Вот, послушайте!
Действуя своей «мышью», она выхватывала маленькие куски последних двух часов — словно мы уже превратились в звонки сотовых телефонов. Спустя несколько секунд она прокрутила одноминутный отрывок, где новый большой рифф был, как будто, вывернут наизнанку и стал совершенным. Мы все сидели, слушая. Мос и я — с раскрытыми ртами.
В конце концов, мы сделали это. Спустя шесть лет…
— Все еще не хватает Б-секции, — сказала Перл. — И барабанов. Нам нужен барабанщик.
— И басист, — добавил я. Она подняла на меня взгляд.
— Может быть.
— Может быть? — сказал Мое, — Что это за группа без баса?
Она пожала плечами.
— Что это за группа всего из двух гитаристов? Не все сразу. У вас есть знакомый барабанщик?
Мос пожал плечами.
— Да, их найти нелегко. — Перл покачала головой. — В «Системе» были два музыканта, играющие на барабанах, но на самом деле не барабанщики. Отчасти поэтому мы и распались. Но я знаю нескольких из школы.
— Я знаю одну девушку, — сказал я. — Она классная.
Мос посмотрел на меня, снова начав заводиться.
— Ты? Ты никогда не говорил мне ни о какой барабанщице.
— А ты никогда не говорил, что она нам нужна. Кроме того, на самом деле я с ней незнаком, просто видел ее игру. Она фудивительная.
— Ну тогда, скорее всего, уже занята. — Перл покачала головой. — Барабанщиков всегда нехватка.
— Ммм, может, и не занята, — сказал я.
О чем я не упомянул, так это о том, что у нее не было настоящих барабанов, и я никогда не видел ее играющей с группой, только на Таймс-сквер и только за деньги. Может, она была, типа, бездомная, насколько я могу судить. Если только ей на самом деле не нравится играть на Таймс-сквер и изо дня в день носить одни и те же джинсы и армейскую куртку.
Жутко глупая барабанщица, однако.
— Поговори с ней, — сказала Перл и бросила смущенный взгляд на заставленную картонными коробками дверь комнаты. — Послушайте, мне кажется, мама уже дома, поэтому нам нужно закругляться. Но в следующий раз мы напишем для большого риффа Б-секцию. Может, кое-какие слова. Кто-нибудь из вас поет?
Мы поглядели друг на друга. Мос мог петь, но в жизни не признается в этом вслух. И он слишком гениальный гитарист, чтобы тратить время, корячась перед микрофоном.
— Ну, — продолжала Перл, — я знаю реально разностороннюю певицу, в данное время свободную, типа того. А вы тем временем поговорите со своей барабанщицей.
Я улыбнулся и кивнул. Мне нравилось, как эта девушка не теряет ни минуты, как здорово мотивирует нас. И делала она это очень умело, вся такая сосредоточенная, такая ответственная. Шесть лет репетиций, и вдруг в один миг возникло ощущение, будто у нас настоящая группа. Я поглядел на афиши на стенах Перл, уже думая об обложках альбомов.
— Барабаны? Здесь? — спросил Мос.
Мой взгляд скользнул по усилителям, кабелям и синтезаторам. Со всем этим барахлом тут хватало места для нас — и, может, еще для кого-то, играющего на бонго. Но полная барабанная установка сюда ни под каким видом не влезет. И поскольку картонные коробки прикрывали и окна, а во время репетиции всегда потеешь, запах уже был не слишком приятный. Легко представить себе, какой вклад внесет в это барабанщик, работающий на полную катушку.
Это была вторая причина, по которой я никогда не говорил Мосу о той девушке. Барабанщики занимают слишком много места и грохочут слишком громко для любой спальни.
— Я знаю место, где можно репетировать, — сказала Перл. — Очень дешевое.
Мы с Мосом переглянулись. Никогда прежде мы не платили за возможность репетировать. Перл ничего не заметила. Надо полагать, ей уже не впервой раскошеливаться, чтобы репетировать. Оставалось надеяться, что она заплатит и на этот раз у меня было немного «собачьих» денег, но Мос находился в исключительно стесненных обстоятельствах.
— Есть еще одна проблема. Прежде чем начинать привлекать новых людей, нужно придумать название группы, — заявила Перл. — И это должно быть не какое-то случайное, а правильное название. В противном случае с появлением каждого нового человека группа будет изменяться, а вместе с ней и название. — Она покачала головой. — И мы так никогда и не поймем, кто же мы на самом деле.
— Может, подойдет «Б-секции», — сказал я, — Это было бы фотлично.
Перл недоверчиво посмотрела на меня.
— Фотлично? Ты всегда так говоришь — фотлично?
— Ага.
Я с усмешкой посмотрел на Моса. Он закатил глаза.
Она ненадолго задумалась, а потом улыбнулась.
— Фотменно.
Я расхохотался. Эта цыпочка, безусловно, глупая.
5
«Garbage»
ПЕРЛ
— Один из этих мальчиков довольно мил.
