Он-то и увидел первым, что эта дама умерла. Цианистое отравление. Это уж точно. Сейчас ее осматривает доктор. Но я помню тот прошлогодний случай – это циан, точно вам говорю.
– А кем она у них работает…, работала? Сержант заглянул в свой блокнот.
– Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора. Вот почти все, что мне удалось выяснить, пока не нагрянули уборщицы. Наверх я их, конечно, не пустил, а задержал в приемной на случай, если вы захотите с ними потолковать.
– Что еще вы сделали?
– Позвонил главному редактору – мисс Марджори Френч. Она сейчас будет здесь.
– Разумно, – одобрил Генри. – А что вам известно о родных погибшей?
– Пока ничего. Может быть, что-нибудь знает мисс Френч. Я решил не трогать сумочку умершей и в столе ничего не смотрел.
Лифт мягко остановился на четвертом этаже. Генри вышел и огляделся.
«Стиль» размещался в старинном доме. Было заметно, что эту старину, несмотря на требования времени, бережно охраняют и поддерживают. На дверях – обрамленные позолоченными рамками, со вкусом сделанные таблички: «Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора», «Мисс Тереза Мастере, редактор отдела мод». В конце коридора еще одна дверь с надписью: «Мисс Марджори Френч, главный редактор». А на противоположной двери простая деревянная дощечка с одним словом: «Моды». И два объявления, прикрепленные лейкопластырем: «Посыльные и манекенщицы на примерку – сюда». И на втором: «Входите сразу. Если будете стучать, вас не услышат».
Сержант осторожно кашлянул.
– Она здесь, сэр. В своем кабинете.
– Расскажите-ка мне хоть немного, что это за ночная работа? – попросил Генри. – Эта мисс Пэнкхерст, очевидно, тоже участвовала в ней?
– Я мало что разузнал, сэр, – ответил сержант. – Вы лучше у самой мисс Френч спросите. Швейцар мне только объяснил, что все должны были работать допоздна, потому что готовился какой-то специальный выпуск. Он не знает точно, кто тут оставался, но говорит, что этими делами занимается всегда начальство, самая верхушка. А эта бедная леди должна была все написать. Поэтому она в таких случаях оставалась здесь на ночь и в семь часов утра вручала материал нашему приятелю – курьеру. Остальные уходили раньше. Это все, что я могу вам сообщить.
– Ну что ж, – сказал Генри, – давайте на нее взглянем.
Он открыл дверь кабинета.
Если входишь в комнату, где лежит труп, то вряд ли станешь обращать внимание на что-нибудь другое. И все же первое, что заметил инспектор, была вовсе не Элен, а царивший в кабинете беспорядок. Оба стола завалены грудами бумаг. Как будто какой-то сумасшедший разбросал их по комнате нарочно. И уж совершенно неожиданным было то, что творилось около стола Элен. Пол устлан женским бельем вперемешку с чулками, блузками, свитерами, бусами, головными щетками, которые вывалились, надо полагать, из пустого чемодана, стоящего посреди этого хаоса. Коробочка пудры открылась и усыпала всю комнату тонкой розовой пыльцой. Воздух был насыщен тяжелым, густым ароматом, исходившим от валявшегося на полу разбитого флакона духов с парижской этикеткой. Если добавить, что, кроме центрального отопления, в комнате горел еще и электрокамин, легко представить себе, как там было душно. Генри почувствовал, что его мутит.
А среди всего этого хаоса, уткнувшись лицом в клавиши машинки, сидела мертвая Элен. Генри увидел, что она была привлекательной женщиной. Темные волосы изящно уложены, стройная фигура. Одета в очень простую серую юбку и пушистый белый свитер. Даже сейчас во всем ее облике оставалась таинственная печать элегантности, которую в какой-то мере придавала всем сотрудникам работа в журнале «Стиль». Темно-серые замшевые туфли были мягки, как перчатки. Одна туфля валялась под столом рядом с такой же темно-серой сумкой. На столе лежали очки в усыпанной искусственными бриллиантами оправе. Левая рука Элен все еще покоилась на клавишах машинки, правой она продолжала сжимать обломок разбитой чашки – синей с белым. Подсохшая лужица чая темнела на пестрой циновке, а старый красный термос скромно стоял в дальнем конце стола.
