Цветок оплодотворен и дает семя, потомство будет жить во времени и пространстве.
А пчеле корысть – нектар да пыльца. Ни одна клетка у растения не повреждена, кожица не прокушена, сок не выпит. Это не огромная чудовищная корова, которая пойдет и слизнет сразу десятки растении под самый корень. Или гусеницы, способные за полдня сожрать листву с целого дуба.
Пчела никого не ест. Ей нужны нектар да пыльца. Ей нужны не жертвы, а только дары. Но зато и сама она одаривает по-царски.
Нектар – это еще не мед. Нектар – это жиденькая, сладенькая, ароматическая водичка. Надо эту водичку выпаривать до определенной густоты, надо привнести в нее собственные ферменты и секреты определенных желез, надо сделать ее стерильной, противостоящей бактериям, не прокисающей, не гниющей, надо превратить ее в мед. Но все же свойства разнообразных цветов, все их целебные особенности отнюдь не выпариваются вместе с водой, а остаются в меду.
Сотворяется чудо-вещество, одна из подлиннейших и вечных ценностей на земле, которую мы запросто разливаем по стеклянным банкам, наклеивая на банки будничные этикетки – «Мед пчелиный».
На базары мед привозят либо в металлических флягах для молока, либо в обычных ведрах. И стоят весы на прилавке, и стоят банки, и лежит деревянная палочка, чтобы при ее помощи пробовать мед, и выставлена цена на бумажке – 5 рублей.
В магазине (если, к примеру, завезли мед) выбирать не из чего. Завезли его одного сорта и вида, в одинаковой расфасовке. Тут берешь не что тебе хотелось бы взять, а что дают. На рынке же, хоть и не ахти как многолюдны и бурливы медовые ряды (обычно пять-шесть торгующих), все же можно походить, попробовать на язык, понюхать, а главное, расспросить. Если даже и пять-шесть торгующих, то у каждого мед свой, разный, из разных – главное – мест.
– Что-то темен очень ваш мед…
– Так это же лесной мед! Кто не понимает – за луговым гоняется, за полевым, а это же – лес! Самая целебная сила. Тут же исключительно почти кипрей да лесная малина. А знаете ли вы, что такое кипрей, иван-чай то есть? Как он зацветает на порубках да погорелых местах лиловым цветом… А малина лесная… по буеракам, настоится лесной силой… Тут и хвоя рядом, и крапива растет.
Не торговец, не пасечник, а поэт какой-то!
– Опять же валерьяновые цветы на лесных полянах, таволга… Но это для разнообразия. Главный состав моего меда – кипрей и лесная малина…
– В каких же лесах?
– Брянский лес. И тепла в меру, и влаги в меру. Самые наши здоровые места.
Можно ли после этого удержаться и не взять хотя бы немного? Кипреи да малина встают перед глазами, еловые шатры да дремучие буераки. Да еще и светлый ручеек – по дну буерака. Уж он-то, ручеек, казалось бы, никакого касательства к меду иметь не может, но покажется тебе, что и он имеет, что вся земная, летняя благодать сосредоточена в меду чудесным образом.
Но подойдешь к другому хозяину меда, и тот, если бы обладал подобным же красноречием, затмил бы предыдущего краснобая.
– Лес! Хрен ли в нем толку, в лесу-то, сырость да глухомань! Мало ли что – кипрей! А ты вспомни-ка, мил человек, как в июне луга цветут. Ты вспомни-ка желтенькую сурепку на меже поля, василечки во ржи, лазорев цвет, одуванчики во множестве да и все цветы. Солнышко да ветерок продувной, а простору, простору-то сколько вокруг! Опять же речные туманы по ночам луга охлаждают. Перепелки, коростели кричат…
– Зачем коростель? Почему коростель хвалишь? – возразил бы соседний торговец-киргиз, если бы и он был поразговорчивее, чем есть. – Какой сурепка? Какой василек? Наш киргизский горы самый чистый воздух, самый чистый вода, самый чистые цветы. Пыль – нету, бензин-керосин – нету, удобрения химические – нету. Наш киргизский горы – снег, как сахар, лед, как сахар, вода, как лед. Лес рядом, цветы рядом. Цветы ярко цветут – глазам смотреть больно. Самый чистый мед, высокогорный мед. К небу ближе. Небесный мед!
Как все это хорошо и прекрасно! Воистину земная благодать. Но приходится, к великому огорчению, с подозрением принюхиваться и приглядываться к выставленным медам, ибо в числе прочих вечных ценностей – золота, янтаря, драгоценных камней, стихов и даже чувств – дошел черед до хитроумной фальсификации и пчелиного меда.