— Да, я заметила, мама. Спасибо, что обратила мое внимание, на случай если бы я упустила это из вида.
— Правда, немного неряшлив. И погребальная песнь, которую вы играли, заставила фарфор весь день громыхать.
— И вовсе не весь день, — Я вздохнула, глядя в окно лимузина. — Может, часа два.
Ехать куда-то с мамой раздражает до жути. Но добираться сейчас в глубину Бруклина подземкой просто немыслимо тяжко, а я должна была увидеться с Минервой немедленно. Ее эзотерическая целительница утверждает, что хорошие новости способствуют выздоровлению. А мои новости были больше чем хорошие.
— Кроме того, мама, эта «погребальная песнь» поистине фотличная.
— Как, как? Неужели ты сказала «грязная»?
Я захихикала, сделав в уме пометку рассказать об этом Захлеру. Может, нам стоит назвать себя «Грязнули»? Но это как-то по-английски, а мы так не звучим. А как? Мы звучим как, типа, группа, от которой громыхает фарфор. «Громыхалы»? «Трещотки»? Слишком отдает деревней и Западом. «Фарфоровые громыхалы»? Слишком сложно, даже для меня. Тогда уж нужно говорить «Те, кто громыхает фарфором». Ничего себе названьице! Не-а. Не годится.
— Они будут и дальше приходить? — слабым голосом спросила мама.
— Да.
Я поиграла с кнопкой своего окна, впуская на заднее сиденье лимузина небольшие порции летней жары.
Мама вздохнула.
— А я-то надеялась, что все эти групповые репетиции уже позади.
Я испустила стон.
— Групповые репетиции — это то, чем занимаются действующие группы, мама. Но не волнуйся. Через неделю или около того мы перенесем наше оборудование на Шестнадцатую улицу. Совсем скоро твой фарфор будет в безопасности.
— А-а, туда.
Я посмотрела на нее, сдвинув очки к переносице.
— Да, туда, где полно музыкантов. Какой ужас!
— Они больше похожи на наркоманов.
Она слегка вздрогнула, отчего ее серьги зазвенели. Мама собиралась пустить пыль в глаза некоему собирателю средств для Бруклинского музея и с этой целью оделась в черное платье для коктейлей и наложила слишком много макияжа. Когда она так одевается, у меня всегда мороз по коже идет, словно мы едем на похороны.
Конечно, у меня и сейчас мороз по коже пошел — мы уже были неподалеку от Минервы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Действуя своей «мышью», она выхватывала маленькие куски последних двух часов — словно мы уже превратились в звонки сотовых телефонов. Спустя несколько секунд она прокрутила одноминутный отрывок, где новый большой рифф был, как будто, вывернут наизнанку и стал совершенным. Мы все сидели, слушая. Мос и я — с раскрытыми ртами.
В конце концов, мы сделали это. Спустя шесть лет…
— Все еще не хватает Б-секции, — сказала Перл. — И барабанов. Нам нужен барабанщик.
— И басист, — добавил я. Она подняла на меня взгляд.
— Может быть.
— Может быть? — сказал Мое, — Что это за группа без баса?
Она пожала плечами.
— Что это за группа всего из двух гитаристов? Не все сразу. У вас есть знакомый барабанщик?
Мос пожал плечами.
— Да, их найти нелегко. — Перл покачала головой. — В «Системе» были два музыканта, играющие на барабанах, но на самом деле не барабанщики. Отчасти поэтому мы и распались. Но я знаю нескольких из школы.
— Я знаю одну девушку, — сказал я. — Она классная.
Мос посмотрел на меня, снова начав заводиться.
— Ты? Ты никогда не говорил мне ни о какой барабанщице.
— А ты никогда не говорил, что она нам нужна. Кроме того, на самом деле я с ней незнаком, просто видел ее игру. Она фудивительная.
— Ну тогда, скорее всего, уже занята. — Перл покачала головой. — Барабанщиков всегда нехватка.
— Ммм, может, и не занята, — сказал я.
О чем я не упомянул, так это о том, что у нее не было настоящих барабанов, и я никогда не видел ее играющей с группой, только на Таймс-сквер и только за деньги. Может, она была, типа, бездомная, насколько я могу судить. Если только ей на самом деле не нравится играть на Таймс-сквер и изо дня в день носить одни и те же джинсы и армейскую куртку.
Жутко глупая барабанщица, однако.
— Поговори с ней, — сказала Перл и бросила смущенный взгляд на заставленную картонными коробками дверь комнаты. — Послушайте, мне кажется, мама уже дома, поэтому нам нужно закругляться. Но в следующий раз мы напишем для большого риффа Б-секцию. Может, кое-какие слова. Кто-нибудь из вас поет?
Мы поглядели друг на друга. Мос мог петь, но в жизни не признается в этом вслух. И он слишком гениальный гитарист, чтобы тратить время, корячась перед микрофоном.