– Здорово здесь воняет, верно? – поморщился сержант. – Я думаю, доктор радехонек был поскорее отсюда выбраться. Он, наверное, ждет вас в соседней комнате.
Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными ногтями, без лака. Рабочие руки… Обручального кольца не было, Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому муслину, придают…» Здесь текст обрывался. Похоже, что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов… Генри очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай сильно отдает горьким миндалем.
– Сомнений нет, – заключил он, – в термосе циан. Чай нужно послать на экспертизу, но я и так слышу, – он заткнул термос пробкой. – Фотографы и дактилоскописты уже все обработали?
– Да, сэр.
– Тогда пусть ее унесут. Но смотрите у меня: больше ничего не трогать. Я повидаюсь с доктором.
– Он там, сэр, в кабинете главного редактора, – сержант указал на дверь, ведущую в смежную комнату.
Когда начнут подходить сотрудники, задержите их внизу, пока мы тут не оглядимся.
Соседняя комната резко отличалась от кабинета Элен. Она была значительно больше и просторнее. На стенах картины, и среди них литография раннего Пикассо. Все здесь выглядело отменно аккуратным, вплоть до старательно отточенных карандашей и ровного ряда разноцветных шариковых ручек на обитом кожей столе. Таким и должен быть кабинет главного редактора. В то же время во всем ощущалось, что хозяйка кабинета – женщина.
Полицейский доктор, крупный мужчина с печальной физиономией озадаченной ищейки, сидел за столом.
– А, это вы, – протянул он разочарованно, будто никак не ожидал встретить здесь Генри. – Что ж, прекрасно. Мне ведь скоро нужно уходить – дела!
– Заключение готово?
– Да. Цианистое отравление. По всей видимости, яд положен в чай.
– Странно все же, что она не почувствовала запаха. Я уж думаю, не самоубийство ли?
Доктор покачал головой.
– У нее был сильный насморк. Едва ли она могла чувствовать хоть какой-нибудь запах или вкус. Похоже, что ее знобило. Иначе, зачем бы ей понадобилось включать электрокамин?
– Когда примерно наступила смерть?
– До вскрытия я не могу ответить точно. Что-нибудь между тремя и шестью часами утра. Можно ее увезти?
– Я уже приказал сержанту.
Доктор сморщил свою грустную физиономию в какое-то подобие улыбки, встал и направился к дверям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– А кем она у них работает…, работала? Сержант заглянул в свой блокнот.
– Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора. Вот почти все, что мне удалось выяснить, пока не нагрянули уборщицы. Наверх я их, конечно, не пустил, а задержал в приемной на случай, если вы захотите с ними потолковать.
– Что еще вы сделали?
– Позвонил главному редактору – мисс Марджори Френч. Она сейчас будет здесь.
– Разумно, – одобрил Генри. – А что вам известно о родных погибшей?
– Пока ничего. Может быть, что-нибудь знает мисс Френч. Я решил не трогать сумочку умершей и в столе ничего не смотрел.
Лифт мягко остановился на четвертом этаже. Генри вышел и огляделся.
«Стиль» размещался в старинном доме. Было заметно, что эту старину, несмотря на требования времени, бережно охраняют и поддерживают. На дверях – обрамленные позолоченными рамками, со вкусом сделанные таблички: «Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора», «Мисс Тереза Мастере, редактор отдела мод». В конце коридора еще одна дверь с надписью: «Мисс Марджори Френч, главный редактор». А на противоположной двери простая деревянная дощечка с одним словом: «Моды». И два объявления, прикрепленные лейкопластырем: «Посыльные и манекенщицы на примерку – сюда». И на втором: «Входите сразу. Если будете стучать, вас не услышат».
Сержант осторожно кашлянул.
– Она здесь, сэр. В своем кабинете.
– Расскажите-ка мне хоть немного, что это за ночная работа? – попросил Генри. – Эта мисс Пэнкхерст, очевидно, тоже участвовала в ней?
– Я мало что разузнал, сэр, – ответил сержант. – Вы лучше у самой мисс Френч спросите. Швейцар мне только объяснил, что все должны были работать допоздна, потому что готовился какой-то специальный выпуск. Он не знает точно, кто тут оставался, но говорит, что этими делами занимается всегда начальство, самая верхушка. А эта бедная леди должна была все написать. Поэтому она в таких случаях оставалась здесь на ночь и в семь часов утра вручала материал нашему приятелю – курьеру. Остальные уходили раньше. Это все, что я могу вам сообщить.
