Я этого не допущу".
Они договорились созвониться чуть позднее, быть может, сходят прогуляться.
...Кладбищенский телефон ответил сразу, оказалось, что Борис Михайлович вышел на участок. Медведев не удержался -- набрал номер сотового и услышал спокойный, приятный баритон: "Слушаю вас... А, это вы! Я как раз подхожу к захоронению. -- Медведев слышал, как ритмично дышит идущий по снегу человек, слышал, как он шмыгает носом. -- Алепины, правильно? Так... Подхожу, смотрю.... Да, похоже, вчера кто-то был. Женские следы, гвоздички стоят, скамейка от снега расчищена. Похоже, что вчера. Все? "Спасибо" не булькает. Пока".
Медведев положил трубку. Яркие солнечные лучи и ветерок безжалостно добивали клубы расплывшегося по комнате табачного дыма. Он осторожно взял с тумбочки образок Святой Блаженной Ксении Петербургской и чмокнул его.
....К телефону подошел сын.
-- Привет, Родион. Позови быстренько маму.
-- Сейчас...
-- Настя?
-- Слушаю тебя...
-- Настя, я тебя люблю!
Молчание.
-- Ты слышишь? Я тебя люблю, Настя.
-- Ты за этим и звонишь?
-- Да.
-- А сестра где же?
-- Я приеду и все объясню. Я люблю тебя!
-- Можешь и сейчас объяснить... Сестра какая-то объявилась, -- фыркнула Настя. -- Что за сестра-то?
-- Оказалась не сестра, просто из фамилии Медведичовских. Мы звонили ее маме в Чехию. Я люблю тебя...
-- Это я уже слышала. А зачем ты ее в номер привел?
-- Родовое древо смотрели... Сначала все сходилось, а потом разошлось. Я думал, я тебя потерял...
-- Почему ты так подумал?
-- Когда Родион сказал, что ты пошла на кладбище. Ты же не предупредила, что пойдешь... Я заревновал, закручинился, думал, у тебя любовник завелся...
-- А сейчас так не думаешь?
-- Нет. Я позвонил на кладбище Боре, он сходил, посмотрел следы.
-- Идиот... Сам неизвестно с кем время проводит, а меня проверяет. Самый настоящий идиот...
-- А чего ты вдруг подхватилась?
-- А что, я не имею права к сестре на кладбище съездить? С тобой должна согласовывать?
-- Не предупредила, я и заволновался.... Чего ты пошла-то?
-- Сон приснился, я и пошла. Потом в Никольскую зашла, службу отстояла. За тебя, дурачка, молилась, чтобы вернулся живой-здоровый... А он с какими-то самозваными сестрами время проводит...
-- Я люблю тебя, Настя... Приеду, все расскажу...
Глава 10
"... декабря, понедельник, остров Родос.
Сегодня ездили на микроавтобусе в древний городок Линдос. Он стоит на берегу бухты, в которой в 43-году апостол Павел высадился с проповедью христианства.
Спирос, возглавлявший нашу поездку, сел на правах хозяина рядом с водителем, закурил и стал слушать греческую музыку из приемника. Лайла взяла с собой норвежскую подружку Марию с мужскими повадками, но добрыми карими глазами. Поначалу Мария была в черных очках и производила неприятное впечатление -- узкое треугольное лицо, узкие губы, железное рукопожатие холодных пальцев, разведчица, да и только. Оказалось, велосипедистка, спортсменка и работник библиотеки норвежского консульства. Я сказал норвежской велосипедистке, что высоко ценю Гамсуна, в частности роман "Голод", а недавно ходили с женой на пьесу Ибсена "Призраки". Оксана села рядом со мной. Болтали о разном.
По дороге женщины заохали и попросили остановиться около красивого монастыря, лежащего в низинке от дороги. Белая колоколенка церкви утопала в зелени. Подъехали к воротам. Утреннее солнышко, тепло, гравийные дорожки, золотистые сосны, стриженые кусты, тишина, никого не видно.