— Ну, — продолжала Перл, — я знаю реально разностороннюю певицу, в данное время свободную, типа того. А вы тем временем поговорите со своей барабанщицей.
Я улыбнулся и кивнул. Мне нравилось, как эта девушка не теряет ни минуты, как здорово мотивирует нас. И делала она это очень умело, вся такая сосредоточенная, такая ответственная. Шесть лет репетиций, и вдруг в один миг возникло ощущение, будто у нас настоящая группа. Я поглядел на афиши на стенах Перл, уже думая об обложках альбомов.
— Барабаны? Здесь? — спросил Мос.
Мой взгляд скользнул по усилителям, кабелям и синтезаторам. Со всем этим барахлом тут хватало места для нас — и, может, еще для кого-то, играющего на бонго. Но полная барабанная установка сюда ни под каким видом не влезет. И поскольку картонные коробки прикрывали и окна, а во время репетиции всегда потеешь, запах уже был не слишком приятный. Легко представить себе, какой вклад внесет в это барабанщик, работающий на полную катушку.
Это была вторая причина, по которой я никогда не говорил Мосу о той девушке. Барабанщики занимают слишком много места и грохочут слишком громко для любой спальни.
— Я знаю место, где можно репетировать, — сказала Перл. — Очень дешевое.
Мы с Мосом переглянулись. Никогда прежде мы не платили за возможность репетировать. Перл ничего не заметила. Надо полагать, ей уже не впервой раскошеливаться, чтобы репетировать. Оставалось надеяться, что она заплатит и на этот раз у меня было немного «собачьих» денег, но Мос находился в исключительно стесненных обстоятельствах.
— Есть еще одна проблема. Прежде чем начинать привлекать новых людей, нужно придумать название группы, — заявила Перл. — И это должно быть не какое-то случайное, а правильное название. В противном случае с появлением каждого нового человека группа будет изменяться, а вместе с ней и название. — Она покачала головой. — И мы так никогда и не поймем, кто же мы на самом деле.
— Может, подойдет «Б-секции», — сказал я, — Это было бы фотлично.
Перл недоверчиво посмотрела на меня.
— Фотлично? Ты всегда так говоришь — фотлично?
— Ага.
Я с усмешкой посмотрел на Моса. Он закатил глаза.
Она ненадолго задумалась, а потом улыбнулась.
— Фотменно.
Я расхохотался. Эта цыпочка, безусловно, глупая.
5
«Garbage»
ПЕРЛ
— Один из этих мальчиков довольно мил.
— Да, я заметила, мама. Спасибо, что обратила мое внимание, на случай если бы я упустила это из вида.
— Правда, немного неряшлив. И погребальная песнь, которую вы играли, заставила фарфор весь день громыхать.
— И вовсе не весь день, — Я вздохнула, глядя в окно лимузина. — Может, часа два.
Ехать куда-то с мамой раздражает до жути. Но добираться сейчас в глубину Бруклина подземкой просто немыслимо тяжко, а я должна была увидеться с Минервой немедленно. Ее эзотерическая целительница утверждает, что хорошие новости способствуют выздоровлению. А мои новости были больше чем хорошие.
— Кроме того, мама, эта «погребальная песнь» поистине фотличная.
— Как, как? Неужели ты сказала «грязная»?
Я захихикала, сделав в уме пометку рассказать об этом Захлеру. Может, нам стоит назвать себя «Грязнули»? Но это как-то по-английски, а мы так не звучим. А как? Мы звучим как, типа, группа, от которой громыхает фарфор. «Громыхалы»? «Трещотки»? Слишком отдает деревней и Западом. «Фарфоровые громыхалы»? Слишком сложно, даже для меня. Тогда уж нужно говорить «Те, кто громыхает фарфором». Ничего себе названьице! Не-а. Не годится.
— Они будут и дальше приходить? — слабым голосом спросила мама.
— Да.
Я поиграла с кнопкой своего окна, впуская на заднее сиденье лимузина небольшие порции летней жары.
Мама вздохнула.
— А я-то надеялась, что все эти групповые репетиции уже позади.
Я испустила стон.
— Групповые репетиции — это то, чем занимаются действующие группы, мама. Но не волнуйся. Через неделю или около того мы перенесем наше оборудование на Шестнадцатую улицу. Совсем скоро твой фарфор будет в безопасности.
— А-а, туда.
Я посмотрела на нее, сдвинув очки к переносице.
— Да, туда, где полно музыкантов. Какой ужас!
— Они больше похожи на наркоманов.
Она слегка вздрогнула, отчего ее серьги зазвенели. Мама собиралась пустить пыль в глаза некоему собирателю средств для Бруклинского музея и с этой целью оделась в черное платье для коктейлей и наложила слишком много макияжа. Когда она так одевается, у меня всегда мороз по коже идет, словно мы едем на похороны.
Конечно, у меня и сейчас мороз по коже пошел — мы уже были неподалеку от Минервы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59