– Ну что ж, – сказал Генри, – давайте на нее взглянем.
Он открыл дверь кабинета.
Если входишь в комнату, где лежит труп, то вряд ли станешь обращать внимание на что-нибудь другое. И все же первое, что заметил инспектор, была вовсе не Элен, а царивший в кабинете беспорядок. Оба стола завалены грудами бумаг. Как будто какой-то сумасшедший разбросал их по комнате нарочно. И уж совершенно неожиданным было то, что творилось около стола Элен. Пол устлан женским бельем вперемешку с чулками, блузками, свитерами, бусами, головными щетками, которые вывалились, надо полагать, из пустого чемодана, стоящего посреди этого хаоса. Коробочка пудры открылась и усыпала всю комнату тонкой розовой пыльцой. Воздух был насыщен тяжелым, густым ароматом, исходившим от валявшегося на полу разбитого флакона духов с парижской этикеткой. Если добавить, что, кроме центрального отопления, в комнате горел еще и электрокамин, легко представить себе, как там было душно. Генри почувствовал, что его мутит.
А среди всего этого хаоса, уткнувшись лицом в клавиши машинки, сидела мертвая Элен. Генри увидел, что она была привлекательной женщиной. Темные волосы изящно уложены, стройная фигура. Одета в очень простую серую юбку и пушистый белый свитер. Даже сейчас во всем ее облике оставалась таинственная печать элегантности, которую в какой-то мере придавала всем сотрудникам работа в журнале «Стиль». Темно-серые замшевые туфли были мягки, как перчатки. Одна туфля валялась под столом рядом с такой же темно-серой сумкой. На столе лежали очки в усыпанной искусственными бриллиантами оправе. Левая рука Элен все еще покоилась на клавишах машинки, правой она продолжала сжимать обломок разбитой чашки – синей с белым. Подсохшая лужица чая темнела на пестрой циновке, а старый красный термос скромно стоял в дальнем конце стола.
– Здорово здесь воняет, верно? – поморщился сержант. – Я думаю, доктор радехонек был поскорее отсюда выбраться. Он, наверное, ждет вас в соседней комнате.
Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными ногтями, без лака. Рабочие руки… Обручального кольца не было, Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому муслину, придают…» Здесь текст обрывался. Похоже, что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов… Генри очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай сильно отдает горьким миндалем.
– Сомнений нет, – заключил он, – в термосе циан. Чай нужно послать на экспертизу, но я и так слышу, – он заткнул термос пробкой. – Фотографы и дактилоскописты уже все обработали?
– Да, сэр.
– Тогда пусть ее унесут. Но смотрите у меня: больше ничего не трогать. Я повидаюсь с доктором.
– Он там, сэр, в кабинете главного редактора, – сержант указал на дверь, ведущую в смежную комнату.
Когда начнут подходить сотрудники, задержите их внизу, пока мы тут не оглядимся.
Соседняя комната резко отличалась от кабинета Элен. Она была значительно больше и просторнее. На стенах картины, и среди них литография раннего Пикассо. Все здесь выглядело отменно аккуратным, вплоть до старательно отточенных карандашей и ровного ряда разноцветных шариковых ручек на обитом кожей столе. Таким и должен быть кабинет главного редактора. В то же время во всем ощущалось, что хозяйка кабинета – женщина.
Полицейский доктор, крупный мужчина с печальной физиономией озадаченной ищейки, сидел за столом.
– А, это вы, – протянул он разочарованно, будто никак не ожидал встретить здесь Генри. – Что ж, прекрасно. Мне ведь скоро нужно уходить – дела!
– Заключение готово?
– Да. Цианистое отравление. По всей видимости, яд положен в чай.
– Странно все же, что она не почувствовала запаха. Я уж думаю, не самоубийство ли?
Доктор покачал головой.
– У нее был сильный насморк. Едва ли она могла чувствовать хоть какой-нибудь запах или вкус. Похоже, что ее знобило. Иначе, зачем бы ей понадобилось включать электрокамин?
– Когда примерно наступила смерть?
– До вскрытия я не могу ответить точно. Что-нибудь между тремя и шестью часами утра. Можно ее увезти?
– Я уже приказал сержанту.
Доктор сморщил свою грустную физиономию в какое-то подобие улыбки, встал и направился к дверям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46