень армянскую нацию, а с нею и
великую идею единого османского народа. Кретин! Хайр-Акоп, принявший
последний вздох Ваагна Овсепяна в вонючей теплушке на перегоне близ
Кайсери, посмеялся. Тихий, грустный смех человека, уже не имеющего сил
рыдать. "Мой юный друг, ваш Энвер лично подписал приказ о депортации.
Зачем? Ну хотя бы потому, что турецкий торговец не выдерживает конкуренции.
Мы торгуем тысячелетия, а турки еще только учатся...".
Да, это звучало дико. Но чем, кроме дикости, объяснялся ужас,
творящийся вокруг? Ежедневно в Дейр-Зор прибывали новые эшелоны. Трупы
никто не считал; их, вместе с больными, прикладами сбивали с повозок, а не
вставших по приказу скидывали во рвы и забрасывали мрамором и сухой землей,
не обращая внимания на стоны. Арам держался. Так приказал ХайрАкоп. "Не
смейте, мой друг, жертвовать собою впустую. Дватри негодяя ничего не
изменят. Вы - обученный офицер, ваша жизнь нужна нации. Бегите, если
можете; ваше место на севере... русским выгодно поддерживать борьбу армян".
На следующий день после того, как в ров упало окровавленное тело
Хайр-Акопа, Овсепян бежал. Он не кидался на охранника, не продумывал детали
побега; возможно, именно поэтому ему повезло, миновав посты, затеряться в
степи. Везло и позже. По магометанским землям, прячась от людских глаз,
беглец сумел-таки выйти к предгорьям. Как выжил - разве вспомнить? Помнил,
что нужно выжить. И идти на север. Так велел ХайрАкоп.
...Внизу горели села. Тяжелый дым, клубясь в стоячем воздухе, медленно
растекался по долине, оседая на землю слоем копоти. Почва отливала красным,
как камни гор:
1 2 3 4 5 6 7
внимания на одеяние офицера.
- Простите за вторжение. Могу я присесть?
- Разумеется, прошу вас! - Овсепян торопливо сбросил газеты с кресла.
Визит был неожидан, но удивляться не следовало: если полковник счел нужным
навестить майора, значит на то существуют веские основания.
- Чашечку кофе, Ражеб-ага?
- Нет, благодарю вас, Арам-эфенди.
Последнее слово, подчеркнуто штатское, неслужебное, далось командиру
полка с некоторым усилием. Служака до кончиков ногтей, он не употреблял
таких слов годами. Реджебага, хотя и не принадлежал формально к
младотуркам, пользовался в армии авторитетом, и с его мнением, по слухам,
очень и очень считались в окружении самого Энвера. Ночной визит не мог быть
вызван пустяком.
Какое-то время помолчав, командир полка нагнулся и, подняв с ковра
газету, разгладил ее на колене.
- Читали, Арам-эфенди? Похоже, скоро начнется.
- Так точно.
- Вот в связи с этим... - Реджеб-ага смахнул газету и заговорил
быстрее, подгоняя слово к слову, точно подготовленные заранее. - Выслушайте
меня, майор. Я к вам сугубо конфиденциально. Из штаба пришел приказ о
повышенной готовности. Вы понимаете?
- Простите, ага, не совсем...
Майору Овсепяну в самом деле было неясно, чему он обязан ночным
визитом. Сообщение о приказе? Абсурд! Весь гарнизон столицы узнает об этом
не позже завтрашней поверки.
- Арам! - почти шепотом выдохнул вдруг полковник. - Я не вправе
разглашать детали, но поверьте, мне очень хотелось бы... Впрочем, прочтите
и подпишите. Прошение я рассмотрю без проволочек.
...Диск "льюиса" мерно отщелкивал обороты. Арам доставал патроны из
глубокой корзины, протирал рукавом и загонял в лунки. Те, кто вот-вот
появятся на входе в ущелье, получат сюрприз, громкий и долгий - до тех пор,
пока жив Арам Овсепян. Быстро его не убьют: три высоких камня,
прямоугольным треугольником перегородившие тропу, самой природой
предназначены под пулеметную точку. Такого мастерства он не видел и на
учениях. Камни стояли... вернее, два из них стояли, наклонясь друг к другу,
а третий, узкий и длинный, лежал на земле, соединяя основания стоящих, и на
нем удобно умостился тяжелый стол пулемета.
