Я стал карабкаться по чьим-то штанам, чтобы залезть на майку и обратиться к расходящейся семье с высоты плеча.
– Стряхните с меня эту гниду!
– Он похож на англичанина!
– Он выглядит как еврей!
– Вы не можете сейчас уйти! Я еще не кончил!
– Этот малый – просто извращенец какой-то!
– Давайте из него все дерьмо выбьем. Он, должно быть, и в самом деле извращенец.
– Он у девушек руки нюхает.
– И свои руки нюхает тоже!
– Подозрительный тип!
Тут ко мне подошел Ф., могучий Ф., который удостоверил чистоту моей породы и повел меня прочь из парка, ставшего теперь совсем обычным парком с лебедями и раскиданными по дорожкам обертками от сладостей. Держась за руки, мы вышли на залитую солнцем улицу.
– Ф., – плакался ему я, – я так и не кончил. У меня снова ничего не вышло.
– Нет, мой дорогой, у тебя все получилось как надо.
– Что получилось как надо?
– Ты прошел испытание.
– Какое испытание?
– Предпоследнее.
48
«Пусть метель в лицо метет, пока любовь твоя живет, пусть хоть буря, хоть потоп – через все пройти б я мог, пока твоя любовь живет». Давным-давно так звучали слова седьмого номера хит-парада песен в стиле кантри. Да, кажется, седьмого. В названии там было шесть слов. Числом шесть управляет Венера, планета любви и красоты. Если верить астрологии ирокезов, шестой день надо посвящать заботе о себе – расчесывать волосы, наряжаться в расшитое ракушечными узорами платье, ухаживать, играть в азартные игры, заниматься спортом. «Почему я тебе не нравлюсь?» Эта песня тоже какое-то место занимала в хитпараде. Сегодня шестое марта – стоит промозглая, холодная ночь. В канадских лесах весна еще не наступила. Два дня Луна была в Овне. Завтра она перейдет в знак Тельца. Если бы меня сейчас увидели ирокезы, они бы меня возненавидели, потому что я зарос бородой. Когда где-то в XVI веке они взяли в плен миссионера Жога, одной из самых легких пыток (если не считать, что какому-то рабу-алгонкину ножом из раковины моллюска отрезали большой палец) было истязание, при котором детям давали выдергивать волоски из бороды пленника. «Пришли мне изображение Христа без бороды», – писал иезуит Гарнье другу во Францию, выказывая недюжинные познания о специфике индейских представлений. Ф. однажды рассказал мне о девушке, у которой росли очень длинные волосы на лобке, и она каждый день расчесывала их так, что они стали дюймов на шесть спускаться ей вниз по ногам. Прямо под пупком она рисовала на животе (черной тушью для ресниц) два глаза и нос. Разделяя волосы над клитором на две части, она разводила их в стороны двумя симметричными арками так, что они становились очень похожи на усы над складчатыми розовыми губами, оставляя остальные волосы свисать вниз наподобие бороды. Комическую картину дополнял блеск дешевой стекляшки от какой-то брошки, которую она вставляла себе в пупок как индийский знак кастовой принадлежности на лбу, – и получалось необычное странное лицо не то предсказателя, не то мистика. Потом она накрывала простыней остальные части тела, оставляя на виду только эту странную физиономию, и развлекала Ф. вошедшими тогда в моду забавными восточными притчами, при этом ее голос из-под простыни звучал как у чревовещателя. К чему, интересно, мне все эти воспоминания? Какой толк, Ф., от всех твоих даров – и мыльной коллекции, и двуязычных разговорников, если вместе с ними я не унаследую твои воспоминания, которые придали бы смысл этому залежалому наследию, как пустые жестянки и обломки автомобилей обретают ценность лишь в роскошных художественных салонах? Какой смысл в твоем таинственном учении без обретенного тобой самим опыта? Все вы непонятны мне – и ты, и другие мудрецы с особым вашим дыханием и учениями о том, как добиться успеха. А как быть с теми из нас, кто страдает астмой? Как быть с неудачниками? Как