В той книге, из которой мы так широко выписывали на эти страницы разные сведения о меде, то и дело встречаем тревожные оговорки.
«Наименование «мед» не может носить продукт, полученный при подкормке пчел сахаром или сахарными сиропами».
«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сахарным сиропом, не содержит органических летучих веществ, и поэтому у него нет аромата, присущего цветочному меду».
«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сиропом, фальсифицированным инвентированным сахаром или искусственной глюкозой, виноградом или арбузным медом, желатином и крахмалом, менее сладок, чем цветочный. При фальсификации меда примесями сахарина, дульцина и глицерина, вкус его может быть очень сладким, а реакция щелочной».
«Минеральные вещества в меде способствуют выявлению фальсификации меда обыкновенным сахаром, независимо от того, внесен ли он непосредственно в мед или же пчелы подкармливались сахарным сиропом. В таком меде находятся только следы минеральных веществ, а преобладающим элементом является кремний».
«Ферменты имеют большое значение для определения происхождения, порчи и фальсификации меда».
Итак, значит – фальсификация, а проще – подделка. Я уж в одном месте писал, но повторяю и теперь, как пришлось столкнуться с фальсификацией вина «изабелла». Виноград «изабелла» настолько душист, аромат его настолько своеобразен, что сохраняется даже в больших разбавлениях. Скажем, если получить сто литров чистого виноградного сока, а потом добавить к нему сто, а то и двести литров воды, то получившаяся жидкость все равно будет пахнуть «изабеллой». А сладость восстановить за счет сахара. Или делают еще проще: сольют чистый сок, а в выжимки нальют воды и добавят сахара. Получается так называемая вторая «изабелла». По вкусу можно и не отличить, особенно человеку неопытному. Но, конечно, химический анализ с точки зрения ферментов да микроэлементов сразу бы обнаружил, что перед нами не вечная ценность, а лишь подделка, не золото, а дешевенькая фольга.
Так вот, у тети Даши Соколовой, живущей в Абхазии, я и спросил: у кого из соседей можно с полной надеждой купить настоящую, первую «изабеллу».
– Только за себя могу поручиться, – ответила Дарья Игнатьевна. Потом помолчала и добавила: – Да и то…
Это «да и то» прозвучало очень многозначительно. Значит, как же велик соблазн! Этот эпизод был рассказан мной в одной повести, но у него было хоть и маленькое, но тоже знаменательное продолжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
А пчеле корысть – нектар да пыльца. Ни одна клетка у растения не повреждена, кожица не прокушена, сок не выпит. Это не огромная чудовищная корова, которая пойдет и слизнет сразу десятки растении под самый корень. Или гусеницы, способные за полдня сожрать листву с целого дуба.
Пчела никого не ест. Ей нужны нектар да пыльца. Ей нужны не жертвы, а только дары. Но зато и сама она одаривает по-царски.
Нектар – это еще не мед. Нектар – это жиденькая, сладенькая, ароматическая водичка. Надо эту водичку выпаривать до определенной густоты, надо привнести в нее собственные ферменты и секреты определенных желез, надо сделать ее стерильной, противостоящей бактериям, не прокисающей, не гниющей, надо превратить ее в мед. Но все же свойства разнообразных цветов, все их целебные особенности отнюдь не выпариваются вместе с водой, а остаются в меду.
Сотворяется чудо-вещество, одна из подлиннейших и вечных ценностей на земле, которую мы запросто разливаем по стеклянным банкам, наклеивая на банки будничные этикетки – «Мед пчелиный».
На базары мед привозят либо в металлических флягах для молока, либо в обычных ведрах. И стоят весы на прилавке, и стоят банки, и лежит деревянная палочка, чтобы при ее помощи пробовать мед, и выставлена цена на бумажке – 5 рублей.
В магазине (если, к примеру, завезли мед) выбирать не из чего. Завезли его одного сорта и вида, в одинаковой расфасовке. Тут берешь не что тебе хотелось бы взять, а что дают. На рынке же, хоть и не ахти как многолюдны и бурливы медовые ряды (обычно пять-шесть торгующих), все же можно походить, попробовать на язык, понюхать, а главное, расспросить. Если даже и пять-шесть торгующих, то у каждого мед свой, разный, из разных – главное – мест.
– Что-то темен очень ваш мед…
– Так это же лесной мед! Кто не понимает – за луговым гоняется, за полевым, а это же – лес! Самая целебная сила. Тут же исключительно почти кипрей да лесная малина. А знаете ли вы, что такое кипрей, иван-чай то есть? Как он зацветает на порубках да погорелых местах лиловым цветом… А малина лесная… по буеракам, настоится лесной силой… Тут и хвоя рядом, и крапива растет.
