Сунув руки в карманы, Этрих минут пять стоял на тротуаре не шелохнувшись и предавался раздумьям. Но вот рядом затормозила машина, и этот звук вывел его из оцепенения.
– Эй, приятель, что это тебе тут понадобилось?
Повернувшись на этот окрик, он встретился взглядом с полисменом, который высунул голову из окошка патрульной машины.
Этрих улыбнулся:
– Стою, прицениваюсь.
Коп не ответил на его улыбку.
– Сейчас второй час ночи. Ты до открытия собрался торчать у витрины?
Теперь Этрих разглядел и второго полицейского, того, что сидел за рулем. Он смотрел прямо перед собой сквозь ветровое стекло и курил сигарету.
– Да нет же, офицер, я просто прогуливался.
– Ну вот и гуляй дальше.
Этрих собрался было ответить, но так и замер с открытым ртом, потому что в этот миг он вдруг увидел нечто необычное. А именно то, что должно было случиться с водителем патрульной машины через несколько дней. Не с ним – с его близкими, с его семьей. Ничего страшного, но очень, очень неприятно. И винить ему будет некого, кроме самого себя. Этрих с абсолютной ясностью увидел, какое горькое будущее тому уготовано. Картина предстала перед ним столь же отчетливо, как облако сигаретного дыма, в котором на миг потонула голова полицейского.
И он побрел прочь.
ЦИФЕРБЛАТ СЕРДЦА
Прошло два дня. Вечером Этрих припарковал машину на стоянке аэропорта. «747-й» как раз шел на посадку. Он заслонил собой все небо, а рев его моторов на несколько мгновений заглушил все остальные звуки. Этрих любил встречать в аэропорту друзей, только что сошедших с трапа самолета. Ему нравилась сама атмосфера, царившая здесь, – встречи и проводы, накал эмоций, ощущавшийся в самом воздухе, – концы и начала, расставания, встречи.
Сделав несколько шагов, он остановился и нерешительно оглянулся на свою машину. Всего лишь час тому назад он вымыл ее просто до невероятного блеска и тщательно пропылесосил салон. В обычные дни его новенький автомобиль выглядел неважно, оставаясь немытым неделями, а то и месяцами. Салон же представлял собой настоящую свалку из всевозможных бумажек, конфетных фантиков, журналов, газет и всякой мелочи, валявшейся большей частью под сиденьями. Сегодня он обнаружил аудиокассету с размотавшейся лентой и куклу Барби без головы. Голову он отыскал позднее. Она откатилась за коврик, где к ней намертво прилипла мятная тянучка. Парад мусора продолжался. Предметам, которые Этрих извлекал из салона, не было числа. Занятие это, как всегда, вызвало у него брезгливое недоумение. И откуда здесь могло набраться столько всякой дряни? Он чистил машину, только когда ему предстояло везти в ней кого-то из тех, чьим мнением он особенно дорожил. Изредка это проделывали сотрудники автосервиса – бесплатно, в благодарность за то, что он пользуется услугами их мастерской. Машина Китти всегда выглядела безупречно как снаружи, так и внутри. Изабелла ездила на допотопном «лендровере», в салоне которого тоже царил кавардак. И все же в сравнении с автомобилем Этриха ее машину можно было признать образцом чистоты. Изабелла как-то сказала ему (они как раз куда-то ехали в его машине), что в прошлой жизни этот автомобиль наверняка совершил немало тяжких грехов и поэтому достался теперь такому неряхе.
Интересно, что она скажет теперь, увидев его сияющее авто? Искренне удивится или со скептической улыбкой заметит, что он так расстарался с одной лишь целью – произвести на нее впечатление. Когда она в последний раз от него сбежала, он послал ей вдогонку почтовую открытку. Текст на ней гласил: «Бросив меня, ты прихватила с собой часть моей жизни, которая тебе не принадлежит. Она была только моя, Изабелла, не твоя и не наша. Ты ее украла». Интересно, что она подумала, получив это послание? Он так этого и не узнал, потому что Изабелла ничего не ответила. И это жестокое молчание ранило его едва ли не больнее, чем ее уход. Оно словно перечеркивало, сводило на нет всю близость и доверительность отношений, которых им удалось достичь. Он считал ее молчание не чем иным, как проявлением трусости, предательством его доверия к ней. А ведь сколько раз оба они признавались друг другу, что самое лучшее, самое ценное, что их связывает, – это возможность честно, без недомолвок обсуждать любые вопросы. Молчание, в котором замкнулась Изабелла, грубо оборвало эту нить доверия, казавшуюся такой прочной. Будучи одной из участниц диалога, она принимала решение за обоих, она насильно утаскивала его за собой в бездонную пропасть безмолвия.
