Но никто не знал, каким он будет, этот конец. Люди старались о нем не думать.
Как-то раз поздним вечером собрались офицеры в ком нате Ушакова. Пили крепкий грузинский чай, хрустели печеньем и сахаром, курили горький табак. Сизые медузы дыма медленно плавали в спертом воздухе. Потрескивали сырые поленья в печке. В углу шипела рация. Комбат лежал на койке, свернувшись калачиком.
– У Ан..енко, – сказал он, приподнявшись на локте, – руки по плечи в крови. И просто так это ему не сойдет. Я-я н-не позволю. Его к ордену представили, толкают в Академию Генштаба. Если такие будут нами командовать, лучше уж армию распустить. Что за пример они подают молодежи?! Вот Славка Адлюков – парень хороший, дельный лейтенант. А армию решил оставить. Жалко ведь…
– Остынь, комбат, остынь, – прервал его подполковник Ляшенко.
– Не са-сабираюсь, – сказал Ушаков, сокрушая встречный подполковничий взгляд. – Когда во время последних боевых стало известно о расстрелах, я сообщил об этом начальнику оперативной группы Якубовскому, особистам, полковнику Востротину…
– Востротину вы доложили об Ан…енко? – не понял я.
– Н-нет, – ответил Ушаков, – Востротину я сообщил о действиях его десантников – они ведь тоже порезвились во время операции.
– Востротин принял меры? – спросил я.
– Это меня не касается. Я сказал ему об этом как коммунист коммунисту. Пусть он сам разбирается. Мы с ним по службе не связаны… К-кроме того, я счел нужным сообщить наверх не только о том, что тут учинил Ан…енко, но и о том, что он склонен к стяжательству в сверхкрупных размерах.
Даже п-по местным масштабам. Понятное дело, Ан…енко узнал об этом. Начал цепляться ко мне по разным мелочам.
Но мне не привыкать.
Ушаков скупо улыбнулся. Закурил.
За окном по-прежнему мело. Ветер, срывая снег с гор, бросал его в нашу заставу. Пригоршни ледяной муки со звоном ударялись о камни.
– Перед тем как уйти с командира полка на должность замкомдива, – продолжал комбат, – Ан…енко организовал сбор средств с офицеров и прапорщиков части себе на подарок. Так сказать, любимому командиру от любящих подчиненных. Все это может подтвердить замполит второго батальона капитан Шавлай. Деньги были собраны и переданы в штаб полка. На них купили видеомагнитофон и подарили Ан…енко. Он этот «видик» перепродал, круто спекульнув.
Словом, Ш-Шавлай слишком много знал о д-деятельности Ан…енко. И это ему чуть было не стоило жизни.
– Жизни?? – переспросил я.
– Именно – ж-изни… За пятнадцать минут до начала операции 23 января полковник Ан…енко приказал капитану Шавлаю проехать по трассе на одном чахлом БТРе – а у нас в целях безопасности принято ездить как минимум на двух машинах – и проверить о-обстановку. Шавлай спросил:
«Как же я поеду на одном?!» – «Ты замполит, – ответил Ан…енко, – ты должен ехать и поговорить с людьми»… Когда Шавлай вернулся, чудом оставшись в живых, ан…енко, как говорят, был очень н-недоволен.
– Да, – заметил один из офицеров, – выжив, Шавлай здорово досадил полковнику.
– У него, – сказал другой, – была привычка: увидит на дороге солдата, остановит его, прикажет: «А ну покажи, что в карманах!» Если там обнаруживалось больше пятидесяти чеков, ан…енко забирал их себе, и получить деньги обратно было невозможно. В целях страховки он запасся неплохим оправданием: мол, у солдата не может быть больше пятидесяти чеков. А если есть, значит, наворовал… Не подкопаешься.
XXV
За дверью послышались шумные, уверенные шаги. Она с треском распахнулась.
На пороге стоял полковник ан…енко. Резким движением руки он смахнул иней с усов.
Из-за его плеча показалось смуглое лицо начальника штаба дивизии полковника Д. Раздался громкий женский смех.
– Мальчики, – игриво сказала женщина, просунув голову в дверь, – вот и мы. Не ждали?
Она тоже была одета в военную форму. Из-под ее вязаной шерстяной шапочки выбивались пряди светлых волос.
В комнате непривычно запахло духами Все поднялись с коек. В воздухе застыло неловкое молчание. Комбат стоял, переминаясь с нога на ногу. Он был без ботинок. В одних шерстяных носках грубой вязки. ан…енко прошел к столу, снял трубку. Зажав ее плечом и щекой, смотрел на часы. Секунд десять ждал связи.
– Алло! «Перевал»? «Перевал», дай «Курьера»! – закричал он. – Как там на 42-й? Хорошо, доложите через десять минут…
Расстегнув ворот бушлата, ан…енко устало опустился на ушаковскую койку.
– Организуй чай, – обратился он к Ушакову, дырявя глазами дощатый пол, – и закуску. Да побыстрей.
