Поутру они обнаруживались то за диваном в гостевой комнате, то в мансарде на бильярдном столе. Секретарша Наталия, которую он называл на "вы" и ценил за умение не путать работу с гулянкой, только зачумленно мотала головой, обходя в разгар вечеринки комнаты издательского флигеля, -- казалось, с русскими писателями гуляли отпущенные в суточный отпуск заключенные мужской и женской колоний.
В то утро Медведев не спеша добрился, надел шорты, рубашку с короткими рукавами и спустился к Лайле, которая пыталась изображать официальную встречу двух писателей на нейтральной территории. Лайла заговорила быстро, на почти литературном английском, и Медведев с улыбкой попросил пощады: "Пожалуйста, медленнее и проще. Мой английский не так хорош, как ваш". Лайла посмотрела на него, как отличница на двоечника, -- она, очевидно, гордилась своим языком и не хотела понимать, почему русский писатель не удосужился выучить язык мирового общения столь же хорошо, как она, финский профессор социологии и автор нескольких детективных книг. Она вновь заговорила в академической манере, и Медведев еще несколько раз останавливал ее и уточнял сказанное. Лайла смотрела на него с плохо скрываемым сожалением. Она сказала, что никого на фотографиях не узнает, в писательский союз вступила два года назад, и вообще ее стихия -- университетские городки, где она читает лекции по проблемам преступности в Финляндии. Но она часто бывает в Петербурге. О'кей, сказал Медведев, заходите в наше издательство. Вот вам наш буклет и визитная карточка. Лайла вновь попросила альбомчик и признала двух питерских писателей, весьма популярных в Финляндии. Они стояли в обнимку с Медведевым и улыбались в объектив. Он несколько лет назад издавал их книги, пока не дал крен в историю и философию. "О'кей, -- повторил Медведев, -- это я и хотел показать вам вчера вечером. Извините, если пришел не вовремя. Вы будете кофе? Ах, вы уже завтракали... А я встаю поздно. Едете купаться? Удачи вам! Бай! Всегда рад вас видеть!"
"Пусть думает, что хочет, -- весело решил Медведев. -- Пусть думает, что я бабник и в тот вечер подбивал к ней клинья. Но легкой победы не случилось, и я с горя нашел себе подружку. Думайте, что хотите, Лайла. Нет, лучше думайте, что это моя любовница. Мы договорились с ней встретиться на острове. Она журналистка".
Медведев предложил Оксане посмотреть его номер, и они поднялись по бетонной лестнице с высокими ступенями.
Он открыл дверь, извинился за беспорядок, сдвинул раму окна, безжалостно выгреб из малинового кресла бумаги и усадил в него гостью. Оксана с интересом огляделась: "Очень достойно. И для писателей это все бесплатно?" Похоже, встреч на вечер она не планировала.
-- Да, -- скромно сказал Медведев; он достал из холодильника увесистый пакет с мандаринами: "Угощайтесь!" -- и присел на кровать. -- Расскажите о себе. -- Ему хотелось услышать подробности робинзонады, он мысленно представлял себя на новом месте, случись ему стать добровольным изгнанником, а попросту -- иммигрантом. -- Как вам это все удалось? Почему Чехия? Как устраивались?
Оксана принялась чистить мандарин.
-- Приехали в августе. Поначалу не знали, где граница сада. Соседи подсказали -- и это все ваше, косите дальше! Устроилась на кухне помогать в столовой, до трех дня. Попросту -- посудомойкой. Руки покраснели, опухли -даже кричала по ночам....
Он не таясь посмотрел на ее тонкие красивые пальцы в перстнях. Оксана, перехватив его взгляд, протянула ему оранжевый шарик на ладони -- в белых мохнатых ниточках: "Берите, я еще очищу".
-- Под зиму заложили новый сад, залатали крышу, наладили печки. Тяжело было, но я понимала -- это эмиграция. Найду крону на полу и радуюсь -булочку куплю...
Она рассказывала свою историю веселым голосом, без драматических пауз -- так вспоминают давно минувшие дни счастливые люди, и Медведеву вдруг показалось, что он начал писать рассказ. Или даже повесть. Сильная обаятельная героиня вела за собой увлекательный сюжет, завязка плавно уступала место экспозиции...
-- Я, когда еще в Гомеле в музыкальной школе преподавала, всех детей любила! На работу -- как на праздник: всегда прическа, маникюр, разговаривала ласково, по головке поглажу: "Ну что, миленький, у тебя все получится. Давай сначала..." До сих пор ученики перед глазами стоят. Иногда даже снятся. А потом какая-то черная полоса пошла -- митинги, демократия, советы трудовых коллективов, все ругаются, коллективные письма пишут, директора снимать затеяли, по инстанциям ходили, и вспоминать сейчас тошно.
