Иначе его смерть представлялась нам только смесью сообщений по радио, истерических телефонных звонков, службы в Штайнхофской церкви и доставкой его вдовы к дверям крематория.
Я медленно спускался по лестнице, держась за перила. Выступ заслонял мне обзор, и я отсчитал пятнадцать ступеней, прежде чем мне стали видны окна. Я спустился еще на две ступеньки, когда заметил справа проходящую мимо женщину; она быстро двигалась по металлическим ступеням эскалатора. На ней была длинная шуба и солнечные очки, а искусно растрепанные волосы говорили о долгих часах, проведенных у лучшего в городе парикмахера. При ходьбе она так и звякала драгоценностями. Это звяканье отвлекло меня от моих мыслей, и я остановился взглянуть на нее. Она шла быстрой, целеустремленной походкой, глядя прямо перед собой, как спешащая куда-то важная персона. Бип-бип – дорогу Ее Превосходительству!
И вдруг она споткнулась и упала ничком на острый стальной край ступеньки эскалатора. Я инстинктивно метнулся к ней, но было поздно. О металл звякнули украшения, а потом послышались глухие звуки ударов о кожу и кости. Женщина раскинула руки и с криком покатилась по ступеням. Ее шуба и юбка задрались, ноги беспомощно раскинулись. Я увидел персикового цвета трусы. А с внутренней стороны одного бедра – маленький бордовый кровоподтек.
Я перепрыгнул через несколько ступенек, стремясь догнать ее, но она уже неподвижно валялась внизу, как куча тряпья. Ее волосы затянуло под решетку эскалатора. Она лежала, а движущиеся ступени срывали с нее скальп.
Услышав крик, я бессознательно взмахнул правой рукой. Рука задела что-то, и я машинально ухватился. Быстро обернувшись, я увидел, что схватил за руку споткнувшуюся женщину. Ту самую, которая только что упала. Она выпрямилась и подарила мне благодарную улыбку. Я в ужасе посмотрел вниз. Там никого не было. Я увидел все до того, как оно случилось. И остановил, прежде чем случилось.
– Огромное спасибо! Эти чертовы каблуки. Всегда столько бед, когда на них ходишь. Еще раз спасибо.
Она снова улыбнулась и, стоя, медленно проехала остаток пути. из
Я сел, где стоял, обхватил голову руками и затрясся, как собака во время грозы. Смерть Николаса, старухи на кладбище, Реднаскела, спасение женщины от ее будущего… Теперь я должен рассказать обо всем Марис. Удача начала покидать меня.
– Эй, вы там! Встаньте и проходите. Что вы там делаете?
Взглянув наверх, я увидел наблюдавшего за мной с отвращением и подозрением агента «Кобры». Своим серым «узи» он сделал мне знак идти.
На обед нам предложили на выбор идеально квадратный кусок говядины с таинственным запахом и таинственного же вида цыпленка. У стюардессы было лицо женщины, некогда занявшей третье место на конкурсе «Мисс Северная Дакота». К ее ужасу, мы оба отказались от еды и продолжили нашу беседу. Я не люблю вкус алкоголя, но половину полета тянул виски и от этого чувствовал себя гораздо лучше.
Теперь Марис все знала. Не часто в жизни приходится поговорить начистоту с другим человеком, но я постарался. Что толку что-то утаивать? Что могла она посоветовать, если оставить ее в неведении насчет важных, хотя и пугающих или смущающих деталей?
Я искал какого-то ответа на любимом лице. По прежним разговорам я знал, что она любит все обдумать, прежде чем высказываться, но мое нетерпение явно выдавалось тем, как я позвякивал льдом в стакане.
Марис посмотрела на стакан, потом на меня.
– У меня с собой мои карты таро. Если хочешь, я тебе сейчас погадаю, но я бы предпочла не делать этого. Здесь не место… Лучше всего, когда прилетим, позвонить моему брату Инграму. Я все равно собираюсь позвонить ему, а теперь тем более. Помнишь, я говорила, что он диск-жокей в Лос-Анджелесе? Он ведет дневное ток-шоу «За гранью», берет интервью у всяких чудаков и психов, каких только можно себе представить. Забавно и нелепо, но за много лет он повстречался со всеми ними – хорошими и плохими. Я уверена, он знает, к кому тебе сходить. Может быть, к какому-нибудь действительно проницательному хироманту или астрологу.
– Все это прекрасно, но что ты сама думаешь, Марис?
– Я думаю, тут есть о чем беспокоиться. Ты должен выяснить, что происходит. Если ты знал какого-нибудь странного и подлого типа вроде Люка, это может быть очень замысловатой шуткой с его стороны. Люк любил такие шутки.
– Видеть будущее женщины? Выглядеть в точности как покойник? Это не шутки, Марис. Это Бог!
