Алек сразу поспешил подняться наверх. Роджер, увидев, что дворецкий сортирует и раскладывает дневную почту, задержался, чтобы узнать, нет ли для него писем.
Грэйвс покачал головой.
– Для вас ничего нет, сэр. Это все.
– Благодарю, Грэйвс, – сказал Роджер и последовал примеру Алека.
Ленч прошел почти в полном молчании, и атмосфера была довольно напряженной. Никому не хотелось упоминать то, что больше всего сейчас занимало мысли присутствовавших, а говорить о чем-нибудь другом казалось неуместным. Обрывки разговора касались расписания поездов и необходимости своевременно уложить чемоданы. Миссис Плант, немного запоздавшая к столу, как будто полностью овладела собой после своего странного утреннего поведения. Она должна была уехать вскоре после пяти часов. Как объяснила сама миссис Плант, это даст ей возможность подождать, пока откроют сейф и она сможет вернуть свои драгоценности. Роджер лихорадочно размышлял над обыденностью тона, каким миссис Плант сообщила об этом, и пытался сопоставить его с теми выводами, к которым пришел раньше. В конце концов он вынужден был признать себя снова загнанным в тупик, во всяком случае в этом вопросе.
И это было не единственным, что сбивало с толку. Майор Джефферсон, который рано утром выглядел подавленным, почти награни уныния, теперь пребывал в состоянии спокойной удовлетворенности, даже радости, объяснить которые Роджеру было чрезвычайно трудно. Предположив утром, что странная взволнованность Джефферсона объясняется нежеланием, чтобы полиция первой вскрыла сейф (а это был единственный вывод, напрашивавшийся из его поведения), теперь Роджер был озадачен резкой переменой. Что могло за столь короткое время до такой степени улучшить настроение майора? Мысли о ключе-дубликате и о возможности действовать незаметно в пустой библиотеке (что Роджер был обязан предотвратить!) все это мгновенно промелькнуло в его голове. Однако единственно возможное для этого время (когда Роджер мыл руки перед ленчем и не мог наблюдать за библиотекой) заняло всего несколько минут. Вряд ли вероятно, чтобы у Джефферсона хватило наглости воспользоваться этим случаем, зная, что в любую минуту ему могут помешать. Правда, к ленчу он явился поздно (в сущности, на несколько минут после миссис Плант). Однако это предположение Роджер сам считал невозможным. Хотя крайне примечательным был тот факт, что два человека, которые, казалось, больше всего были озабочены сейфом с его загадочным содержимым, теперь не только не беспокоились по поводу его официального вскрытия, но, в сущности, выглядели даже ликующими. Во всяком случае, так казалось озадаченному Роджеру. Не удивительно, что его не огорчило молчание, царившее во время ленча: он обнаружил, как много у него проблем, над которыми следовало основательно поразмыслить.
Его озабоченность не прошла и после ленча. Алек исчез из столовой сразу же, как только вышла Барбара. Роджеру было приятно сознавать, что по крайней мере эта проблема не оказалась выше его дедуктивных возможностей и ее решение принесло некоторое удовлетворение. Взглянув на часы, Роджер пришел к выводу, что в его распоряжении по крайней мере полчаса, прежде чем Алек будет снова готов следовать вместе с ним дальше. С чувством благодарности в душе он направился к старому приятелю-кедру и зажег трубку, готовясь приступить к самым серьезным размышлениям, какие только были когда-либо у него в жизни.
Дело в том, что, несмотря на уверенность, которую Роджер демонстрировал перед Алеком, он, в сущности, продвигался на ощупь. Высказанное им предположение об убийстве даже в тот момент казалось ему притянутым за уши, и тот факт, что он вообще выдвинул эту версию, в немалой степени зависел от непреодолимого желания ошеломить, поразить воображение флегматичного Алека, вывести его из состояния равновесия. Много раз в течение утра Роджер был на грани крайнего раздражения, вызванного Алеком, который обычно не был таким невосприимчивым, почти несообразительным. Но теперь, когда Роджер был немало собой доволен, Алек во всем его обескураживал, буквально окатывая холодной водой. Безусловно, это был полезный тормоз бьющей через край увлеченности Роджера. Однако он не мог не желать, чтобы его аудитория, ограниченная необходимостью до такой малочисленности, была более восприимчивой и благосклонной.
Мысли его вернулись к убийству. В конце концов, было ли это предположение слишком невероятным? Подозрение у него появилось еще до открытия с разбитой вазой и таинственным вторым выстрелом. Теперь оно усилилось. Правда, это было всего лишь подозрение и убежденности пока не было. Но подозрение было очень сильным.