Муж работал инженером на мебельной фабрике. Неплохо жили, потом -Чернобыль, перестройка, безработица, Союз развалился... Муж десять лет на диване пролежал. Я прихожу с работы -- он спит с книгой в руке. "Что делаешь?" -- "Бр-р... -- глазами хлопает. -- Читаю..." Потом пить начал, с друзьями болтаться. Я в календарике стала обводить черным дни, когда он пьет. Сплошные червяки месяцами... Я ему скандалов не устраивала -- крика не выношу с детства. Отец -- военный -- лупил нас с братом шлангом от стиральной машины, орал, топал ногами. На физкультуре было не раздеться -вся спина в синяках. Я, когда замуж выходила, решила, что в моем доме криков и скандалов никогда не будет. Стала писать мужу письма и оставлять по утрам. Твоя мать не имеет масла на хлеб, наши дети ходят голодные, постоянно занимаем деньги, а ты, здоровый мужик, лежишь целыми днями на диване или пьешь с друзьями. Дверца шкафа полгода болтается! Я по вечерам халтурю -возьми хотя бы хозяйство на себя, приготовь с детьми уроки. А ему все трын-трава. "Я инженер, а не домашняя хозяйка". Мы с ним шли в разных направлениях.
Хотела развестись, но детей пожалела. Решила -- уедем. Брат в Чехословакии служил, обзавелся друзьями-чехами, они нам дом на всю семью присмотрели. Все продали, перебрались. Еще ничего в доме не было, купила пианино -- отправила дочку в музыкальную школу. Самой учить сил не было.
-- А как мы первую зиму пережили! Кошмар!
Оксана быстро сходила в душ и ополоснула липкие пальцы. Медведеву показалось, что он знает ее давно, он мог встречаться с ней в стройотряде, она могла учиться в соседней группе или он заходил к ней в общежитии за тарелкой в новогодний вечер, а потом они играли в снежки и пели под гитару.
-- Морозы для Чехии ударили небывалые, такой зимы никто не помнит. Матвеич -- мамин муж -- уехал в Белоруссию. "Вы, -- говорит, -- здесь ничего не делайте, только печки топите. Если что -- звоните..." И тут началось! У Игоря желтуха, дочка Светка с аппендицитом, у мамы на нервной почве ноги стали отниматься -- ездит в колясочке, в больницу не хочет. Виталька учится в Праге -- у него там свои проблемы. И я одна -- как стойкий оловянный солдатик. Парового отопления еще не было -- три кафельные печки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В то утро Медведев не спеша добрился, надел шорты, рубашку с короткими рукавами и спустился к Лайле, которая пыталась изображать официальную встречу двух писателей на нейтральной территории. Лайла заговорила быстро, на почти литературном английском, и Медведев с улыбкой попросил пощады: "Пожалуйста, медленнее и проще. Мой английский не так хорош, как ваш". Лайла посмотрела на него, как отличница на двоечника, -- она, очевидно, гордилась своим языком и не хотела понимать, почему русский писатель не удосужился выучить язык мирового общения столь же хорошо, как она, финский профессор социологии и автор нескольких детективных книг. Она вновь заговорила в академической манере, и Медведев еще несколько раз останавливал ее и уточнял сказанное. Лайла смотрела на него с плохо скрываемым сожалением. Она сказала, что никого на фотографиях не узнает, в писательский союз вступила два года назад, и вообще ее стихия -- университетские городки, где она читает лекции по проблемам преступности в Финляндии. Но она часто бывает в Петербурге. О'кей, сказал Медведев, заходите в наше издательство. Вот вам наш буклет и визитная карточка. Лайла вновь попросила альбомчик и признала двух питерских писателей, весьма популярных в Финляндии. Они стояли в обнимку с Медведевым и улыбались в объектив. Он несколько лет назад издавал их книги, пока не дал крен в историю и философию. "О'кей, -- повторил Медведев, -- это я и хотел показать вам вчера вечером. Извините, если пришел не вовремя. Вы будете кофе? Ах, вы уже завтракали... А я встаю поздно. Едете купаться? Удачи вам! Бай! Всегда рад вас видеть!"
"Пусть думает, что хочет, -- весело решил Медведев. -- Пусть думает, что я бабник и в тот вечер подбивал к ней клинья. Но легкой победы не случилось, и я с горя нашел себе подружку. Думайте, что хотите, Лайла. Нет, лучше думайте, что это моя любовница. Мы договорились с ней встретиться на острове. Она журналистка".
Медведев предложил Оксане посмотреть его номер, и они поднялись по бетонной лестнице с высокими ступенями.