Женщина и Д. сели рядом с ним.
– Тепло у вас! – улыбнулся Д. и потер руки.
– Комбатушка! – подмигнула Ушакову женщина. – Что же ты тянешь с чаем? Видишь, намерзлись мы. С дороги. Устали.
Ушаков надел ботинки и вышел из комнаты. Я услышал его сиплый голос из-за стенки: он что-то говорил командиру минометной батареи старшему лейтенанту Климову. Через несколько минут комбат вернулся.
– Сейчас будет вам чай, – сказал он, пряча глаза.
– Вот и умничка! – засмеялась женщина.
Кроме нее, ан…енко, Д. и комбата, в комнате остались заместитель командира полка Ляшенко и я. Все остальные вышли в ту минуту, когда ан…енко связывался с «Курьером».
Опять затрещал телефон, ан…енко, сняв трубку, молча выслушал доклад.
Ушаков сел на мою койку. Достав из тумбочки 12-й номер журнала «Юность» за 88-й год, принялся читать. Я вытащил пачку сигарет. Закурил.
В комнату вошел старший лейтенант Климов с полотенцем, чайником и шестью металлическими кружками в руках.
Он поставил их на приземистый столик между двумя койками, наполнил каждую до краев крепчайшим чаем. Вытерев капли с поверхности стола, Климов вышел. Потом опять вернулся – принес миску душистого жирного плова из тушенки и остатков риса.
Я старался не смотреть Климову в глаза: было неловко оттого, что старший лейтенант превратился в официанта. Да и сам Климов смотрел в пол.
– Комбатушка! – позвала женщина. – А, комбатушка-а…
– Что вам? – спросил Ушаков, не отрывая глаз от журнала.
– Комбатушка, что ты там читаешь? – Она ловко вскинула ногу на ногу.
– Вам непременно надобно знать?
– Какой, однако, хмурый, неприветливый сегодня комбат, – сказала она с легкой обидой, разглядывая тлевший кончик сигареты.
– А и правда, – спросил дружелюбно Д., – чего ж там интересного в твоем журнале, что ты все глядишь в него да глядишь, аж не оторвешься. Тут, понимаешь, женщина красивая сиди г, а ты – ноль внимания. Нехорошо-о!
– Я читаю, – сказал Ушаков, стараясь говорить как можно спокойнее, – отрывок из нити Антона Антонова-Овсеенко «Берия».
– И что же, – спросила женщина, затушив окурок с окровавленным фильтром в пустой консервной банке, – пишет этот ваш Фсеенко?
– Про сталинскую мафию, – ответил Ушаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Как-то раз поздним вечером собрались офицеры в ком нате Ушакова. Пили крепкий грузинский чай, хрустели печеньем и сахаром, курили горький табак. Сизые медузы дыма медленно плавали в спертом воздухе. Потрескивали сырые поленья в печке. В углу шипела рация. Комбат лежал на койке, свернувшись калачиком.
– У Ан..енко, – сказал он, приподнявшись на локте, – руки по плечи в крови. И просто так это ему не сойдет. Я-я н-не позволю. Его к ордену представили, толкают в Академию Генштаба. Если такие будут нами командовать, лучше уж армию распустить. Что за пример они подают молодежи?! Вот Славка Адлюков – парень хороший, дельный лейтенант. А армию решил оставить. Жалко ведь…
– Остынь, комбат, остынь, – прервал его подполковник Ляшенко.
– Не са-сабираюсь, – сказал Ушаков, сокрушая встречный подполковничий взгляд. – Когда во время последних боевых стало известно о расстрелах, я сообщил об этом начальнику оперативной группы Якубовскому, особистам, полковнику Востротину…
– Востротину вы доложили об Ан…енко? – не понял я.
– Н-нет, – ответил Ушаков, – Востротину я сообщил о действиях его десантников – они ведь тоже порезвились во время операции.
– Востротин принял меры? – спросил я.
– Это меня не касается. Я сказал ему об этом как коммунист коммунисту. Пусть он сам разбирается. Мы с ним по службе не связаны… К-кроме того, я счел нужным сообщить наверх не только о том, что тут учинил Ан…енко, но и о том, что он склонен к стяжательству в сверхкрупных размерах.
Даже п-по местным масштабам. Понятное дело, Ан…енко узнал об этом. Начал цепляться ко мне по разным мелочам.
Но мне не привыкать.
Ушаков скупо улыбнулся. Закурил.
За окном по-прежнему мело. Ветер, срывая снег с гор, бросал его в нашу заставу. Пригоршни ледяной муки со звоном ударялись о камни.
– Перед тем как уйти с командира полка на должность замкомдива, – продолжал комбат, – Ан…енко организовал сбор средств с офицеров и прапорщиков части себе на подарок. Так сказать, любимому командиру от любящих подчиненных. Все это может подтвердить замполит второго батальона капитан Шавлай. Деньги были собраны и переданы в штаб полка. На них купили видеомагнитофон и подарили Ан…енко. Он этот «видик» перепродал, круто спекульнув.