Пулеметы вообще были слабостью Овсепяна. Имелась в них некая
завершенность, полная целесообразность, которой недоставало и аскерским
винтовкам, и личному офицерскому оружию. Еще в училище, курсантом, Арам
получал высшие баллы за сборку и разборку механизма. Хоть с закрытыми
глазами. И - безразлично, какой системы. Но среди не столь уж многоликого
пулеметного племени у курсанта Овсепяна были и любимчики, и золушки. К
примеру, много ли изящества в тяжелом, как зад евнуха, "максиме"? Или в
"гочкисе", худом и голенастом, созданным французами, надо думать, по образу
и подобию их спутниц жизни? "Шош" - это уже лучше. Но все же именно с
"льюисом" добывал Арам-бей капитанские галуны, начиная службу на немирном
пограничье в ливийской пустыне. С ним же заработал нашивки майора, сражаясь
с итальянским десантом под Бенгази. Старый друг не подведет и сейчас.
...Овсепяна взяли на рассвете, два часа спустя после ухода Реджеб-аги.
Теперь-то Арам понимал, что полковник, не имея права разглашать приказ
штаба, пытался все же в меру сил спасти образцового офицера. Высокое
благородство! - пусть даже ага действовал не из личных симпатий, но исходя
из интересов полка накануне войны. Быть может, подпиши тогда майор прошение
о "принятии истинной веры" - и судьба его сложилась бы иначе. А впрочем,
вряд ли. Реджеб-ага, служака старого закала, наивно полагал, что резать
опять будут иноверцев, подогревая перед войной страсти. Да-а... Арам,
разумеется, отказался, но тактично: к чему обижать немолодого
доброжелательного человека? Он просто поблагодарил за честь, сказал
несколько общих фраз о том, что Бог не в форме, а в сути, и пояснил, что
таким наследством, какое ожидает его, пренебрегать не следует, а отец,
узнав об отступничестве - "ну, вы же знаете наших стариков, Реджеб-ага!".
Уже намного позже, дробя киркой гранит в Дейр-Зоре, меченый крестом
смертника Овсепян понял, как жестоко ошибался благородный Реджеб. Рядом
надрывались, высыхая на глазах, священники, адвокаты, учителя, попадались
даже депутаты парламента, хотя эти не проживали и двух дней. Остальным
везло меньше. Пожилые, солидные, они умирали трудно. Но перед тем, как лечь
под мраморную крошку, успевали в бараках хоть что-то объяснить тем, кто еще
пытался понять случившееся. Эти заживо мертвые старики знали многое, ведь
до ареста это были известные, влиятельные люди... В иные времена и намека
любого из них хватило бы, чтобы решить судьбу не то что Арам-бея, но и
самого аги. К примеру, Хайр-Акоп.
От Хайр-Акопа Арам узнал, что стал сиротой. Он был тогда еще глуп,
хуже Вахида Торлака, и по ночам вслух мечтал написать Энверу, а еще лучше -
бежать и добраться до Стамбула, чтобы Вождь узнал обо всем и пресек, и
наказал изменников, вырубающих под корень армянскую нацию, а с нею и
великую идею единого османского народа. Кретин! Хайр-Акоп, принявший
последний вздох Ваагна Овсепяна в вонючей теплушке на перегоне близ
Кайсери, посмеялся. Тихий, грустный смех человека, уже не имеющего сил
рыдать. "Мой юный друг, ваш Энвер лично подписал приказ о депортации.
Зачем? Ну хотя бы потому, что турецкий торговец не выдерживает конкуренции.
Мы торгуем тысячелетия, а турки еще только учатся...".
Да, это звучало дико. Но чем, кроме дикости, объяснялся ужас,
творящийся вокруг? Ежедневно в Дейр-Зор прибывали новые эшелоны. Трупы
никто не считал; их, вместе с больными, прикладами сбивали с повозок, а не
вставших по приказу скидывали во рвы и забрасывали мрамором и сухой землей,
не обращая внимания на стоны. Арам держался. Так приказал ХайрАкоп. "Не
смейте, мой друг, жертвовать собою впустую. Дватри негодяя ничего не
изменят. Вы - обученный офицер, ваша жизнь нужна нации. Бегите, если
можете; ваше место на севере... русским выгодно поддерживать борьбу армян".
На следующий день после того, как в ров упало окровавленное тело
Хайр-Акопа, Овсепян бежал. Он не кидался на охранника, не продумывал детали
побега; возможно, именно поэтому ему повезло, миновав посты, затеряться в
степи. Везло и позже. По магометанским землям, прячась от людских глаз,
беглец сумел-таки выйти к предгорьям. Как выжил - разве вспомнить? Помнил,
что нужно выжить. И идти на север. Так велел ХайрАкоп.
...Внизу горели села. Тяжелый дым, клубясь в стоячем воздухе, медленно
растекался по долине, оседая на землю слоем копоти. Почва отливала красным,
как камни гор:
1 2 3 4 5 6 7