Оксана юркнула в церквушку. Зашел и я. Резной деревянный иконостас шоколадного цвета. Прохладный полумрак. Оксана по-русски разговаривала со священником. Я поставил свечи и подошел к ним. Разговорились.
Отец Виктор -- бывший русский моряк. По молодости влюбился в гречанку, сбежал в Афинах с корабля. Свадьба не состоялась -- родители невесты были против, ушел в монастырь, дослужился до настоятеля церкви. Оксана попросила его продать ладан и елей, сказала, что живет в Чехии. Он послал хромоногого служку за ладаном. Мы вышли на улицу. Лайла и Мария нетерпеливо прохаживались у микроавтобуса с зачехленными фотоаппаратами -- православная церковь не их конфессия. Спирос стоял рядом с водителем и зевал, не прикрывая рта. Джордж топтался рядом. Ларс с нами не поехал -- он уже был в Линдосе.
Батюшка был широкоплеч, румян, космат, бородат, и опрятная черная ряса с серебряным крестом сидела на нем кителем. Он сказал, что плавал механиком в Черноморском пароходстве. Я сказал, что заканчивал Ленинградский институт водного транспорта. Батюшка посмотрел на меня с интересом:
-- Плавал?
-- Нет, судостроение-судоремонт.
-- А я пять лет на сухогрузе отходил, -- улыбнулся батюшка. -- Сначала четвертый механик, король дерьма и пара, потом третьим...
Служка принес прозрачный пакетик с желтыми камушками ладана, и я сказал:
-- Отец Виктор, подскажите, где добыть ветку грецкого ореха с плодами? Меня Конецкий, наш питерский писатель, просил. Может, слышали?
-- Виктор Викторович? -- Батюшка сжал пальцами висящий на цепочке крест.
Я кивнул. Он прикрыл глаза и помолчал, сдерживая волнение.
-- Етитская сила, прости меня, Господи!.. -- Он возвел глаза к небу. -Мы же его книги до дыр зачитывали! А ты с ним знаком? -- Он тревожно покосился на меня. -- Как он поживает?
Я сказал, что Конецкий поживает по-всякому -- годы и тяжелая служба дают о себе знать, но держится бодрячком, у него выходят книги, недавно справил семидесятилетие...
-- Люблю! -- Отец Виктор широко улыбнулся и по-простецки развел руки, словно хотел обнять писателя-мариниста. -- Ой, люблю...
Я напомнил про орех, он что-то быстро сказал служке и тронул меня за рукав: "Пошли!"
Оксана пошла с нами, потянулись и Лайла с Марией.
Пока мы пробирались в дальний конец монастырского сада, отец Виктор объяснил, что грецкий орех уже уронил листву, плоды только в закромах и на базаре, но он пошлет любимому писателю ветку мироносного дерева -- кипариса, которую освятит в своем храме. Пусть, дескать, эта ветвь будет с Виктором Викторовичем и в Новый год, и в Рождество, она придаст ему сил и здоровья.
Бывший моряк, а ныне настоятель монастыря остановился около зеленого колючего деревца с шишечками и принялся выбирать ветку.
Торопливо приковылял служка, протянул кривой садовый нож с костяной ручкой. Отец Виктор перекрестился, хыкнул, и раскидистая ветка, усыпанная бугристыми шишечками, оказалась в его руке.
-- А еще одну можно? -- забормотал я. -- Нам бы в издательство, там писатели собираются...
Служка принялся замазывать земляной пылью смолистый срез у ствола.
-- Во славу Божию! -- Отец Виктор обошел деревце и с хрустом снял ветку поменьше. -- Писатели -- Божьи люди, как дети малые... Я и сам раньше в миру стишки кропал... Довезешь?..
Я уверенно кивнул, и Оксана попросила еще одну ветку, чтобы поставить у себя дома в Чехии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Они договорились созвониться чуть позднее, быть может, сходят прогуляться.
