На моих глазах идет непрестанная война меж водой и лесом.
Никого! Никого! Никого! Только обезьяны-ревуны, цепляясь хвостами за ветви деревьев, свешивались над нашей лодкой, гримасничали, кричали, хохотали. Только попугаи, раскрашенные на все лады, изгибали свободно и мягко свое тело на лианах и бросали нам вслед свои картавые, сухие и резкие восклицания.
Лодка плыла. И мне казалось, что я плыву уже целую вечность.
Берега с зелеными стенами леса то теснили реку – и она рвалась, шумела, металась, мучилась, то расступались – и воды тихо катили вдаль.
Тяжкий сумрак, сумрак души моей, навеянный отповедью Ги де Лорена, не рассеивался. Одна лишь светлая надежда утешала меня: скоро я увижу человека, ради которого я приехал в Гвиану. И ему помогу.
Лодка плыла…
Вокруг нас были джунгли. Хмурые, полутемные, переполненные возгласами, плачем, воем животных, острыми криками птиц и шорохом змей…
И вспомнился мне разговор двух матросов, слышанный в приморском кабачке в Гавре.
«Ты не говори, что мы, французы, хозяйничаем в Гвиане», – поучал молоденького юнгу рыжебородый пожилой боцман.
«Я хорошо знаю: край подчинен французам, голландцам и англичанам», – не сдавался юнга.
«Э-э-э, пустое. Там хозяйничает она – желтая-прежелтая госпожа».
«Какая еще госпожа?»
«Госпожа Малярия. И помощников у нее видимо-невидимо. Не счесть: ядовитые змеи и рыбы-скаты. В Гвиане тебе, конечно, захочется купаться. Войдешь в реку Морони – тут к тебе незаметно подплывает скат и наносит удар».
«Зубами?»
«Хвостом».
«Вот еще!»
«Да. Бьет током. Электрическим. Верная смерть. А еще есть рыбы по имени пирайя…»
«Ну и что?»
«Далеко, очень далеко эти быстрые рыбки чуют царапинку или ранку на теле человека. И чуть ты войдешь в воду с легкой царапинкой на теле – испытываешь удивительные радости. Этот внимательный народец, эти пирайи, сразу же густой стаей подплывут к тебе. Набросятся и начнут тебя терзать! Они уничтожают любое раненое существо в воде».
«Занятно…»
«Безусловно! А мухи, которые откладывают в теле человека яички, из которых…»
«Еще и мухи хозяйничают в Гвиане?»
«Правят Французской Гвианой, конечно, французы, – с насмешкой сказал боцман. – А скаты? Мухи? А змеи? А малярия… Нет, не французы, а все эти твари вместе с малярией-подлинные хозяева Гвианы. Главный город Французской Гвианы – Кайенна. Мокрый, душный ад – вот что такое Гвиана».
Да! Так говорили моряки в кабачке…
Вдруг Сэм круто повернул лодку к берегу.
– Сэм! Куда ты поворачиваешь лодку?
– К берегу!» – вскричал Сэм.
– Ничего не понимаю!
– Оглянитесь, доктор!
Я оглянулся и за кормой совсем близко увидел морду ягуара. Он почти касался борта нашей лодки.
Резкий взмах весла – лодка чуть не врезалась в берег. В этот миг мимо нас проплыл ягуар. Он даже не плыл, не двигался сам… Что за загадка? На лице Сэма отразились испуг и отвращение.
Следуя течению, бороздя реку в разных направлениях, двигался ягуар. Временами он порывисто дергался. И вместе с судорожными движениями уплывающего ягуара я увидел отчаянные взмахи хвоста крокодила. Показалась спина крокодила. А вот ягуар скрылся под водой. Через миг ягуар снова на поверхности реки, позади него – отчаянные взмахи хвоста крокодила.
«И плен и погибель, – подумал я. – Понимаю: ягуар уж не оторвется от крокодила».
