Догадался ли ты уже, кто обращается к тебе с такими пожеланиями, а? Ну разумеется. Кто же еще, как не твой старый приятель, худощавый ловчила, никогда не унывающий Ниффт – неподражаемый Ниффт, чей ум остер, как лезвие охотничьего ножа!
Неужели прошло уже два года с тех пор, как мы в последний раз слышали друг о друге? Да, два, и даже больше, клянусь Черной Молнией! Уверен, ты наверняка думаешь, что меня нет больше в живых или еще что-нибудь в этом роде, и, по правде говоря, старина Тарамат, ты не слишком ошибаешься, ибо мы с моим приятелем Барнаром взяли во Фрегор Ингенс такую добычу, что понадобилось целых двадцать шесть месяцев безудержного мотовства, чтобы прокутить ее всю до полушки, а будь она хоть на йоту больше, мы бы точно умерли от собственных пороков, так и не растратив всего.
Добычу? Во Фрегоре? Ах, да, ты ведь еще ничего не знаешь! Как глупо с моей стороны… а может, мне написать тебе хорошее большое письмо и рассказать всю историю в подробностях? Здесь, в Чилии, где мы гостим у барнаровой родни, все время идет дождь, заняться нечем, так что времени у меня хоть отбавляй, к тому же в твои края мы подадимся не раньше конца весны. Значит, договорились. И не беспокойся, мне это не составит ровно никакого труда, ибо я люблю предаваться воспоминаниям о былых подвигах, в особенности таких замечательных, как этот. Только не забудь дать прочесть мое письмо Эллен, если повстречаешься с ней как-нибудь, – ты ведь знаешь, она от меня просто без ума и любит быть в курсе всех моих дел.
Так вот, Тарамат, речь пойдет о болотных жемчужинах, – по пять сотен на брата. Да-да, ты не ошибся, и закрой свой рот (я ведь знаю, у тебя челюсть отвисла от удивления). Я уверен, ты хорошо знаешь, сколько они стоят, но видел ли ты когда-нибудь хоть одну? Черные, как обсидиан, о двенадцати гранях (у недозрелых по шесть), величиной с твой большой палец каждая. Их великолепие ослепляет – я нисколько не преувеличиваю – у нас с Барнаром не возникало и тени сомнения в том, что ради них стоит рискнуть вызвать гнев Королевы-Вампира.
Так вот, мы разузнали, что подданные Королевы Вулвулы ныряют за ними по трое: один ловец жемчуга и два душителя. Но это только потому, что они изо всех сил стараются не повредить жемчугоносные полипы. Пока пара тяжеловесов удерживает щупальца, ловец спокойно собирает жемчуг. За удавку они хватаются лишь в самом крайнем случае: когда кто-нибудь из команды попадает в смертельные объятия полипа. Ныряльщик может получить достаточную поддержку и от одного душителя, если тот, немедленно обхватив руками удавку, сожмет ее изо всех сил, не заботясь, переживет ли полип его нападение. Действовать надо быстро, и убивать растения не желательно, так как их мертвые тела могут стать тем следом, по которому до браконьеров доберутся лучники-патрули, но с одним-единственным душителем особенно стесняться не приходится. Силу Барнара ты знаешь. Я был вполне готов попробовать себя в роли собирателя жемчуга, если он будет солировать в качестве душителя, и он охотно дал свое согласие. Поэтому мы поступили солдатами на чилитский военный корабль, чтобы отработать проезд до Кьюнит Бей, где провели три дня в Драар Харбор, запасаясь провизией для дальнейшего путешествия. Оттуда мы двинулись на юг.
На хороших лошадях путь до болот, лежащих в глубине континента, занимает не более десяти дней. Местность там гадкая, но на протяжении недели нам везло. Потом, на восьмой день, – точнее, ночь, – удача от нас отвернулась. Мы как раз пересекали соленые топи у подножия окружающих болота гор, когда на нас набросились три громадных соляных жука. По счастью, хотя в той части света деревья встречаются до крайности редко, у нас было достаточно топлива, чтобы поддержать костерок, который освещал поле битвы. С жуками мы справились, но не раньше, чем те успели прикончить наших лошадей. Хуже всего, однако, было то, что в их ядовитой крови растворились древки наших копий. Луки и мечи остались, правда, при нас, но лучше было бы потерять их, чем копья, так как на болотах это оружие просто незаменимо. Передвигаясь вплавь, невозможно стрелять из лука, поэтому против ползунов он не поможет, да и против упырей тоже: шкура у них такая толстая, что обычной стрелой ее не пробьешь. А меч вынуждает подходить что к ползуну, что к упырю куда ближе, чем хотелось бы.