...Кладбищенский телефон ответил сразу, оказалось, что Борис Михайлович вышел на участок. Медведев не удержался -- набрал номер сотового и услышал спокойный, приятный баритон: "Слушаю вас... А, это вы! Я как раз подхожу к захоронению. -- Медведев слышал, как ритмично дышит идущий по снегу человек, слышал, как он шмыгает носом. -- Алепины, правильно? Так... Подхожу, смотрю.... Да, похоже, вчера кто-то был. Женские следы, гвоздички стоят, скамейка от снега расчищена. Похоже, что вчера. Все? "Спасибо" не булькает. Пока".
Медведев положил трубку. Яркие солнечные лучи и ветерок безжалостно добивали клубы расплывшегося по комнате табачного дыма. Он осторожно взял с тумбочки образок Святой Блаженной Ксении Петербургской и чмокнул его.
....К телефону подошел сын.
-- Привет, Родион. Позови быстренько маму.
-- Сейчас...
-- Настя?
-- Слушаю тебя...
-- Настя, я тебя люблю!
Молчание.
-- Ты слышишь? Я тебя люблю, Настя.
-- Ты за этим и звонишь?
-- Да.
-- А сестра где же?
-- Я приеду и все объясню. Я люблю тебя!
-- Можешь и сейчас объяснить... Сестра какая-то объявилась, -- фыркнула Настя. -- Что за сестра-то?
-- Оказалась не сестра, просто из фамилии Медведичовских. Мы звонили ее маме в Чехию. Я люблю тебя...
-- Это я уже слышала. А зачем ты ее в номер привел?
-- Родовое древо смотрели... Сначала все сходилось, а потом разошлось. Я думал, я тебя потерял...
-- Почему ты так подумал?
-- Когда Родион сказал, что ты пошла на кладбище. Ты же не предупредила, что пойдешь... Я заревновал, закручинился, думал, у тебя любовник завелся...
-- А сейчас так не думаешь?
-- Нет. Я позвонил на кладбище Боре, он сходил, посмотрел следы.
-- Идиот... Сам неизвестно с кем время проводит, а меня проверяет. Самый настоящий идиот...
-- А чего ты вдруг подхватилась?
-- А что, я не имею права к сестре на кладбище съездить? С тобой должна согласовывать?
-- Не предупредила, я и заволновался.... Чего ты пошла-то?
-- Сон приснился, я и пошла. Потом в Никольскую зашла, службу отстояла. За тебя, дурачка, молилась, чтобы вернулся живой-здоровый... А он с какими-то самозваными сестрами время проводит...
-- Я люблю тебя, Настя... Приеду, все расскажу...
Глава 10
"... декабря, понедельник, остров Родос.
Сегодня ездили на микроавтобусе в древний городок Линдос. Он стоит на берегу бухты, в которой в 43-году апостол Павел высадился с проповедью христианства.
Спирос, возглавлявший нашу поездку, сел на правах хозяина рядом с водителем, закурил и стал слушать греческую музыку из приемника. Лайла взяла с собой норвежскую подружку Марию с мужскими повадками, но добрыми карими глазами. Поначалу Мария была в черных очках и производила неприятное впечатление -- узкое треугольное лицо, узкие губы, железное рукопожатие холодных пальцев, разведчица, да и только. Оказалось, велосипедистка, спортсменка и работник библиотеки норвежского консульства. Я сказал норвежской велосипедистке, что высоко ценю Гамсуна, в частности роман "Голод", а недавно ходили с женой на пьесу Ибсена "Призраки". Оксана села рядом со мной. Болтали о разном.
По дороге женщины заохали и попросили остановиться около красивого монастыря, лежащего в низинке от дороги. Белая колоколенка церкви утопала в зелени. Подъехали к воротам. Утреннее солнышко, тепло, гравийные дорожки, золотистые сосны, стриженые кусты, тишина, никого не видно.