Он открыл дверь, извинился за беспорядок, сдвинул раму окна, безжалостно выгреб из малинового кресла бумаги и усадил в него гостью. Оксана с интересом огляделась: "Очень достойно. И для писателей это все бесплатно?" Похоже, встреч на вечер она не планировала.
-- Да, -- скромно сказал Медведев; он достал из холодильника увесистый пакет с мандаринами: "Угощайтесь!" -- и присел на кровать. -- Расскажите о себе. -- Ему хотелось услышать подробности робинзонады, он мысленно представлял себя на новом месте, случись ему стать добровольным изгнанником, а попросту -- иммигрантом. -- Как вам это все удалось? Почему Чехия? Как устраивались?
Оксана принялась чистить мандарин.
-- Приехали в августе. Поначалу не знали, где граница сада. Соседи подсказали -- и это все ваше, косите дальше! Устроилась на кухне помогать в столовой, до трех дня. Попросту -- посудомойкой. Руки покраснели, опухли -даже кричала по ночам....
Он не таясь посмотрел на ее тонкие красивые пальцы в перстнях. Оксана, перехватив его взгляд, протянула ему оранжевый шарик на ладони -- в белых мохнатых ниточках: "Берите, я еще очищу".
-- Под зиму заложили новый сад, залатали крышу, наладили печки. Тяжело было, но я понимала -- это эмиграция. Найду крону на полу и радуюсь -булочку куплю...
Она рассказывала свою историю веселым голосом, без драматических пауз -- так вспоминают давно минувшие дни счастливые люди, и Медведеву вдруг показалось, что он начал писать рассказ. Или даже повесть. Сильная обаятельная героиня вела за собой увлекательный сюжет, завязка плавно уступала место экспозиции...
-- Я, когда еще в Гомеле в музыкальной школе преподавала, всех детей любила! На работу -- как на праздник: всегда прическа, маникюр, разговаривала ласково, по головке поглажу: "Ну что, миленький, у тебя все получится. Давай сначала..." До сих пор ученики перед глазами стоят. Иногда даже снятся. А потом какая-то черная полоса пошла -- митинги, демократия, советы трудовых коллективов, все ругаются, коллективные письма пишут, директора снимать затеяли, по инстанциям ходили, и вспоминать сейчас тошно.
Муж работал инженером на мебельной фабрике. Неплохо жили, потом -Чернобыль, перестройка, безработица, Союз развалился... Муж десять лет на диване пролежал. Я прихожу с работы -- он спит с книгой в руке. "Что делаешь?" -- "Бр-р... -- глазами хлопает. -- Читаю..." Потом пить начал, с друзьями болтаться. Я в календарике стала обводить черным дни, когда он пьет. Сплошные червяки месяцами... Я ему скандалов не устраивала -- крика не выношу с детства. Отец -- военный -- лупил нас с братом шлангом от стиральной машины, орал, топал ногами. На физкультуре было не раздеться -вся спина в синяках. Я, когда замуж выходила, решила, что в моем доме криков и скандалов никогда не будет. Стала писать мужу письма и оставлять по утрам. Твоя мать не имеет масла на хлеб, наши дети ходят голодные, постоянно занимаем деньги, а ты, здоровый мужик, лежишь целыми днями на диване или пьешь с друзьями. Дверца шкафа полгода болтается! Я по вечерам халтурю -возьми хотя бы хозяйство на себя, приготовь с детьми уроки. А ему все трын-трава. "Я инженер, а не домашняя хозяйка". Мы с ним шли в разных направлениях.
Хотела развестись, но детей пожалела. Решила -- уедем. Брат в Чехословакии служил, обзавелся друзьями-чехами, они нам дом на всю семью присмотрели. Все продали, перебрались. Еще ничего в доме не было, купила пианино -- отправила дочку в музыкальную школу. Самой учить сил не было.
-- А как мы первую зиму пережили! Кошмар!
Оксана быстро сходила в душ и ополоснула липкие пальцы. Медведеву показалось, что он знает ее давно, он мог встречаться с ней в стройотряде, она могла учиться в соседней группе или он заходил к ней в общежитии за тарелкой в новогодний вечер, а потом они играли в снежки и пели под гитару.
-- Морозы для Чехии ударили небывалые, такой зимы никто не помнит. Матвеич -- мамин муж -- уехал в Белоруссию. "Вы, -- говорит, -- здесь ничего не делайте, только печки топите. Если что -- звоните..." И тут началось! У Игоря желтуха, дочка Светка с аппендицитом, у мамы на нервной почве ноги стали отниматься -- ездит в колясочке, в больницу не хочет. Виталька учится в Праге -- у него там свои проблемы. И я одна -- как стойкий оловянный солдатик. Парового отопления еще не было -- три кафельные печки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40