Роджер пытался представить себе сцену, которая могла произойти в библиотеке: французские окна, по всей вероятности, открыты; старина Стэнуорт, пораженный внезапным появлением нежданного посетителя, который или требует денег, или внезапно нападает… Стэнуорт выхватывает из своего стола револьвер и стреляет, но промахивается и разбивает вазу. А потом? Что потом?
Предположим, они сходятся в молчаливой схватке… Однако, когда, взломав дверь, все они вошли в библиотеку, никаких следов борьбы не было видно. Ничего, кроме неподвижной фигуры, покоившейся в своем кресле у стола. Но имеет ли это значение? Если неизвестный мог так тщательно собрать все осколки разбитой вазы, чтобы скрыть свое пребывание, то он мог бы также убрать все следы борьбы… Дальше возникала глухая стена. Как же все-таки закончилась схватка?
Роджер закрыл глаза и дал волю своей фантазии. Он видел Стэнуорта, рука которого продолжала сжимать револьвер, а сам Стэнуорт раскачивался взад-вперед в тисках своего врага. Незнакомец – большой, сильный человек, каким рисовало его воображение Роджера, сжал запястье Стэнуорта, чтобы не дать тому повторно использовать револьвер. На руке умершего осталась царапина… Но это ли причина ее появления? Роджер мысленно видел, как рука нападавшего выхватила из кармана револьвер. А потом…
В сильном возбуждении Роджер хлопнул себя по колену. Ну конечно! Потом незнакомец просто приставил пистолет ко лбу Стэнуорта и спустил курок!
Роджер откинулся на спинку кресла и неистово запыхтел трубкой. Да, если произошло убийство, то оно должно было совершиться именно таким образом. И это объясняет по крайней мере три загадочных обстоятельства: место раны; тот факт, что лишь одна пустая гильза была обнаружена в револьвере Стэнуорта, хотя в ту ночь было произведено два выстрела; и крепко сжатый в руке револьвер. Разумеется, это была догадка, но догадка в высшей степени убедительная. Однако, не противоречат ли этому другие факты? То, что окна и двери могли быть заперты (как оно и было на самом деле), похоже, противоречило тому обстоятельству, что полуночный визитер покинул библиотеку в то время, когда мистер Стэнуорт был еще жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Грэйвс покачал головой.
– Для вас ничего нет, сэр. Это все.
– Благодарю, Грэйвс, – сказал Роджер и последовал примеру Алека.
Ленч прошел почти в полном молчании, и атмосфера была довольно напряженной. Никому не хотелось упоминать то, что больше всего сейчас занимало мысли присутствовавших, а говорить о чем-нибудь другом казалось неуместным. Обрывки разговора касались расписания поездов и необходимости своевременно уложить чемоданы. Миссис Плант, немного запоздавшая к столу, как будто полностью овладела собой после своего странного утреннего поведения. Она должна была уехать вскоре после пяти часов. Как объяснила сама миссис Плант, это даст ей возможность подождать, пока откроют сейф и она сможет вернуть свои драгоценности. Роджер лихорадочно размышлял над обыденностью тона, каким миссис Плант сообщила об этом, и пытался сопоставить его с теми выводами, к которым пришел раньше. В конце концов он вынужден был признать себя снова загнанным в тупик, во всяком случае в этом вопросе.
И это было не единственным, что сбивало с толку. Майор Джефферсон, который рано утром выглядел подавленным, почти награни уныния, теперь пребывал в состоянии спокойной удовлетворенности, даже радости, объяснить которые Роджеру было чрезвычайно трудно. Предположив утром, что странная взволнованность Джефферсона объясняется нежеланием, чтобы полиция первой вскрыла сейф (а это был единственный вывод, напрашивавшийся из его поведения), теперь Роджер был озадачен резкой переменой. Что могло за столь короткое время до такой степени улучшить настроение майора? Мысли о ключе-дубликате и о возможности действовать незаметно в пустой библиотеке (что Роджер был обязан предотвратить!) все это мгновенно промелькнуло в его голове. Однако единственно возможное для этого время (когда Роджер мыл руки перед ленчем и не мог наблюдать за библиотекой) заняло всего несколько минут. Вряд ли вероятно, чтобы у Джефферсона хватило наглости воспользоваться этим случаем, зная, что в любую минуту ему могут помешать. Правда, к ленчу он явился поздно (в сущности, на несколько минут после миссис Плант). Однако это предположение Роджер сам считал невозможным. Хотя крайне примечательным был тот факт, что два человека, которые, казалось, больше всего были озабочены сейфом с его загадочным содержимым, теперь не только не беспокоились по поводу его официального вскрытия, но, в сущности, выглядели даже ликующими. Во всяком случае, так казалось озадаченному Роджеру. Не удивительно, что его не огорчило молчание, царившее во время ленча: он обнаружил, как много у него проблем, над которыми следовало основательно поразмыслить.
