Из лагуны за ним доносились шлепки, точно кто-то изо всех сил хлопал ладонью по поверхности воды, клокотание, фырканье и резкое прерывистое дыхание, явно человеческое.
Мы подплыли к дальнему берегу и осторожно заглянули через него. Какой-то коротышка лупил копьем по воде, раз за разом пытаясь вогнать его во что-то под собой. На наших глазах удары его становились более методичными и размеренными и, наконец, стихли. Густое зеленое пятно расплылось по поверхности, кипя от поднимающихся снизу пузырьков воздуха.
Мне показалось, что я знаю этого человека. Он, тем временем, перевернул свое копье острием вверх, – оно тоже было измазано липкой зеленью, – и стал тыкать тупым концом во что-то, лежащее на дне. Потом выругался, сплюнул и поплыл к берегу, где на земле лежали его вещи, а на кустах висел меч. Я вспомнил, что встречал его на ярмарке в Шапуре, где впервые услышал о болотных жемчужинах. Он был в одном зале трактира со мной и моими друзьями, когда те рассказывали о браконьерстве в здешних водах. Судя по состоянию его снаряжения, подслушанными тогда сведениями и исчерпывались все его знания об этом нелегком занятии. Вещи, разбросанные таким образом по берегу, сразу скажут любому отряду сторожей-лучников, что и сам их владелец где-то неподалеку и, даже если ему поначалу удастся от них ускользнуть, раньше или позже они все равно его выследят. А уж о мече и говорить нечего: даже в тусклом болотном свете его окованные бронзой ножны сияли, что твой маяк.
– Я, кажется, его знаю, – шепнул я Барнару. – Давай возьмем его в долю, а? Втроем работать легче, да к тому же, если его не проинструктировать как следует, сюда скоро сбегутся все сторожа.
– Ладно, – проворчал мой друг в ответ. – Но только, чур, он получает четверть улова, пока не обучится как следует. Сразу видно, что он совсем зеленый. Кроме того, он только что потерял напарника.
Барнар оказался прав: мы убедились в этом, как только заплыли в соседнюю лагуну. Человек, который там находился, устало повернулся и наставил на нас острие своего копья. Мы жестами объяснили, что не причиним ему зла, и тут наше внимание приковала картина под водой.
Во-первых, мы сразу поняли, что наш полип был маленьким. Большую часть этого озерка занимал девятифутовый гигант, в щупальцах которого запуталось тело еще одного человека, очень большого роста. Однако убило его не растение и, скорее всего, даже не недостаток опыта: просто им не повезло. На дне, по-прежнему не выпуская ноги утопленника из своих челюстей, лежал ползун величиной с хорошую собаку. Его плоская, покрытая многочисленными узелками глаз голова была проломлена, и из нее вытекала зеленая жидкость. Ползуны очень похожи на пауков, с той только разницей, что нижняя часть их тела представляет собой не гладкий округлый мешочек, а вся покрыта жесткими пластинами, наслаивающимися друг на друга, как у жука. От их яда человека раздувает чуть ли не в полтора раза против нормальных размеров, однако даже с учетом этого, белесая сосиска, болтавшаяся в объятиях полипа, была достаточно велика, чтобы мы поняли, что при жизни рядом с этим человеком даже Барнар выглядел бы нормальным.
Из всех троих в живых остался лишь полип, и, наблюдая за ним, мы узнали еще одну деталь из жизни этих любопытных организмов: их гибкие ветви покрыты множеством крохотных ртов, которыми они пожирают добычу животного происхождения, так что, если в их тиски попадет малоподвижное тело и останется там достаточно долго, растение сожрет его, хотя и омерзительно медленно. Прямо на наших глазах щупальца полипа обвились вокруг руки мертвеца и начали неторопливо отдирать от нее полоски мяса, которые затем расклевывали на мелкие кусочки и отправляли внутрь.
Коротышку звали Керкин. Он вспомнил нашу встречу и, да не прозвучит это как хвастовство, мне не пришлось представляться: он и без того знал мое имя. Сложности браконьерского ремесла впечатлили его не меньше, чем нас, и мы скоро достигли договоренности о партнерстве. Керкин понимал, что, не повстречайся ему мы, ушел бы он с болот несолоно хлебавши, да еще неизвестно, удалось бы ему выбраться отсюда живым или нет, и потому с должной скромностью согласился на четверть улова. Мы поделились с ним пробкой и показали, как надо укладывать вещи.