Он похлопал ладонью по карману куртки, проверяя, не забыл ли фотоаппарат. Все это было данью одной из причуд Изабеллы: у нее была буквально мания непременно самой встречать людей, которые прибывали с визитом, на вокзалах или в аэропортах. Якобы такая традиция издавна существовала у них в семье. Она считала такое изъявление внимания своим долгом, который хочешь не хочешь следовало выполнять. Чтобы гость с первой же минуты был окружен вниманием, чтобы он сразу почувствовал, как ему рады. Этрих считал это полным идиотизмом, но в то же время приверженность Изабеллы к столь обременительной традиции казалась ему трогательной. Чтобы сделать ей приятное, он и сам неизменно встречал ее, если первым оказывался в том месте, где должно было состояться их очередное рандеву.
Изабелла всегда брала с собой фотоаппарат, чтобы запечатлеть своих гостей на пленку в тот самый момент, когда они проходят в зал прибытия. Она любила потом рассматривать такие снимки. У нее их были сотни.
Фотоаппарат оказался при нем – великолепная цифровая «Лейка». Два года назад он получил ее от Изабеллы в подарок на день рождения. Когда он вытащил его из футляра, Изабелла заявила, что теперь он должен делать снимки каждый день и посылать их ей по электронной почте. При этом ему совсем не обязательно снимать что-то красивое или изысканное. В принципе сгодится что угодно, любой пустяк, привлекший его внимание, впечатление, которым он захочет с нею поделиться. Поначалу он сам удивлялся тому, насколько это занятие пришлось ему по вкусу. Ощущая приятное волнение, он посылал ей снимки щенка, перепрыгивавшего через лужу, троих бродяг, с жадностью поедавших попкорн из огромных картонных стаканов, девчушки лет пяти, которая показывала ему длинный розовый язык и одновременно протягивала палец. Он только и делал, что отправлял ей фотографии. Иногда она его благодарила и высказывала свое мнение о тех или иных сюжетах, но чаще никак их не комментировала, и это его порой задевало. Для него стало важным, чтобы этот обмен впечатлениями носил непрерывный характер. Но, несмотря на то, что идея была ее, Изабелла то и дело прерывала их переписку.
Ну а когда она в очередной раз ударилась в бега, поток фотографий тотчас же иссяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Эй, приятель, что это тебе тут понадобилось?
Повернувшись на этот окрик, он встретился взглядом с полисменом, который высунул голову из окошка патрульной машины.
Этрих улыбнулся:
– Стою, прицениваюсь.
Коп не ответил на его улыбку.
– Сейчас второй час ночи. Ты до открытия собрался торчать у витрины?
Теперь Этрих разглядел и второго полицейского, того, что сидел за рулем. Он смотрел прямо перед собой сквозь ветровое стекло и курил сигарету.
– Да нет же, офицер, я просто прогуливался.
– Ну вот и гуляй дальше.
Этрих собрался было ответить, но так и замер с открытым ртом, потому что в этот миг он вдруг увидел нечто необычное. А именно то, что должно было случиться с водителем патрульной машины через несколько дней. Не с ним – с его близкими, с его семьей. Ничего страшного, но очень, очень неприятно. И винить ему будет некого, кроме самого себя. Этрих с абсолютной ясностью увидел, какое горькое будущее тому уготовано. Картина предстала перед ним столь же отчетливо, как облако сигаретного дыма, в котором на миг потонула голова полицейского.
И он побрел прочь.
ЦИФЕРБЛАТ СЕРДЦА
Прошло два дня. Вечером Этрих припарковал машину на стоянке аэропорта. «747-й» как раз шел на посадку. Он заслонил собой все небо, а рев его моторов на несколько мгновений заглушил все остальные звуки. Этрих любил встречать в аэропорту друзей, только что сошедших с трапа самолета. Ему нравилась сама атмосфера, царившая здесь, – встречи и проводы, накал эмоций, ощущавшийся в самом воздухе, – концы и начала, расставания, встречи.