Верно, было так. Крокодил вышел на берег. Охотился за черепахами… Неожиданно из-за деревьев выскочил ягуар. Миг один – он на спине крокодила. Крокодил рванулся к реке. Поплыл. Нырнул. Ягуар попытался оторвать свои когти от спины жертвы. Напрасно. Слишком глубоко засели, слишком крепко вцепились они в спину животного. Крокодил пырял снова и снова. Напрасно. И скоро ягуар стал мертвой ношей… Так и будет крокодил плыть по реке со своим мертвым врагом на спине, нырять, вылезать на берег, снова бросаться в реку. Все напрасно. Не отцепиться, не отвязаться живому от мертвого.
Вскоре ягуар, увлекаемый крокодилом, исчез за выступом берега.
Мы молча поплыли дальше.
«Вот она, Гвиана!» – подумал я.
ГДЕ ЖЕ ФЕЛИКС РАМО?
Дневник Веригина
На рассвете мы благополучно миновали пороги. Вошли в спокойную протоку. И вдруг на повороте я увидел – из воды растет небольшой лесок. Это был островок, густо заросший деревьями.
Лодка подплыла. Сэм выскочил на берег и крикнул, указывая в глубь острова, в непроходимую чащу:
– Он там, мосье доктор!
Мы вышли на едва заметную тропку. Пройдя по ней шагов двести, очутились перед глухой плотной стеной леса, обвитой лианами. Я занес топор – рубить лианы. Но Сэм схватил меня за руку.
– Это его дом! Мы пришли. Он здесь.
Держа меня за руку, негр ввел меня в хижину.
В темноте кто-то тяжко и глухо вздыхал.
Я достал из сумки свечу, зажег, поднял ее и увидел: на листья и ветках лежал человек под рваным одеялом. Лицо его, смертельно бледное, с легким желтоватым оттенком, носило следы тяжелого страдания. Рядом с больным на корточках сидел на земле старик индеец и не сводил глаз с больного. Когда я поднес свечу поближе к больному, индеец пристально и безнадежно посмотрел на меня.
– Рамо! – вырвалось у меня. – Рамо! Феликс Рамо! – повторил я.
В ответ тихий, долгий вздох. Молчание. Я поднес свечу совсем близко к лицу больного и сказал:
– Здравствуйте, Рамо. Я привез хину. Буду лечить вас… Привез я вам и материнский привет из города Полисье.
Больной с трудом повернул голову:
– Я не Рамо, – и закрыл глаза.
«Он в беспамятстве», – подумал я и тихонько потряс больного за плечо:
– Опомнитесь, Феликс! Очнитесь! Вот музыкальный альбом вашего детства, вот чулки, связанные руками вашей матери. Вы слышите меня, Рамо? Феликс Рамо! Отвечайте же!
Вдруг я услышал тихий возглас. Слов не разобрал. И наклонился к больному.
– Я не Рамо! – услышал я невнятный шепот.
«Бредит», – решил я.
– Сэм! Скорей согрейте воды. Я приготовлю напиток больному.
– Я не Рамо, – раздельно повторил больной, – меня зовут…
– Ну… ну… говорите же!
– Я есть Чеслав Ян Ржевусский, – по-польски внятно произнес больной.
– Да, так его зовут, – сказал негр Сэм.
– Что же это такое? – воскликнул я. – Куда меня привезли?
– Так приказал барабан, мосье, – ответил Сэм.
– Барабан? Но…
– В Кайенне доктор приказал мне везти вас к белому человеку, который болен малярией. Все сделано как надо, мосьо.
Больной вдруг о чем-то заговорил быстро и глухо, приподнялся и со стоном откинулся на свое жалкое ложе. Заметался.
Я забыл о Рамо. Спасать, скорее спасать этого тяжелобольного человека!
Весь день я не отходил от него.
После приемов хины и горячего питья больной немного успокоился. А вечером заснул.