Не торговец, не пасечник, а поэт какой-то!
– Опять же валерьяновые цветы на лесных полянах, таволга… Но это для разнообразия. Главный состав моего меда – кипрей и лесная малина…
– В каких же лесах?
– Брянский лес. И тепла в меру, и влаги в меру. Самые наши здоровые места.
Можно ли после этого удержаться и не взять хотя бы немного? Кипреи да малина встают перед глазами, еловые шатры да дремучие буераки. Да еще и светлый ручеек – по дну буерака. Уж он-то, ручеек, казалось бы, никакого касательства к меду иметь не может, но покажется тебе, что и он имеет, что вся земная, летняя благодать сосредоточена в меду чудесным образом.
Но подойдешь к другому хозяину меда, и тот, если бы обладал подобным же красноречием, затмил бы предыдущего краснобая.
– Лес! Хрен ли в нем толку, в лесу-то, сырость да глухомань! Мало ли что – кипрей! А ты вспомни-ка, мил человек, как в июне луга цветут. Ты вспомни-ка желтенькую сурепку на меже поля, василечки во ржи, лазорев цвет, одуванчики во множестве да и все цветы. Солнышко да ветерок продувной, а простору, простору-то сколько вокруг! Опять же речные туманы по ночам луга охлаждают. Перепелки, коростели кричат…
– Зачем коростель? Почему коростель хвалишь? – возразил бы соседний торговец-киргиз, если бы и он был поразговорчивее, чем есть. – Какой сурепка? Какой василек? Наш киргизский горы самый чистый воздух, самый чистый вода, самый чистые цветы. Пыль – нету, бензин-керосин – нету, удобрения химические – нету. Наш киргизский горы – снег, как сахар, лед, как сахар, вода, как лед. Лес рядом, цветы рядом. Цветы ярко цветут – глазам смотреть больно. Самый чистый мед, высокогорный мед. К небу ближе. Небесный мед!
Как все это хорошо и прекрасно! Воистину земная благодать. Но приходится, к великому огорчению, с подозрением принюхиваться и приглядываться к выставленным медам, ибо в числе прочих вечных ценностей – золота, янтаря, драгоценных камней, стихов и даже чувств – дошел черед до хитроумной фальсификации и пчелиного меда.
В той книге, из которой мы так широко выписывали на эти страницы разные сведения о меде, то и дело встречаем тревожные оговорки.
«Наименование «мед» не может носить продукт, полученный при подкормке пчел сахаром или сахарными сиропами».
«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сахарным сиропом, не содержит органических летучих веществ, и поэтому у него нет аромата, присущего цветочному меду».
«Мед, полученный от пчел, подкармливаемых сиропом, фальсифицированным инвентированным сахаром или искусственной глюкозой, виноградом или арбузным медом, желатином и крахмалом, менее сладок, чем цветочный. При фальсификации меда примесями сахарина, дульцина и глицерина, вкус его может быть очень сладким, а реакция щелочной».
«Минеральные вещества в меде способствуют выявлению фальсификации меда обыкновенным сахаром, независимо от того, внесен ли он непосредственно в мед или же пчелы подкармливались сахарным сиропом. В таком меде находятся только следы минеральных веществ, а преобладающим элементом является кремний».
«Ферменты имеют большое значение для определения происхождения, порчи и фальсификации меда».
Итак, значит – фальсификация, а проще – подделка. Я уж в одном месте писал, но повторяю и теперь, как пришлось столкнуться с фальсификацией вина «изабелла». Виноград «изабелла» настолько душист, аромат его настолько своеобразен, что сохраняется даже в больших разбавлениях. Скажем, если получить сто литров чистого виноградного сока, а потом добавить к нему сто, а то и двести литров воды, то получившаяся жидкость все равно будет пахнуть «изабеллой». А сладость восстановить за счет сахара. Или делают еще проще: сольют чистый сок, а в выжимки нальют воды и добавят сахара. Получается так называемая вторая «изабелла». По вкусу можно и не отличить, особенно человеку неопытному. Но, конечно, химический анализ с точки зрения ферментов да микроэлементов сразу бы обнаружил, что перед нами не вечная ценность, а лишь подделка, не золото, а дешевенькая фольга.
Так вот, у тети Даши Соколовой, живущей в Абхазии, я и спросил: у кого из соседей можно с полной надеждой купить настоящую, первую «изабеллу».
– Только за себя могу поручиться, – ответила Дарья Игнатьевна. Потом помолчала и добавила: – Да и то…
Это «да и то» прозвучало очень многозначительно. Значит, как же велик соблазн! Этот эпизод был рассказан мной в одной повести, но у него было хоть и маленькое, но тоже знаменательное продолжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88