– Глядите! – завопил вдруг он, указывая рукой на большой полип, который неожиданно начал сотрясаться в конвульсиях. В отличие от того, что повстречался нам раньше, он с самого начала был скорее фиолетовым, чем красным – позднее мы узнали, что для крупных экземпляров это самый обычный цвет. Но теперь он вдруг стремительно побледнел, почти побелел, в его ритмичных содроганиях чувствовались беспомощность и бесцельность, точно они были вызваны сильной болью. Вскоре движения его замедлились, а немного погодя совсем стихли.
– Яд ползуна! – догадался Барнар. Разумеется, в этом-то и было все дело. При обычных условиях ни один ползун, даже самый здоровый, не прокусит твердую, как камень, оболочку полипа. Но в данном случае яд попал в организм растения вместе с зараженной пищей и сделал свое дело. На стволе полипа мы нашли четыре вздутия: в трех из них были жемчужины, четвертое оказалось пустышкой.
На некоторое время мы заполучили превосходную снасть для ловли жемчуга. Мы втаскивали тело покойного друга Керкина – его, кстати, звали Хасп, – в очередную лагуну, затем кто-нибудь из нас подныривал под самое основание полипа и что есть силы лягал его сапогом в удавку, а остальные тут же направляли в самую гущу его взметнувшихся щупальцев труп. Полип начинал жевать навязанное ему угощение и вскоре погибал. Так мы собрали более дюжины жемчужин, но тут Хасп начал разваливаться: не от того, что его пощипали полипы, а от яда ползуна. Скелет вдруг распался на куски, с которых с невероятной быстротой лоскутами начала сползать кожа, и озеро вокруг нас в одно мгновение ока наполнилось волокнистыми лохмотьями полуразложившейся плоти. За несколько минут вся лагуна превратилась в тошнотворный бульон, из которого мы бросились без оглядки, стараясь держать головы как можно выше. Два маленьких полипа, живших в озере, умерли, отравившись попавшим в воду ядом, но мы и не подумали нырять за их жемчужинами.
Снова началась настоящая работа. Пока ловля шла легко, Керкин осмелел и стал ныть: в конце концов, Хасп был его напарником, значит, по справедливости он должен получать как минимум третью часть улова. Однако как только игра опять стала сложной и опасной, наш новый партнер охотно предал эту тему забвению. Теперь на добычу трех жемчужин у нас уходило столько же времени, сколько раньше на целую дюжину. Когда поздно вечером мы выбрались на сушу и устроились на ночлег, нами овладела такая усталость, что даже жевать не было сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Мы подплыли к дальнему берегу и осторожно заглянули через него. Какой-то коротышка лупил копьем по воде, раз за разом пытаясь вогнать его во что-то под собой. На наших глазах удары его становились более методичными и размеренными и, наконец, стихли. Густое зеленое пятно расплылось по поверхности, кипя от поднимающихся снизу пузырьков воздуха.
Мне показалось, что я знаю этого человека. Он, тем временем, перевернул свое копье острием вверх, – оно тоже было измазано липкой зеленью, – и стал тыкать тупым концом во что-то, лежащее на дне. Потом выругался, сплюнул и поплыл к берегу, где на земле лежали его вещи, а на кустах висел меч. Я вспомнил, что встречал его на ярмарке в Шапуре, где впервые услышал о болотных жемчужинах. Он был в одном зале трактира со мной и моими друзьями, когда те рассказывали о браконьерстве в здешних водах. Судя по состоянию его снаряжения, подслушанными тогда сведениями и исчерпывались все его знания об этом нелегком занятии. Вещи, разбросанные таким образом по берегу, сразу скажут любому отряду сторожей-лучников, что и сам их владелец где-то неподалеку и, даже если ему поначалу удастся от них ускользнуть, раньше или позже они все равно его выследят. А уж о мече и говорить нечего: даже в тусклом болотном свете его окованные бронзой ножны сияли, что твой маяк.
– Я, кажется, его знаю, – шепнул я Барнару. – Давай возьмем его в долю, а? Втроем работать легче, да к тому же, если его не проинструктировать как следует, сюда скоро сбегутся все сторожа.
– Ладно, – проворчал мой друг в ответ. – Но только, чур, он получает четверть улова, пока не обучится как следует. Сразу видно, что он совсем зеленый. Кроме того, он только что потерял напарника.
Барнар оказался прав: мы убедились в этом, как только заплыли в соседнюю лагуну. Человек, который там находился, устало повернулся и наставил на нас острие своего копья. Мы жестами объяснили, что не причиним ему зла, и тут наше внимание приковала картина под водой.