Мне было не до сна. Какая нелепость! Что это? Ошибка? Или тюремный врач умышленно заслал меня в лесные дебри?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Никого! Никого! Никого! Только обезьяны-ревуны, цепляясь хвостами за ветви деревьев, свешивались над нашей лодкой, гримасничали, кричали, хохотали. Только попугаи, раскрашенные на все лады, изгибали свободно и мягко свое тело на лианах и бросали нам вслед свои картавые, сухие и резкие восклицания.
Лодка плыла. И мне казалось, что я плыву уже целую вечность.
Берега с зелеными стенами леса то теснили реку – и она рвалась, шумела, металась, мучилась, то расступались – и воды тихо катили вдаль.
Тяжкий сумрак, сумрак души моей, навеянный отповедью Ги де Лорена, не рассеивался. Одна лишь светлая надежда утешала меня: скоро я увижу человека, ради которого я приехал в Гвиану. И ему помогу.
Лодка плыла…
Вокруг нас были джунгли. Хмурые, полутемные, переполненные возгласами, плачем, воем животных, острыми криками птиц и шорохом змей…
И вспомнился мне разговор двух матросов, слышанный в приморском кабачке в Гавре.
«Ты не говори, что мы, французы, хозяйничаем в Гвиане», – поучал молоденького юнгу рыжебородый пожилой боцман.
«Я хорошо знаю: край подчинен французам, голландцам и англичанам», – не сдавался юнга.
«Э-э-э, пустое. Там хозяйничает она – желтая-прежелтая госпожа».
«Какая еще госпожа?»
«Госпожа Малярия. И помощников у нее видимо-невидимо. Не счесть: ядовитые змеи и рыбы-скаты. В Гвиане тебе, конечно, захочется купаться. Войдешь в реку Морони – тут к тебе незаметно подплывает скат и наносит удар».
«Зубами?»
«Хвостом».
«Вот еще!»
«Да. Бьет током. Электрическим. Верная смерть. А еще есть рыбы по имени пирайя…»
«Ну и что?»
«Далеко, очень далеко эти быстрые рыбки чуют царапинку или ранку на теле человека. И чуть ты войдешь в воду с легкой царапинкой на теле – испытываешь удивительные радости. Этот внимательный народец, эти пирайи, сразу же густой стаей подплывут к тебе. Набросятся и начнут тебя терзать! Они уничтожают любое раненое существо в воде».
«Занятно…»
«Безусловно! А мухи, которые откладывают в теле человека яички, из которых…»
«Еще и мухи хозяйничают в Гвиане?»
«Правят Французской Гвианой, конечно, французы, – с насмешкой сказал боцман. – А скаты? Мухи? А змеи? А малярия… Нет, не французы, а все эти твари вместе с малярией-подлинные хозяева Гвианы. Главный город Французской Гвианы – Кайенна. Мокрый, душный ад – вот что такое Гвиана».
Да! Так говорили моряки в кабачке…
Вдруг Сэм круто повернул лодку к берегу.
– Сэм! Куда ты поворачиваешь лодку?
– К берегу!» – вскричал Сэм.
– Ничего не понимаю!
– Оглянитесь, доктор!
Я оглянулся и за кормой совсем близко увидел морду ягуара. Он почти касался борта нашей лодки.
Резкий взмах весла – лодка чуть не врезалась в берег. В этот миг мимо нас проплыл ягуар. Он даже не плыл, не двигался сам… Что за загадка? На лице Сэма отразились испуг и отвращение.
Следуя течению, бороздя реку в разных направлениях, двигался ягуар. Временами он порывисто дергался. И вместе с судорожными движениями уплывающего ягуара я увидел отчаянные взмахи хвоста крокодила. Показалась спина крокодила. А вот ягуар скрылся под водой. Через миг ягуар снова на поверхности реки, позади него – отчаянные взмахи хвоста крокодила.
«И плен и погибель, – подумал я. – Понимаю: ягуар уж не оторвется от крокодила».