Оксана юркнула в церквушку. Зашел и я. Резной деревянный иконостас шоколадного цвета. Прохладный полумрак. Оксана по-русски разговаривала со священником. Я поставил свечи и подошел к ним. Разговорились.
Отец Виктор -- бывший русский моряк. По молодости влюбился в гречанку, сбежал в Афинах с корабля. Свадьба не состоялась -- родители невесты были против, ушел в монастырь, дослужился до настоятеля церкви. Оксана попросила его продать ладан и елей, сказала, что живет в Чехии. Он послал хромоногого служку за ладаном. Мы вышли на улицу. Лайла и Мария нетерпеливо прохаживались у микроавтобуса с зачехленными фотоаппаратами -- православная церковь не их конфессия. Спирос стоял рядом с водителем и зевал, не прикрывая рта. Джордж топтался рядом. Ларс с нами не поехал -- он уже был в Линдосе.
Батюшка был широкоплеч, румян, космат, бородат, и опрятная черная ряса с серебряным крестом сидела на нем кителем. Он сказал, что плавал механиком в Черноморском пароходстве. Я сказал, что заканчивал Ленинградский институт водного транспорта. Батюшка посмотрел на меня с интересом:
-- Плавал?
-- Нет, судостроение-судоремонт.
-- А я пять лет на сухогрузе отходил, -- улыбнулся батюшка. -- Сначала четвертый механик, король дерьма и пара, потом третьим...
Служка принес прозрачный пакетик с желтыми камушками ладана, и я сказал:
-- Отец Виктор, подскажите, где добыть ветку грецкого ореха с плодами? Меня Конецкий, наш питерский писатель, просил. Может, слышали?
-- Виктор Викторович? -- Батюшка сжал пальцами висящий на цепочке крест.
Я кивнул. Он прикрыл глаза и помолчал, сдерживая волнение.
-- Етитская сила, прости меня, Господи!.. -- Он возвел глаза к небу. -Мы же его книги до дыр зачитывали! А ты с ним знаком? -- Он тревожно покосился на меня. -- Как он поживает?
Я сказал, что Конецкий поживает по-всякому -- годы и тяжелая служба дают о себе знать, но держится бодрячком, у него выходят книги, недавно справил семидесятилетие...
-- Люблю! -- Отец Виктор широко улыбнулся и по-простецки развел руки, словно хотел обнять писателя-мариниста. -- Ой, люблю...
Я напомнил про орех, он что-то быстро сказал служке и тронул меня за рукав: "Пошли!"
Оксана пошла с нами, потянулись и Лайла с Марией.
Пока мы пробирались в дальний конец монастырского сада, отец Виктор объяснил, что грецкий орех уже уронил листву, плоды только в закромах и на базаре, но он пошлет любимому писателю ветку мироносного дерева -- кипариса, которую освятит в своем храме. Пусть, дескать, эта ветвь будет с Виктором Викторовичем и в Новый год, и в Рождество, она придаст ему сил и здоровья.
Бывший моряк, а ныне настоятель монастыря остановился около зеленого колючего деревца с шишечками и принялся выбирать ветку.
Торопливо приковылял служка, протянул кривой садовый нож с костяной ручкой. Отец Виктор перекрестился, хыкнул, и раскидистая ветка, усыпанная бугристыми шишечками, оказалась в его руке.
-- А еще одну можно? -- забормотал я. -- Нам бы в издательство, там писатели собираются...
Служка принялся замазывать земляной пылью смолистый срез у ствола.
-- Во славу Божию! -- Отец Виктор обошел деревце и с хрустом снял ветку поменьше. -- Писатели -- Божьи люди, как дети малые... Я и сам раньше в миру стишки кропал... Довезешь?..
Я уверенно кивнул, и Оксана попросила еще одну ветку, чтобы поставить у себя дома в Чехии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40