Его озабоченность не прошла и после ленча. Алек исчез из столовой сразу же, как только вышла Барбара. Роджеру было приятно сознавать, что по крайней мере эта проблема не оказалась выше его дедуктивных возможностей и ее решение принесло некоторое удовлетворение. Взглянув на часы, Роджер пришел к выводу, что в его распоряжении по крайней мере полчаса, прежде чем Алек будет снова готов следовать вместе с ним дальше. С чувством благодарности в душе он направился к старому приятелю-кедру и зажег трубку, готовясь приступить к самым серьезным размышлениям, какие только были когда-либо у него в жизни.
Дело в том, что, несмотря на уверенность, которую Роджер демонстрировал перед Алеком, он, в сущности, продвигался на ощупь. Высказанное им предположение об убийстве даже в тот момент казалось ему притянутым за уши, и тот факт, что он вообще выдвинул эту версию, в немалой степени зависел от непреодолимого желания ошеломить, поразить воображение флегматичного Алека, вывести его из состояния равновесия. Много раз в течение утра Роджер был на грани крайнего раздражения, вызванного Алеком, который обычно не был таким невосприимчивым, почти несообразительным. Но теперь, когда Роджер был немало собой доволен, Алек во всем его обескураживал, буквально окатывая холодной водой. Безусловно, это был полезный тормоз бьющей через край увлеченности Роджера. Однако он не мог не желать, чтобы его аудитория, ограниченная необходимостью до такой малочисленности, была более восприимчивой и благосклонной.
Мысли его вернулись к убийству. В конце концов, было ли это предположение слишком невероятным? Подозрение у него появилось еще до открытия с разбитой вазой и таинственным вторым выстрелом. Теперь оно усилилось. Правда, это было всего лишь подозрение и убежденности пока не было. Но подозрение было очень сильным.
Роджер пытался представить себе сцену, которая могла произойти в библиотеке: французские окна, по всей вероятности, открыты; старина Стэнуорт, пораженный внезапным появлением нежданного посетителя, который или требует денег, или внезапно нападает… Стэнуорт выхватывает из своего стола револьвер и стреляет, но промахивается и разбивает вазу. А потом? Что потом?
Предположим, они сходятся в молчаливой схватке… Однако, когда, взломав дверь, все они вошли в библиотеку, никаких следов борьбы не было видно. Ничего, кроме неподвижной фигуры, покоившейся в своем кресле у стола. Но имеет ли это значение? Если неизвестный мог так тщательно собрать все осколки разбитой вазы, чтобы скрыть свое пребывание, то он мог бы также убрать все следы борьбы… Дальше возникала глухая стена. Как же все-таки закончилась схватка?
Роджер закрыл глаза и дал волю своей фантазии. Он видел Стэнуорта, рука которого продолжала сжимать револьвер, а сам Стэнуорт раскачивался взад-вперед в тисках своего врага. Незнакомец – большой, сильный человек, каким рисовало его воображение Роджера, сжал запястье Стэнуорта, чтобы не дать тому повторно использовать револьвер. На руке умершего осталась царапина… Но это ли причина ее появления? Роджер мысленно видел, как рука нападавшего выхватила из кармана револьвер. А потом…
В сильном возбуждении Роджер хлопнул себя по колену. Ну конечно! Потом незнакомец просто приставил пистолет ко лбу Стэнуорта и спустил курок!
Роджер откинулся на спинку кресла и неистово запыхтел трубкой. Да, если произошло убийство, то оно должно было совершиться именно таким образом. И это объясняет по крайней мере три загадочных обстоятельства: место раны; тот факт, что лишь одна пустая гильза была обнаружена в револьвере Стэнуорта, хотя в ту ночь было произведено два выстрела; и крепко сжатый в руке револьвер. Разумеется, это была догадка, но догадка в высшей степени убедительная. Однако, не противоречат ли этому другие факты? То, что окна и двери могли быть заперты (как оно и было на самом деле), похоже, противоречило тому обстоятельству, что полуночный визитер покинул библиотеку в то время, когда мистер Стэнуорт был еще жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60