Словом, Ш-Шавлай слишком много знал о д-деятельности Ан…енко. И это ему чуть было не стоило жизни.
– Жизни?? – переспросил я.
– Именно – ж-изни… За пятнадцать минут до начала операции 23 января полковник Ан…енко приказал капитану Шавлаю проехать по трассе на одном чахлом БТРе – а у нас в целях безопасности принято ездить как минимум на двух машинах – и проверить о-обстановку. Шавлай спросил:
«Как же я поеду на одном?!» – «Ты замполит, – ответил Ан…енко, – ты должен ехать и поговорить с людьми»… Когда Шавлай вернулся, чудом оставшись в живых, ан…енко, как говорят, был очень н-недоволен.
– Да, – заметил один из офицеров, – выжив, Шавлай здорово досадил полковнику.
– У него, – сказал другой, – была привычка: увидит на дороге солдата, остановит его, прикажет: «А ну покажи, что в карманах!» Если там обнаруживалось больше пятидесяти чеков, ан…енко забирал их себе, и получить деньги обратно было невозможно. В целях страховки он запасся неплохим оправданием: мол, у солдата не может быть больше пятидесяти чеков. А если есть, значит, наворовал… Не подкопаешься.
XXV
За дверью послышались шумные, уверенные шаги. Она с треском распахнулась.
На пороге стоял полковник ан…енко. Резким движением руки он смахнул иней с усов.
Из-за его плеча показалось смуглое лицо начальника штаба дивизии полковника Д. Раздался громкий женский смех.
– Мальчики, – игриво сказала женщина, просунув голову в дверь, – вот и мы. Не ждали?
Она тоже была одета в военную форму. Из-под ее вязаной шерстяной шапочки выбивались пряди светлых волос.
В комнате непривычно запахло духами Все поднялись с коек. В воздухе застыло неловкое молчание. Комбат стоял, переминаясь с нога на ногу. Он был без ботинок. В одних шерстяных носках грубой вязки. ан…енко прошел к столу, снял трубку. Зажав ее плечом и щекой, смотрел на часы. Секунд десять ждал связи.
– Алло! «Перевал»? «Перевал», дай «Курьера»! – закричал он. – Как там на 42-й? Хорошо, доложите через десять минут…
Расстегнув ворот бушлата, ан…енко устало опустился на ушаковскую койку.
– Организуй чай, – обратился он к Ушакову, дырявя глазами дощатый пол, – и закуску. Да побыстрей.
Женщина и Д. сели рядом с ним.
– Тепло у вас! – улыбнулся Д. и потер руки.
– Комбатушка! – подмигнула Ушакову женщина. – Что же ты тянешь с чаем? Видишь, намерзлись мы. С дороги. Устали.
Ушаков надел ботинки и вышел из комнаты. Я услышал его сиплый голос из-за стенки: он что-то говорил командиру минометной батареи старшему лейтенанту Климову. Через несколько минут комбат вернулся.
– Сейчас будет вам чай, – сказал он, пряча глаза.
– Вот и умничка! – засмеялась женщина.
Кроме нее, ан…енко, Д. и комбата, в комнате остались заместитель командира полка Ляшенко и я. Все остальные вышли в ту минуту, когда ан…енко связывался с «Курьером».
Опять затрещал телефон, ан…енко, сняв трубку, молча выслушал доклад.
Ушаков сел на мою койку. Достав из тумбочки 12-й номер журнала «Юность» за 88-й год, принялся читать. Я вытащил пачку сигарет. Закурил.
В комнату вошел старший лейтенант Климов с полотенцем, чайником и шестью металлическими кружками в руках.
Он поставил их на приземистый столик между двумя койками, наполнил каждую до краев крепчайшим чаем. Вытерев капли с поверхности стола, Климов вышел. Потом опять вернулся – принес миску душистого жирного плова из тушенки и остатков риса.
Я старался не смотреть Климову в глаза: было неловко оттого, что старший лейтенант превратился в официанта. Да и сам Климов смотрел в пол.
– Комбатушка! – позвала женщина. – А, комбатушка-а…
– Что вам? – спросил Ушаков, не отрывая глаз от журнала.
– Комбатушка, что ты там читаешь? – Она ловко вскинула ногу на ногу.
– Вам непременно надобно знать?
– Какой, однако, хмурый, неприветливый сегодня комбат, – сказала она с легкой обидой, разглядывая тлевший кончик сигареты.
– А и правда, – спросил дружелюбно Д., – чего ж там интересного в твоем журнале, что ты все глядишь в него да глядишь, аж не оторвешься. Тут, понимаешь, женщина красивая сиди г, а ты – ноль внимания. Нехорошо-о!
– Я читаю, – сказал Ушаков, стараясь говорить как можно спокойнее, – отрывок из нити Антона Антонова-Овсеенко «Берия».
– И что же, – спросила женщина, затушив окурок с окровавленным фильтром в пустой консервной банке, – пишет этот ваш Фсеенко?
– Про сталинскую мафию, – ответил Ушаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50