– Верно.
– Я рад, что ты так спокойно к этому относишься. Мне от этого легче.
– Я спокойна, потому что в данную минуту, в десяти милях над землей, мы все равно ничего сделать не можем. Полеты пугают меня, и я молюсь, чтобы мы поскорее приземлились. А когда сядем, можно будет выяснить… Ох, забудь об этом.
Я повернулся и внимательно посмотрел на нее.
– Что ты собиралась сказать?
– Я подумала, какими волшебными были эти последние месяцы. Как мы встретились, как быстро полюбили друг друга. Но потом началась другая магия – смерть Николаса, твой приятель Реднаскела, Мориц Бенедикт… Это действительно странное время для нас.
– Ты считаешь смерть Николаса магией? Странно называть ее так.
– Не думаю. Магия – это нечто таинственное и сверхъестественное. Мы оба знаем, что он не должен был умереть. Почему он умер, это тайна. Боже мой, как все странно в последние дни!.. И ты сказал еще кое-что неправильно – будто бы удача покинула тебя. Ничего подобного! Теперь у тебя есть я, а у меня – ты. Действительно важны только две вещи на свете: настоящая любовь и быть в мире с самим собой. Одна из них у тебя есть. Я думаю, что все уравновешено. Получая одно, теряешь другое. Или этого другого становится меньше. У тебя есть любовь, так что ты должен утратить часть душевного спокойствия. Это же простая физика: на всякое действие возникает равное по величине…
– … Противодействие. Но можно иметь и то и другое. Любовь к кому-то порождает в душе покой.
– Ничего подобного. Любовь делает жизнь яркой и интересной, но покоя не приносит.
Возвращаясь в знакомый город, я первым делом ем любимое местное блюдо. В Вене это melange и Tophen golatschen. В Лос-Анджелесе это чили-чиз-дог у Пинка. Через несколько часов после посадки в Калифорнии мы вместе с братом Марис Инграмом сидели за столиком под открытым небом на восьмидесятиградусной январской жаре, поедая лучшее, что есть в Америке.
Они были так похожи: высокие, с густыми черными волосами, широко посаженными глазами, круглыми, четко очерченными, как монета, губами. Худощавый Инграм (Марис звала его Инка) был одет как типичный житель Лос-Анджелеса: футболка с надписью «Meat Puppets» на груди, модные мешковатые штаны и кроссовки. Он говорил быстро, но совсем не двигал руками, разве лишь для того, чтобы поднести ко рту хот-дог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Я медленно спускался по лестнице, держась за перила. Выступ заслонял мне обзор, и я отсчитал пятнадцать ступеней, прежде чем мне стали видны окна. Я спустился еще на две ступеньки, когда заметил справа проходящую мимо женщину; она быстро двигалась по металлическим ступеням эскалатора. На ней была длинная шуба и солнечные очки, а искусно растрепанные волосы говорили о долгих часах, проведенных у лучшего в городе парикмахера. При ходьбе она так и звякала драгоценностями. Это звяканье отвлекло меня от моих мыслей, и я остановился взглянуть на нее. Она шла быстрой, целеустремленной походкой, глядя прямо перед собой, как спешащая куда-то важная персона. Бип-бип – дорогу Ее Превосходительству!
И вдруг она споткнулась и упала ничком на острый стальной край ступеньки эскалатора. Я инстинктивно метнулся к ней, но было поздно. О металл звякнули украшения, а потом послышались глухие звуки ударов о кожу и кости. Женщина раскинула руки и с криком покатилась по ступеням. Ее шуба и юбка задрались, ноги беспомощно раскинулись. Я увидел персикового цвета трусы. А с внутренней стороны одного бедра – маленький бордовый кровоподтек.
Я перепрыгнул через несколько ступенек, стремясь догнать ее, но она уже неподвижно валялась внизу, как куча тряпья. Ее волосы затянуло под решетку эскалатора. Она лежала, а движущиеся ступени срывали с нее скальп.
Услышав крик, я бессознательно взмахнул правой рукой. Рука задела что-то, и я машинально ухватился. Быстро обернувшись, я увидел, что схватил за руку споткнувшуюся женщину. Ту самую, которая только что упала. Она выпрямилась и подарила мне благодарную улыбку. Я в ужасе посмотрел вниз. Там никого не было. Я увидел все до того, как оно случилось. И остановил, прежде чем случилось.
– Огромное спасибо! Эти чертовы каблуки. Всегда столько бед, когда на них ходишь. Еще раз спасибо.
Она снова улыбнулась и, стоя, медленно проехала остаток пути. из
Я сел, где стоял, обхватил голову руками и затрясся, как собака во время грозы. Смерть Николаса, старухи на кладбище, Реднаскела, спасение женщины от ее будущего… Теперь я должен рассказать обо всем Марис. Удача начала покидать меня.