Болота лежат к югу от горного хребта, что известен под названием Соляной Зуб. Как только мы добрались до перевала, нашим глазам открылась облачная равнина, которой, казалось, не было конца. Хребет настолько высок, что преграждает дорогу облакам, и они тысячелетиями проливают слезы в низину между горами, давно превратившуюся в отстойник для дождевой воды.
Пока мы спускались, нас непрерывно окружал плотный белый туман, похожий на овечью шерсть, и лишь когда до болот осталось рукой подать, мы вступили в полосу относительно прозрачного воздуха между пеленой облаков наверху и водянистой почвой внизу. В холодном рассеянном свете, просачивавшемся сквозь серый потолок и отражавшемся в ртутно поблескивающей поверхности воды, виднелись многочисленные озерки, пересеченные покрытыми густой растительностью грязевыми отмелями. Они уходили на мили и мили вдаль; в них-то и скрывалось наше будущее нечестным путем добытое богатство. Илистые косы и отмели расположены под такими невероятными углами друг к другу, что больше всего напоминают лабиринт, и делят сплошное водяное поле, издали кажущееся черным, как смоль, на множество причудливой формы лагун. Растительность на болотах, хотя и довольно густая, не поражает особой пышностью или разнообразием. Состоит она в основном из трав и кустарников, больших деревьев практически нет. Следовательно, укрыться в случае опасности будет негде. Местность открытая, как на ладони, и человек, стоящий в лодке во весь рост, может с легкостью видеть, что происходит примерно в дюжине ближайших к нему лагун сразу.
Мы подошли к самому краю трясины и остановились, прежде чем войти в воду. Барнар потянул носом воздух и сказал:
– Чувствуешь запах, Ниффт? Похоже, здесь нас ждет настоящее богатство.
И он не ошибался. Вокруг просто смердело страхом. Стоило только взглянуть на провисший под собственной тяжестью покров клочковатых облаков, грязный, точно пол в конюшне, а потом на простирающиеся до самого горизонта мили и мили мутной воды, как становилось понятно, что в ней зреют просто неприличные сокровища, окруженные, к тому же, такими опасностями, что даже охраняющие их стражи давно перестали верить в возможность кражи, а тем более крупной.
II
Вода только казалась мутной. Погрузившись в нее, мы не могли не подивиться той кристальной ясности, с которой нам были видны не только собственные ноги, но и весь пруд до самого дна:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Неужели прошло уже два года с тех пор, как мы в последний раз слышали друг о друге? Да, два, и даже больше, клянусь Черной Молнией! Уверен, ты наверняка думаешь, что меня нет больше в живых или еще что-нибудь в этом роде, и, по правде говоря, старина Тарамат, ты не слишком ошибаешься, ибо мы с моим приятелем Барнаром взяли во Фрегор Ингенс такую добычу, что понадобилось целых двадцать шесть месяцев безудержного мотовства, чтобы прокутить ее всю до полушки, а будь она хоть на йоту больше, мы бы точно умерли от собственных пороков, так и не растратив всего.
Добычу? Во Фрегоре? Ах, да, ты ведь еще ничего не знаешь! Как глупо с моей стороны… а может, мне написать тебе хорошее большое письмо и рассказать всю историю в подробностях? Здесь, в Чилии, где мы гостим у барнаровой родни, все время идет дождь, заняться нечем, так что времени у меня хоть отбавляй, к тому же в твои края мы подадимся не раньше конца весны. Значит, договорились. И не беспокойся, мне это не составит ровно никакого труда, ибо я люблю предаваться воспоминаниям о былых подвигах, в особенности таких замечательных, как этот. Только не забудь дать прочесть мое письмо Эллен, если повстречаешься с ней как-нибудь, – ты ведь знаешь, она от меня просто без ума и любит быть в курсе всех моих дел.
Так вот, Тарамат, речь пойдет о болотных жемчужинах, – по пять сотен на брата. Да-да, ты не ошибся, и закрой свой рот (я ведь знаю, у тебя челюсть отвисла от удивления). Я уверен, ты хорошо знаешь, сколько они стоят, но видел ли ты когда-нибудь хоть одну? Черные, как обсидиан, о двенадцати гранях (у недозрелых по шесть), величиной с твой большой палец каждая. Их великолепие ослепляет – я нисколько не преувеличиваю – у нас с Барнаром не возникало и тени сомнения в том, что ради них стоит рискнуть вызвать гнев Королевы-Вампира.