быть с теми, кто утром в сортир нормально сходить не может? Как быть с теми из нас, кто не знал оргий и трахался в меру, а потому не может быть причислен к лику посвященных? Как быть с теми из нас, у кого души калечатся, когда наши друзья наших жен трахают? Как быть с такими, как я? Как быть с теми, кого не избирают в парламент? Как быть с теми, кому холодно шестого марта безо всякой на то очевидной причины? Ты танцевал Телефонный танец. Ты вслушался во внутренний мир Эдит. А как быть с нами, с теми, кто довольствуется Дуней Кулачковой? Как быть с историками, которым приходится разгребать грязь прошлого? Как быть с теми, от кого смердит в бревенчатых домах? Почему ты так все усложнял? Почему не мог меня утешить, как святой Августин, который пел: «Восстаньте, нищие духом, и узрите небеса, раскрытые взгляду вашему»? Почему ты не мог сказать мне то, что где-то в XVIII веке Пресвятая Дева сказала простой крестьянской девушке Катрин Лабуре, явившись ей на обычной улице – рю дю Бак: «Благодать Господня снизойдет на всех, кто просит о ней с верой и страстностью». К чему мне исследовать отметины от оспы на лице Катерины Текаквиты, как след ракеты, посланной на Луну? Что ты имел в виду, когда, лежа в крови у меня на руках, сказал: «Делай теперь все, что хочешь»? Люди, которые так говорят, всегда подразумевают, что они сами берут на себя неизмеримо более значительную часть уготованных жизнью испытаний. Кому хочется заниматься лишь второстепенными мелочами? Кто хочет занять еще теплое опустевшее место водителя? Мне, например, приятен холод кожаного сиденья. И Монреаль я тоже любил. Не всегда я был лесным отшельником. Я был гражданином. У меня жена была и книги. 17 мая 1642 года небольшая флотилия Мезоннёва – полубаркас, плоскодонная парусная и две гребных шлюпки – подошла к Монреалю. На следующий день она проплыла вдоль покрытых зеленью пустынных берегов, и участники экспедиции остановились там, где за тридцать один год до этого Шамилен основал небольшое поселение. Весенние цветы в зеленой траве радовали глаз. Мезоннёв сошел на берег. За ним последовали палатки, багаж, оружие, припасы провианта. Вскоре в живописном месте был воздвигнут алтарь. Потом вся команда под предводительством статного Мезоннёва сгрудилась у святилища – грубые мужчины, мадемуазель Манс , ее служанка – мадам де ла Пелтри, рабочие и ремесленники. Там же стоял отец Вимон – глава миссии в приличествующем его сану дорогом одеянии. Они в молчании преклонили колени, когда Тело Господне вознеслось ввысь. Потом священник обернулся к небольшому отряду и сказал:
– Вы – горчичное зерно, которое взрастет и расти будет до тех пор, пока землю не покроют его побеги. Вас мало, но вы взялись за работу, угодную Господу. Он ниспошлет вам свое благоволение, и дети ваши заселят эту землю.
День погружался в сумерки. Солнце терялось в западных лесах. Светлячки перемигивались в потемках на лугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Стряхните с меня эту гниду!
– Он похож на англичанина!
– Он выглядит как еврей!
– Вы не можете сейчас уйти! Я еще не кончил!
– Этот малый – просто извращенец какой-то!
– Давайте из него все дерьмо выбьем. Он, должно быть, и в самом деле извращенец.
– Он у девушек руки нюхает.
– И свои руки нюхает тоже!
– Подозрительный тип!
Тут ко мне подошел Ф., могучий Ф., который удостоверил чистоту моей породы и повел меня прочь из парка, ставшего теперь совсем обычным парком с лебедями и раскиданными по дорожкам обертками от сладостей. Держась за руки, мы вышли на залитую солнцем улицу.
– Ф., – плакался ему я, – я так и не кончил. У меня снова ничего не вышло.
– Нет, мой дорогой, у тебя все получилось как надо.
– Что получилось как надо?
– Ты прошел испытание.
– Какое испытание?
– Предпоследнее.
