Четыре скучных, лежащих кучкой на темном от копоти полу камина, камешка. Небольшая кучка — такую мог бы сложить ребенок. При виде их, какая-то часть моей души решила, нет, здесь ничего не осталось. Другая же шепнула, что все здесь, на месте, и не просто в самих этих камнях, а в том, какие они — их цвет и форма, то, каковы они на ощупь, то, что они здесь и сейчас, и то, что мне пришлось пережить, прежде чем я добрался сюда, и то, что мне еще предстоит сделать. Все здесь. Именно эти слова крутились у меня в голове, пока я стоял, уставившись на них — ВСЕ. Да и сынишка Истерлингов говорил мне: «Не удивляйся тому, что все слова — это Бог». Может, он и хотел сказать: «Не удивляйся тому, что Бог — это все: все слова, формы, предметы…» ? Я никогда не верил ни в Дао, ни в Единство Бытия. Если я сейчас и испытал момент озарения или обретения веры, то это было довольно забавно, поскольку уже в следующее мгновение мне на ум пришла старая шутка — дурак хочет продать свой дом и поэтому прихватывает с собой в качестве образца один из кирпичей. Именно в том, КАК лежали эти четыре камня в камине, заключалась точная форма Собачьего музея, который мне предстоит построить в Австрии. Теперь я могу увезти их с собой, и совершенно не играет роли, как я сложу их потом, поскольку эта форма навсегда запечатлелась у меня в памяти.
— Ну и активность, Радклифф. Я считал, для одного дня вам с лихвой хватит и перелета в Калифорнию. Но вы никак не могли удержаться, чтобы не проехать еще полштата и навестить эти развалины.
Я поднял глаза и увидел приближающегося Хазенхюттля. На сей раз на нем была куртка-сафари и штаны цвета хаки. Спрашивать, как и зачем он здесь появился, было бессмысленно.
— У меня к вам есть вопрос. Подойдите-ка сюда, — велел я.
На расстоянии нескольких футов я уловил исходящий от него легкий запах одеколона и пота. Под мышками на курте виднелись темные круги.
— Видите эти камни в камине? На что они, по-вашему, похожи?
— Ни на что. Просто камни. А я должен увидеть в них что-нибудь еще? — Ни тон его голоса, ни выражение лица не давали оснований думать, что он подначивает или испытывает меня.
Я вытащил из кармана блокнот, автоматический карандаш и сделал быстрый набросок. Линия, линия, линия, штриховка, диагональ, арка… Готово.
— Ну, а это на что похоже?
Он нагнулся, снял темные очки и принялся разглядывать рисунок.
— Похоже на… На эти же четыре булыжника, только опутанные проволокой. И еще какая-то арка. — Очки вернулись на место, он покрутил головой. — Когда долго путешествуешь, всегда ужасно затекает шея. В чем дело, Гарри, я что — дал неправильный ответ?
— Вы и вправду не видите здесь ничего другого? Прошу вас, только честно.
— Нет, ничего.
— Вы имеете какое-нибудь отношение к моему сегодняшнему приезду сюда?
— Нет, я думал, вы поедете прямо домой. А это что?
Разговаривая с ним, я перевернул страницу и снова стал рисовать. На второй рисунок у меня ушло добрых минут десять. Но дался он мне значительно легче, чем первый, поскольку я уже совершенно ясно и полно представлял, что должен изобразить. Меня беспокоил только вопрос о возможном влиянии на меня Хазенхюттля. Интересно, правду он говорит или нет? Был этот приезд в Санта-Барбару моим собственным решением, или кто-то физически и психически дергал меня за веревочки — Хазенхюттль или те, кто за ним стоит? Мне страшно хотелось, чтобы это оказалось не так! Я готов был примириться даже с тайной его появления, но только в том случае, если он появился откуда-то из-за меня самого, а не был послан Ими.
Мы сидели рядом среди царящего вокруг покоя и ароматов сумерек. Откуда-то из-за холма до нас время от времени доносились негромкие голоса и смех — Билл Розенберг и его подружка Викки жарили барбекю. Продолжая рисовать, я вспомнил свой последний приезд сюда с Биллом и Бронз Сидни.
— Вы что, так и будете ходить за мной по пятам до тех пор, пока я не закончу работу?
— Только если сами захотите. Вы же знаете, я могу приносить вам пользу, и довольно нешуточную. Я оторвался от рисунка и взглянул на него.
— Правда? И какую же?
— В основном, давать ответы на вопросы. Разумеется, в пределах допустимого.
— А я думал, вы здесь исключительно в качестве сторожевого пса.
— Не только. Я действительно могу помочь. Поверьте, будут моменты, когда вам обязательно потребуется моя помощь.
— Звучит довольно зловеще. Я-то думал, мое дело спроектировать здание.
— Так-то оно так, но у вас есть враги. Хассан был не совсем искренен, когда говорил, будто Ктулу наплевать, если музей построят не в Сару. Ему вовсе не наплевать.
— Ну вот. Взгляните-ка на это. — Я передал ему блокнот. Он снова снял очки и поднес рисунок к самому лицу. Мой дальнозоркий Надсмотрщик.
— Этого я не понимаю.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я вижу, что это — здание, но не понимаю его.
— Дайте-ка сюда! — я выхватил у него блокнот. — Это Собачий музей.
— Допускаю. Но что поделаешь? Мне все равно этого не понять.
Зато Клэр поняла. На обратном пути в Лос-Анджелес (Хазенхюттля я с собой приглашать не стал) я позвонил ей сначала домой, а затем в магазин и, сообщив, что вернулся, спросил, как насчет совместного обеда? Она охотно согласилась и мы договорились встретиться попозже вечером. В Лос-Анджелесе нет такого понятия, как часы пик, поскольку оно подразумевает, что в какие-то определенные промежутки времени добраться из пункта А в пункт Б труднее всего. В Городе же Ангелов всегда один сплошной час пик, изредка прерывающийся относительными затишьями.
Домой я попал, когда уже совсем стемнело. Квартира, как всегда, выглядела заброшенной, и единственным живым существом, которое меня поприветствовало, был мигающий красный огонек на автоответчике, безмолвно настаивающий, чтобы я прослушал записанные им звонки. Представьте себе мое удивление, когда первым, что я услышал, нажав кнопку, было: «Гарри, ты козел! Эгоистичный, бесчувственный козел». Щелк. Голос Фанни Невилл. За этим следовал деловой звонок, а за ним: «И вот еще что: больше не звони мне, ладно? Даже не снимай трубку и не пытайся». Затем опять деловой звонок, потом: «Я только сейчас сообразила, что ты, наверное, злорадствуешь по поводу моих предыдущих звонков. Но это лишь доказывает, что в отношении тебя я совершенно права, ведь верно?»
Автоответчик отключился, но я еще некоторое время стоял над ним, недоуменно подняв брови. Наконец мой взгляд упал на стоящий у противоположной стены музыкальный центр, и я решил, что хорошая музыка, пожалуй, будет лучшим средством проветрить комнату от напущенного Фанни дыма.
Кумполу никогда не нравились собачьи игрушки, зато он просто обожал кости, они до сих пор валялись в нескольких стратегических местах на полу. Иногда, заскучав, он начинал бродить от одной к другой, погладывая понемножку каждую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82