Так вот, мы разузнали, что подданные Королевы Вулвулы ныряют за ними по трое: один ловец жемчуга и два душителя. Но это только потому, что они изо всех сил стараются не повредить жемчугоносные полипы. Пока пара тяжеловесов удерживает щупальца, ловец спокойно собирает жемчуг. За удавку они хватаются лишь в самом крайнем случае: когда кто-нибудь из команды попадает в смертельные объятия полипа. Ныряльщик может получить достаточную поддержку и от одного душителя, если тот, немедленно обхватив руками удавку, сожмет ее изо всех сил, не заботясь, переживет ли полип его нападение. Действовать надо быстро, и убивать растения не желательно, так как их мертвые тела могут стать тем следом, по которому до браконьеров доберутся лучники-патрули, но с одним-единственным душителем особенно стесняться не приходится. Силу Барнара ты знаешь. Я был вполне готов попробовать себя в роли собирателя жемчуга, если он будет солировать в качестве душителя, и он охотно дал свое согласие. Поэтому мы поступили солдатами на чилитский военный корабль, чтобы отработать проезд до Кьюнит Бей, где провели три дня в Драар Харбор, запасаясь провизией для дальнейшего путешествия. Оттуда мы двинулись на юг.
На хороших лошадях путь до болот, лежащих в глубине континента, занимает не более десяти дней. Местность там гадкая, но на протяжении недели нам везло. Потом, на восьмой день, – точнее, ночь, – удача от нас отвернулась. Мы как раз пересекали соленые топи у подножия окружающих болота гор, когда на нас набросились три громадных соляных жука. По счастью, хотя в той части света деревья встречаются до крайности редко, у нас было достаточно топлива, чтобы поддержать костерок, который освещал поле битвы. С жуками мы справились, но не раньше, чем те успели прикончить наших лошадей. Хуже всего, однако, было то, что в их ядовитой крови растворились древки наших копий. Луки и мечи остались, правда, при нас, но лучше было бы потерять их, чем копья, так как на болотах это оружие просто незаменимо. Передвигаясь вплавь, невозможно стрелять из лука, поэтому против ползунов он не поможет, да и против упырей тоже: шкура у них такая толстая, что обычной стрелой ее не пробьешь. А меч вынуждает подходить что к ползуну, что к упырю куда ближе, чем хотелось бы.
Болота лежат к югу от горного хребта, что известен под названием Соляной Зуб. Как только мы добрались до перевала, нашим глазам открылась облачная равнина, которой, казалось, не было конца. Хребет настолько высок, что преграждает дорогу облакам, и они тысячелетиями проливают слезы в низину между горами, давно превратившуюся в отстойник для дождевой воды.
Пока мы спускались, нас непрерывно окружал плотный белый туман, похожий на овечью шерсть, и лишь когда до болот осталось рукой подать, мы вступили в полосу относительно прозрачного воздуха между пеленой облаков наверху и водянистой почвой внизу. В холодном рассеянном свете, просачивавшемся сквозь серый потолок и отражавшемся в ртутно поблескивающей поверхности воды, виднелись многочисленные озерки, пересеченные покрытыми густой растительностью грязевыми отмелями. Они уходили на мили и мили вдаль; в них-то и скрывалось наше будущее нечестным путем добытое богатство. Илистые косы и отмели расположены под такими невероятными углами друг к другу, что больше всего напоминают лабиринт, и делят сплошное водяное поле, издали кажущееся черным, как смоль, на множество причудливой формы лагун. Растительность на болотах, хотя и довольно густая, не поражает особой пышностью или разнообразием. Состоит она в основном из трав и кустарников, больших деревьев практически нет. Следовательно, укрыться в случае опасности будет негде. Местность открытая, как на ладони, и человек, стоящий в лодке во весь рост, может с легкостью видеть, что происходит примерно в дюжине ближайших к нему лагун сразу.
Мы подошли к самому краю трясины и остановились, прежде чем войти в воду. Барнар потянул носом воздух и сказал:
– Чувствуешь запах, Ниффт? Похоже, здесь нас ждет настоящее богатство.
И он не ошибался. Вокруг просто смердело страхом. Стоило только взглянуть на провисший под собственной тяжестью покров клочковатых облаков, грязный, точно пол в конюшне, а потом на простирающиеся до самого горизонта мили и мили мутной воды, как становилось понятно, что в ней зреют просто неприличные сокровища, окруженные, к тому же, такими опасностями, что даже охраняющие их стражи давно перестали верить в возможность кражи, а тем более крупной.
II
Вода только казалась мутной. Погрузившись в нее, мы не могли не подивиться той кристальной ясности, с которой нам были видны не только собственные ноги, но и весь пруд до самого дна:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16