Во-первых, мы сразу поняли, что наш полип был маленьким. Большую часть этого озерка занимал девятифутовый гигант, в щупальцах которого запуталось тело еще одного человека, очень большого роста. Однако убило его не растение и, скорее всего, даже не недостаток опыта: просто им не повезло. На дне, по-прежнему не выпуская ноги утопленника из своих челюстей, лежал ползун величиной с хорошую собаку. Его плоская, покрытая многочисленными узелками глаз голова была проломлена, и из нее вытекала зеленая жидкость. Ползуны очень похожи на пауков, с той только разницей, что нижняя часть их тела представляет собой не гладкий округлый мешочек, а вся покрыта жесткими пластинами, наслаивающимися друг на друга, как у жука. От их яда человека раздувает чуть ли не в полтора раза против нормальных размеров, однако даже с учетом этого, белесая сосиска, болтавшаяся в объятиях полипа, была достаточно велика, чтобы мы поняли, что при жизни рядом с этим человеком даже Барнар выглядел бы нормальным.
Из всех троих в живых остался лишь полип, и, наблюдая за ним, мы узнали еще одну деталь из жизни этих любопытных организмов: их гибкие ветви покрыты множеством крохотных ртов, которыми они пожирают добычу животного происхождения, так что, если в их тиски попадет малоподвижное тело и останется там достаточно долго, растение сожрет его, хотя и омерзительно медленно. Прямо на наших глазах щупальца полипа обвились вокруг руки мертвеца и начали неторопливо отдирать от нее полоски мяса, которые затем расклевывали на мелкие кусочки и отправляли внутрь.
Коротышку звали Керкин. Он вспомнил нашу встречу и, да не прозвучит это как хвастовство, мне не пришлось представляться: он и без того знал мое имя. Сложности браконьерского ремесла впечатлили его не меньше, чем нас, и мы скоро достигли договоренности о партнерстве. Керкин понимал, что, не повстречайся ему мы, ушел бы он с болот несолоно хлебавши, да еще неизвестно, удалось бы ему выбраться отсюда живым или нет, и потому с должной скромностью согласился на четверть улова. Мы поделились с ним пробкой и показали, как надо укладывать вещи.
– Глядите! – завопил вдруг он, указывая рукой на большой полип, который неожиданно начал сотрясаться в конвульсиях. В отличие от того, что повстречался нам раньше, он с самого начала был скорее фиолетовым, чем красным – позднее мы узнали, что для крупных экземпляров это самый обычный цвет. Но теперь он вдруг стремительно побледнел, почти побелел, в его ритмичных содроганиях чувствовались беспомощность и бесцельность, точно они были вызваны сильной болью. Вскоре движения его замедлились, а немного погодя совсем стихли.
– Яд ползуна! – догадался Барнар. Разумеется, в этом-то и было все дело. При обычных условиях ни один ползун, даже самый здоровый, не прокусит твердую, как камень, оболочку полипа. Но в данном случае яд попал в организм растения вместе с зараженной пищей и сделал свое дело. На стволе полипа мы нашли четыре вздутия: в трех из них были жемчужины, четвертое оказалось пустышкой.
На некоторое время мы заполучили превосходную снасть для ловли жемчуга. Мы втаскивали тело покойного друга Керкина – его, кстати, звали Хасп, – в очередную лагуну, затем кто-нибудь из нас подныривал под самое основание полипа и что есть силы лягал его сапогом в удавку, а остальные тут же направляли в самую гущу его взметнувшихся щупальцев труп. Полип начинал жевать навязанное ему угощение и вскоре погибал. Так мы собрали более дюжины жемчужин, но тут Хасп начал разваливаться: не от того, что его пощипали полипы, а от яда ползуна. Скелет вдруг распался на куски, с которых с невероятной быстротой лоскутами начала сползать кожа, и озеро вокруг нас в одно мгновение ока наполнилось волокнистыми лохмотьями полуразложившейся плоти. За несколько минут вся лагуна превратилась в тошнотворный бульон, из которого мы бросились без оглядки, стараясь держать головы как можно выше. Два маленьких полипа, живших в озере, умерли, отравившись попавшим в воду ядом, но мы и не подумали нырять за их жемчужинами.
Снова началась настоящая работа. Пока ловля шла легко, Керкин осмелел и стал ныть: в конце концов, Хасп был его напарником, значит, по справедливости он должен получать как минимум третью часть улова. Однако как только игра опять стала сложной и опасной, наш новый партнер охотно предал эту тему забвению. Теперь на добычу трех жемчужин у нас уходило столько же времени, сколько раньше на целую дюжину. Когда поздно вечером мы выбрались на сушу и устроились на ночлег, нами овладела такая усталость, что даже жевать не было сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16