– Скажи, – продолжал король, – обучение грамоте укрепило твою веру?
– Да, господин, – ответил я с наигранным жаром.
– В самом деле?
В его голосе прозвучало сомнение.
– Житие святого Свитуна, – сказал я, взмахнув рукой, словно от переполняющих меня чувств, – и истории Чада!
Я умолк, словно не находя достойных слов, чтобы выразить восхищение этим поразительным человеком.
– Благословенный Чад! – Альфред был счастлив. – Ты же знаешь, что люди и скот исцелялись благодаря его праху?
– Чудо, господин.
– Приятно слышать это от тебя, Утред, – сказал Альфред, – я рад, что ты обрел веру.
– Она дарует мне величайшую радость, – ответил я с честным выражением лица.
– Только с верой в Господа мы сможем противостоять датчанам.
– Именно так, господин, – отвечал я со всем пылом, какой сумел в себе отыскать, недоумевая, почему бы ему просто не назначить меня командиром флота и не покончить с этим.
Но король погрузился в воспоминания.
– Помню, когда я впервые тебя увидел, меня потрясла сила твоей детской веры. Она вдохновила меня, Утред.
– Рад это слышать, господин.
– Но потом, – он развернулся и нахмурился, – я заметил, что вера твоя ослабла.
– Господь испытует нас.
– Да! Это так!
Альфред вдруг поморщился. Он вечно был болен. Он лишился сознания от боли в день своей свадьбы, хотя, возможно, просто пришел в ужас, поняв, на ком женится. И потом его постоянно мучили резкие приступы боли. Хотя, как он однажды сказал, переносить эти приступы было легче, чем главную болезнь – чирьи. Вот они-то и были настоящим «эндверком», такие болезненные и кровоточащие, что по временам он не мог даже сидеть. Иногда чирьи проходили, но большую часть времени король страдал от болей в животе.
– Господь испытует нас, – продолжал он, – должно быть, он тебя проверял. Мне хочется думать, что ты прошел испытание.
– Уверен, что прошел, – сказал я серьезно, мечтая завершить наконец этот нелепый разговор.
– Но я все-таки сомневаюсь, назначать ли тебя командиром, – признался он. – Ты так молод! Правда, ты доказал свое рвение, выучившись читать, и ты благородной крови. Но ты по-прежнему больше любишь кабак, чем церковь. Разве не так?
От этих слов я онемел, во всяком случае на пару мгновений. Но потом вспомнил, что твердил мне Беокка во время своих нескончаемых уроков, и, не раздумывая, даже толком не понимая, что означают эти слова, произнес:
– Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и...
– ...и говорят: «вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам», – закончил за меня Альфред. – Ты прав, Утред, верно меня укорил. Слава Господу! Христа обвиняли в том, что он проводит время в кабаках, а я и забыл. Это же Писание!
Бог мне помог, решил я. Этот человек упивался Богом, но не был глуп и снова нацелился на меня, как изготовившаяся к броску змея.
– Я слышал, ты проводишь время с моим племянником. Говорят, отвлекаешь его от уроков.
Я положил руку на сердце.
– Клянусь, господин, я не сделал ничего, только удерживал его от опрометчивых поступков.
И это была правда, почти правда. Я никогда не поощрял дикие мечты Этельвольда о том, чтобы перерезать Альфреду глотку или бежать к датчанам. Я поощрял пьянство, блуд и богохульство, но не считал это опрометчивыми поступками.
– Даю слово, господин.
Слово значило много. Все наши законы держались на слове. Жизнь, вассальная верность зависели от клятвы, и моя клятва убедила его.
– Благодарю тебя, Утред, – сказал Альфред серьезно. – Должен сказать, что, к моему изумлению, епископ Эксанкестерский видел во сне посланца Господа и тот сказал, что флотом должен командовать ты.
– Посланца Господа?
– Ангела, Утред.
– Великий Боже! – сказал я истово, думая, как развеселится Энфлэд, узнав, что теперь она еще и ангел.
– Но, – сказал Альфред и снова сморщился, словно боль пронзила его зад или живот. – Но... – продолжал он, и я понял, что это еще не конец. – Меня беспокоит, что ты нортумбриец и что твоя преданность Уэссексу исходит не от сердца.
– Но я здесь, господин.
– Однако надолго ли?
– Пока не уйдут датчане, господин.
Он не обратил внимания на мои слова.
– Мне нужны люди, связанные со мной божественным провидением! Богом, любовью, долгом, чувством и землями.
Король помолчал, подняв на меня глаза, и я понял, что главная проблема заключается в последнем слове – «земли».
– У меня есть земли в Нортумбрии, – сказал я, подумав о Беббанбурге.
– Англосаксонскими землями, которые будут принадлежать тебе, которые ты будешь защищать, за которые будешь драться.
– Благословенная мысль, – сказал я с упавшим сердцем, зная, к чему он клонит.
Только высказал он это не сразу, сначала сменил тему и заговорил, весьма рассудительно, о датской угрозе. Наши суда, сказал король, успешно отражали нападения викингов, но в этом году ожидается прибытие большого флота датчан, и, чтобы справиться с ним, двенадцати кораблей будет недостаточно.
– Я не могу потерять суда, поэтому, думаю, нам не придется сражаться на кораблях. Я ожидаю пешего вторжения язычников по Темезу, а их флот, скорее всего, придет с южного побережья. С одним нашествием я справлюсь, но не с двумя сразу, поэтому задачей флота будет преследовать корабли врага, нападать на них, отвлекать их. Заставлять глядеть в другую сторону, пока я буду уничтожать их армию.
Я сказал, что это прекрасная мысль. Так оно и было, хотя я не понял, как двенадцать кораблей могут отвлечь огромную флотилию. Но этот вопрос мог подождать до прибытия врага. Альфред вернулся к вопросу о земле – решающем факторе, от которого зависело, получу ли я флот.
– Я должен привязать тебя к себе, Утред, – честно заявил он.
– Я принесу клятву, господин.
– Конечно, принесешь, – ответил он колко, – но я хочу, чтобы ты остался в Уэссексе.
– Это высокая честь, господин, – сказал я.
Что еще я мог ответить?
– Ты должен принадлежать Уэссексу, – заявил он, затем улыбнулся, словно и впрямь оказывая мне честь. – В Дефнаскире есть одна сирота, девушка, которую мне бы хотелось видеть замужем.
Я ничего не ответил. К чему протестовать, когда меч палача проделал уже половину пути?
– Ее зовут Милдрит, – говорил он, – она мне дорога. Благочестивая, скромная, верующая. Ее отец был судьей олдермена Одды, она принесет своему супругу земли, хорошие земли, и мне бы хотелось, чтобы этими хорошими землями владел хороший человек.
Я выдавил улыбку, надеясь, что она выглядит не слишком вымученной.
– Тот будет счастливчиком, господин, кто женится на девушке, которая вам дорога.
– Так иди же к ней, – приказал он, – и женись на ней, и тогда я назначу тебя командовать флотом.
– Да, господин, – ответил я.
Леофрик, ясное дело, хохотал как ненормальный.
– А он не дурак, а? – сказал он, отдышавшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95