– Эй, вы там! Встаньте и проходите. Что вы там делаете?
Взглянув наверх, я увидел наблюдавшего за мной с отвращением и подозрением агента «Кобры». Своим серым «узи» он сделал мне знак идти.
На обед нам предложили на выбор идеально квадратный кусок говядины с таинственным запахом и таинственного же вида цыпленка. У стюардессы было лицо женщины, некогда занявшей третье место на конкурсе «Мисс Северная Дакота». К ее ужасу, мы оба отказались от еды и продолжили нашу беседу. Я не люблю вкус алкоголя, но половину полета тянул виски и от этого чувствовал себя гораздо лучше.
Теперь Марис все знала. Не часто в жизни приходится поговорить начистоту с другим человеком, но я постарался. Что толку что-то утаивать? Что могла она посоветовать, если оставить ее в неведении насчет важных, хотя и пугающих или смущающих деталей?
Я искал какого-то ответа на любимом лице. По прежним разговорам я знал, что она любит все обдумать, прежде чем высказываться, но мое нетерпение явно выдавалось тем, как я позвякивал льдом в стакане.
Марис посмотрела на стакан, потом на меня.
– У меня с собой мои карты таро. Если хочешь, я тебе сейчас погадаю, но я бы предпочла не делать этого. Здесь не место… Лучше всего, когда прилетим, позвонить моему брату Инграму. Я все равно собираюсь позвонить ему, а теперь тем более. Помнишь, я говорила, что он диск-жокей в Лос-Анджелесе? Он ведет дневное ток-шоу «За гранью», берет интервью у всяких чудаков и психов, каких только можно себе представить. Забавно и нелепо, но за много лет он повстречался со всеми ними – хорошими и плохими. Я уверена, он знает, к кому тебе сходить. Может быть, к какому-нибудь действительно проницательному хироманту или астрологу.
– Все это прекрасно, но что ты сама думаешь, Марис?
– Я думаю, тут есть о чем беспокоиться. Ты должен выяснить, что происходит. Если ты знал какого-нибудь странного и подлого типа вроде Люка, это может быть очень замысловатой шуткой с его стороны. Люк любил такие шутки.
– Видеть будущее женщины? Выглядеть в точности как покойник? Это не шутки, Марис. Это Бог!
– Верно.
– Я рад, что ты так спокойно к этому относишься. Мне от этого легче.
– Я спокойна, потому что в данную минуту, в десяти милях над землей, мы все равно ничего сделать не можем. Полеты пугают меня, и я молюсь, чтобы мы поскорее приземлились. А когда сядем, можно будет выяснить… Ох, забудь об этом.
Я повернулся и внимательно посмотрел на нее.
– Что ты собиралась сказать?
– Я подумала, какими волшебными были эти последние месяцы. Как мы встретились, как быстро полюбили друг друга. Но потом началась другая магия – смерть Николаса, твой приятель Реднаскела, Мориц Бенедикт… Это действительно странное время для нас.
– Ты считаешь смерть Николаса магией? Странно называть ее так.
– Не думаю. Магия – это нечто таинственное и сверхъестественное. Мы оба знаем, что он не должен был умереть. Почему он умер, это тайна. Боже мой, как все странно в последние дни!.. И ты сказал еще кое-что неправильно – будто бы удача покинула тебя. Ничего подобного! Теперь у тебя есть я, а у меня – ты. Действительно важны только две вещи на свете: настоящая любовь и быть в мире с самим собой. Одна из них у тебя есть. Я думаю, что все уравновешено. Получая одно, теряешь другое. Или этого другого становится меньше. У тебя есть любовь, так что ты должен утратить часть душевного спокойствия. Это же простая физика: на всякое действие возникает равное по величине…
– … Противодействие. Но можно иметь и то и другое. Любовь к кому-то порождает в душе покой.
– Ничего подобного. Любовь делает жизнь яркой и интересной, но покоя не приносит.
Возвращаясь в знакомый город, я первым делом ем любимое местное блюдо. В Вене это melange и Tophen golatschen. В Лос-Анджелесе это чили-чиз-дог у Пинка. Через несколько часов после посадки в Калифорнии мы вместе с братом Марис Инграмом сидели за столиком под открытым небом на восьмидесятиградусной январской жаре, поедая лучшее, что есть в Америке.
Они были так похожи: высокие, с густыми черными волосами, широко посаженными глазами, круглыми, четко очерченными, как монета, губами. Худощавый Инграм (Марис звала его Инка) был одет как типичный житель Лос-Анджелеса: футболка с надписью «Meat Puppets» на груди, модные мешковатые штаны и кроссовки. Он говорил быстро, но совсем не двигал руками, разве лишь для того, чтобы поднести ко рту хот-дог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72