48
«Пусть метель в лицо метет, пока любовь твоя живет, пусть хоть буря, хоть потоп – через все пройти б я мог, пока твоя любовь живет». Давным-давно так звучали слова седьмого номера хит-парада песен в стиле кантри. Да, кажется, седьмого. В названии там было шесть слов. Числом шесть управляет Венера, планета любви и красоты. Если верить астрологии ирокезов, шестой день надо посвящать заботе о себе – расчесывать волосы, наряжаться в расшитое ракушечными узорами платье, ухаживать, играть в азартные игры, заниматься спортом. «Почему я тебе не нравлюсь?» Эта песня тоже какое-то место занимала в хитпараде. Сегодня шестое марта – стоит промозглая, холодная ночь. В канадских лесах весна еще не наступила. Два дня Луна была в Овне. Завтра она перейдет в знак Тельца. Если бы меня сейчас увидели ирокезы, они бы меня возненавидели, потому что я зарос бородой. Когда где-то в XVI веке они взяли в плен миссионера Жога, одной из самых легких пыток (если не считать, что какому-то рабу-алгонкину ножом из раковины моллюска отрезали большой палец) было истязание, при котором детям давали выдергивать волоски из бороды пленника. «Пришли мне изображение Христа без бороды», – писал иезуит Гарнье другу во Францию, выказывая недюжинные познания о специфике индейских представлений. Ф. однажды рассказал мне о девушке, у которой росли очень длинные волосы на лобке, и она каждый день расчесывала их так, что они стали дюймов на шесть спускаться ей вниз по ногам. Прямо под пупком она рисовала на животе (черной тушью для ресниц) два глаза и нос. Разделяя волосы над клитором на две части, она разводила их в стороны двумя симметричными арками так, что они становились очень похожи на усы над складчатыми розовыми губами, оставляя остальные волосы свисать вниз наподобие бороды. Комическую картину дополнял блеск дешевой стекляшки от какой-то брошки, которую она вставляла себе в пупок как индийский знак кастовой принадлежности на лбу, – и получалось необычное странное лицо не то предсказателя, не то мистика. Потом она накрывала простыней остальные части тела, оставляя на виду только эту странную физиономию, и развлекала Ф. вошедшими тогда в моду забавными восточными притчами, при этом ее голос из-под простыни звучал как у чревовещателя. К чему, интересно, мне все эти воспоминания? Какой толк, Ф., от всех твоих даров – и мыльной коллекции, и двуязычных разговорников, если вместе с ними я не унаследую твои воспоминания, которые придали бы смысл этому залежалому наследию, как пустые жестянки и обломки автомобилей обретают ценность лишь в роскошных художественных салонах? Какой смысл в твоем таинственном учении без обретенного тобой самим опыта? Все вы непонятны мне – и ты, и другие мудрецы с особым вашим дыханием и учениями о том, как добиться успеха. А как быть с теми из нас, кто страдает астмой? Как быть с неудачниками? Как быть с теми, кто утром в сортир нормально сходить не может? Как быть с теми из нас, кто не знал оргий и трахался в меру, а потому не может быть причислен к лику посвященных? Как быть с теми из нас, у кого души калечатся, когда наши друзья наших жен трахают? Как быть с такими, как я? Как быть с теми, кого не избирают в парламент? Как быть с теми, кому холодно шестого марта безо всякой на то очевидной причины? Ты танцевал Телефонный танец. Ты вслушался во внутренний мир Эдит. А как быть с нами, с теми, кто довольствуется Дуней Кулачковой? Как быть с историками, которым приходится разгребать грязь прошлого? Как быть с теми, от кого смердит в бревенчатых домах? Почему ты так все усложнял? Почему не мог меня утешить, как святой Августин, который пел: «Восстаньте, нищие духом, и узрите небеса, раскрытые взгляду вашему»? Почему ты не мог сказать мне то, что где-то в XVIII веке Пресвятая Дева сказала простой крестьянской девушке Катрин Лабуре, явившись ей на обычной улице – рю дю Бак: «Благодать Господня снизойдет на всех, кто просит о ней с верой и страстностью». К чему мне исследовать отметины от оспы на лице Катерины Текаквиты, как след ракеты, посланной на Луну? Что ты имел в виду, когда, лежа в крови у меня на руках, сказал: «Делай теперь все, что хочешь»? Люди, которые так говорят, всегда подразумевают, что они сами берут на себя неизмеримо более значительную часть уготованных жизнью испытаний. Кому хочется заниматься лишь второстепенными мелочами? Кто хочет занять еще теплое опустевшее место водителя? Мне, например, приятен холод кожаного сиденья. И Монреаль я тоже любил. Не всегда я был лесным отшельником. Я был гражданином. У меня жена была и книги. 17 мая 1642 года небольшая флотилия Мезоннёва – полубаркас, плоскодонная парусная и две гребных шлюпки – подошла к Монреалю. На следующий день она проплыла вдоль покрытых зеленью пустынных берегов, и участники экспедиции остановились там, где за тридцать один год до этого Шамилен основал небольшое поселение. Весенние цветы в зеленой траве радовали глаз. Мезоннёв сошел на берег. За ним последовали палатки, багаж, оружие, припасы провианта. Вскоре в живописном месте был воздвигнут алтарь. Потом вся команда под предводительством статного Мезоннёва сгрудилась у святилища – грубые мужчины, мадемуазель Манс , ее служанка – мадам де ла Пелтри, рабочие и ремесленники. Там же стоял отец Вимон – глава миссии в приличествующем его сану дорогом одеянии. Они в молчании преклонили колени, когда Тело Господне вознеслось ввысь. Потом священник обернулся к небольшому отряду и сказал:
– Вы – горчичное зерно, которое взрастет и расти будет до тех пор, пока землю не покроют его побеги. Вас мало, но вы взялись за работу, угодную Господу. Он ниспошлет вам свое благоволение, и дети ваши заселят эту землю.
День погружался в сумерки. Солнце терялось в западных лесах. Светлячки перемигивались в потемках на лугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66