Сделав несколько шагов, он остановился и нерешительно оглянулся на свою машину. Всего лишь час тому назад он вымыл ее просто до невероятного блеска и тщательно пропылесосил салон. В обычные дни его новенький автомобиль выглядел неважно, оставаясь немытым неделями, а то и месяцами. Салон же представлял собой настоящую свалку из всевозможных бумажек, конфетных фантиков, журналов, газет и всякой мелочи, валявшейся большей частью под сиденьями. Сегодня он обнаружил аудиокассету с размотавшейся лентой и куклу Барби без головы. Голову он отыскал позднее. Она откатилась за коврик, где к ней намертво прилипла мятная тянучка. Парад мусора продолжался. Предметам, которые Этрих извлекал из салона, не было числа. Занятие это, как всегда, вызвало у него брезгливое недоумение. И откуда здесь могло набраться столько всякой дряни? Он чистил машину, только когда ему предстояло везти в ней кого-то из тех, чьим мнением он особенно дорожил. Изредка это проделывали сотрудники автосервиса – бесплатно, в благодарность за то, что он пользуется услугами их мастерской. Машина Китти всегда выглядела безупречно как снаружи, так и внутри. Изабелла ездила на допотопном «лендровере», в салоне которого тоже царил кавардак. И все же в сравнении с автомобилем Этриха ее машину можно было признать образцом чистоты. Изабелла как-то сказала ему (они как раз куда-то ехали в его машине), что в прошлой жизни этот автомобиль наверняка совершил немало тяжких грехов и поэтому достался теперь такому неряхе.
Интересно, что она скажет теперь, увидев его сияющее авто? Искренне удивится или со скептической улыбкой заметит, что он так расстарался с одной лишь целью – произвести на нее впечатление. Когда она в последний раз от него сбежала, он послал ей вдогонку почтовую открытку. Текст на ней гласил: «Бросив меня, ты прихватила с собой часть моей жизни, которая тебе не принадлежит. Она была только моя, Изабелла, не твоя и не наша. Ты ее украла». Интересно, что она подумала, получив это послание? Он так этого и не узнал, потому что Изабелла ничего не ответила. И это жестокое молчание ранило его едва ли не больнее, чем ее уход. Оно словно перечеркивало, сводило на нет всю близость и доверительность отношений, которых им удалось достичь. Он считал ее молчание не чем иным, как проявлением трусости, предательством его доверия к ней. А ведь сколько раз оба они признавались друг другу, что самое лучшее, самое ценное, что их связывает, – это возможность честно, без недомолвок обсуждать любые вопросы. Молчание, в котором замкнулась Изабелла, грубо оборвало эту нить доверия, казавшуюся такой прочной. Будучи одной из участниц диалога, она принимала решение за обоих, она насильно утаскивала его за собой в бездонную пропасть безмолвия.
Он похлопал ладонью по карману куртки, проверяя, не забыл ли фотоаппарат. Все это было данью одной из причуд Изабеллы: у нее была буквально мания непременно самой встречать людей, которые прибывали с визитом, на вокзалах или в аэропортах. Якобы такая традиция издавна существовала у них в семье. Она считала такое изъявление внимания своим долгом, который хочешь не хочешь следовало выполнять. Чтобы гость с первой же минуты был окружен вниманием, чтобы он сразу почувствовал, как ему рады. Этрих считал это полным идиотизмом, но в то же время приверженность Изабеллы к столь обременительной традиции казалась ему трогательной. Чтобы сделать ей приятное, он и сам неизменно встречал ее, если первым оказывался в том месте, где должно было состояться их очередное рандеву.
Изабелла всегда брала с собой фотоаппарат, чтобы запечатлеть своих гостей на пленку в тот самый момент, когда они проходят в зал прибытия. Она любила потом рассматривать такие снимки. У нее их были сотни.
Фотоаппарат оказался при нем – великолепная цифровая «Лейка». Два года назад он получил ее от Изабеллы в подарок на день рождения. Когда он вытащил его из футляра, Изабелла заявила, что теперь он должен делать снимки каждый день и посылать их ей по электронной почте. При этом ему совсем не обязательно снимать что-то красивое или изысканное. В принципе сгодится что угодно, любой пустяк, привлекший его внимание, впечатление, которым он захочет с нею поделиться. Поначалу он сам удивлялся тому, насколько это занятие пришлось ему по вкусу. Ощущая приятное волнение, он посылал ей снимки щенка, перепрыгивавшего через лужу, троих бродяг, с жадностью поедавших попкорн из огромных картонных стаканов, девчушки лет пяти, которая показывала ему длинный розовый язык и одновременно протягивала палец. Он только и делал, что отправлял ей фотографии. Иногда она его благодарила и высказывала свое мнение о тех или иных сюжетах, но чаще никак их не комментировала, и это его порой задевало. Для него стало важным, чтобы этот обмен впечатлениями носил непрерывный характер. Но, несмотря на то, что идея была ее, Изабелла то и дело прерывала их переписку.
Ну а когда она в очередной раз ударилась в бега, поток фотографий тотчас же иссяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86