Верно, было так. Крокодил вышел на берег. Охотился за черепахами… Неожиданно из-за деревьев выскочил ягуар. Миг один – он на спине крокодила. Крокодил рванулся к реке. Поплыл. Нырнул. Ягуар попытался оторвать свои когти от спины жертвы. Напрасно. Слишком глубоко засели, слишком крепко вцепились они в спину животного. Крокодил пырял снова и снова. Напрасно. И скоро ягуар стал мертвой ношей… Так и будет крокодил плыть по реке со своим мертвым врагом на спине, нырять, вылезать на берег, снова бросаться в реку. Все напрасно. Не отцепиться, не отвязаться живому от мертвого.
Вскоре ягуар, увлекаемый крокодилом, исчез за выступом берега.
Мы молча поплыли дальше.
«Вот она, Гвиана!» – подумал я.
ГДЕ ЖЕ ФЕЛИКС РАМО?
Дневник Веригина
На рассвете мы благополучно миновали пороги. Вошли в спокойную протоку. И вдруг на повороте я увидел – из воды растет небольшой лесок. Это был островок, густо заросший деревьями.
Лодка подплыла. Сэм выскочил на берег и крикнул, указывая в глубь острова, в непроходимую чащу:
– Он там, мосье доктор!
Мы вышли на едва заметную тропку. Пройдя по ней шагов двести, очутились перед глухой плотной стеной леса, обвитой лианами. Я занес топор – рубить лианы. Но Сэм схватил меня за руку.
– Это его дом! Мы пришли. Он здесь.
Держа меня за руку, негр ввел меня в хижину.
В темноте кто-то тяжко и глухо вздыхал.
Я достал из сумки свечу, зажег, поднял ее и увидел: на листья и ветках лежал человек под рваным одеялом. Лицо его, смертельно бледное, с легким желтоватым оттенком, носило следы тяжелого страдания. Рядом с больным на корточках сидел на земле старик индеец и не сводил глаз с больного. Когда я поднес свечу поближе к больному, индеец пристально и безнадежно посмотрел на меня.
– Рамо! – вырвалось у меня. – Рамо! Феликс Рамо! – повторил я.
В ответ тихий, долгий вздох. Молчание. Я поднес свечу совсем близко к лицу больного и сказал:
– Здравствуйте, Рамо. Я привез хину. Буду лечить вас… Привез я вам и материнский привет из города Полисье.
Больной с трудом повернул голову:
– Я не Рамо, – и закрыл глаза.
«Он в беспамятстве», – подумал я и тихонько потряс больного за плечо:
– Опомнитесь, Феликс! Очнитесь! Вот музыкальный альбом вашего детства, вот чулки, связанные руками вашей матери. Вы слышите меня, Рамо? Феликс Рамо! Отвечайте же!
Вдруг я услышал тихий возглас. Слов не разобрал. И наклонился к больному.
– Я не Рамо! – услышал я невнятный шепот.
«Бредит», – решил я.
– Сэм! Скорей согрейте воды. Я приготовлю напиток больному.
– Я не Рамо, – раздельно повторил больной, – меня зовут…
– Ну… ну… говорите же!
– Я есть Чеслав Ян Ржевусский, – по-польски внятно произнес больной.
– Да, так его зовут, – сказал негр Сэм.
– Что же это такое? – воскликнул я. – Куда меня привезли?
– Так приказал барабан, мосье, – ответил Сэм.
– Барабан? Но…
– В Кайенне доктор приказал мне везти вас к белому человеку, который болен малярией. Все сделано как надо, мосьо.
Больной вдруг о чем-то заговорил быстро и глухо, приподнялся и со стоном откинулся на свое жалкое ложе. Заметался.
Я забыл о Рамо. Спасать, скорее спасать этого тяжелобольного человека!
Весь день я не отходил от него.
После приемов хины и горячего питья больной немного успокоился. А вечером заснул.
Мне было не до сна. Какая нелепость! Что это? Ошибка? Или тюремный врач умышленно заслал меня в лесные дебри?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60