Ты что, не можешь запомнить элементарного? Не можешь запомнить, где стоять? Балбес!
Проштрафившийся конвоир быстро переместился на отведенное ему в мизансцене место.
— Здесь, что ли?
— Левее.
— Так?
— Так.
Машина въехала во двор.
— Третий звонок, — сам себе скомандовал помреж. — Первая реплика — "Иванов!
Ты куда запропастился?.." И дал отмашку.
— Иванов! Ты куда запропастился, — громко сказал один из конвоиров. — Иванов! Мать твою… Машина пришла. Дверь «воронка» распахнули.
— Упарился, мужики, — пожаловался сопровождавший заключенного в машине конвойный, утирая пот.
Зека вывели из машины во двор, который он, зажмурившись от яркого света, разглядеть не успел.
— Шагай! — крикнул конвойный. Затем зека раздели, вымыли, обрили. И выдали серую робу. Взамен инвалютного костюма.
— Вы что такое творите? — возмущался отвыкший от грубого обращения заключенный. — Откуда вдруг такие порядки? Раньше такого, чтобы до суда обривать и переодевать, не было.
— Раньше много чего не было. А теперь есть. Для самых отъявленных, вроде тебя. Жалобы есть?
— Есть!
— Тогда пишите прокурору.
— Дайте бумагу!
— Бумаги нет. Не положена! Другие просьбы, пожелания есть?
— Есть! Идите вы…
— Тогда до встречи.
И далее, с руками за спину, по коридорам, с этажа на этаж, через заградительные решетки — в камеру. Персональную. И единственную во всей тюрьме.
— Стоять! Идите!
Дверь с грохотом захлопнулась, и зек остался один. Один, на один с нарами, парашей и тревожащими душу воспоминаниями.
Чтобы поразмышлял на досуге о своей неправедной жизни. И сделал соответствующие выводы.
— Только все должно быть как по-настоящему. Один в один. И даже лучше, — сказал Сан Саныч. — И допросы, и протоколы, и экспертизы, и очные ставки.
Всђ. Чтобы комар носу не подточил!
— Не подточит.
— Ну тогда — ни пуха ни пера!
— К черту!
— Ну что, будем говорить? Или упорствовать? — спросил следователь, развернув лампу от себя.
Заключенный, сидящий на привинченном к полу табурете, демонстративно отвернулся.
— Спрашиваю еще раз — вы отказываетесь от добровольной дачи показаний? Или одумались? Зек криво ухмыльнулся.
— Распишитесь здесь о том, что вы отказываетесь давать показания.
— Не буду!
— Включайте видеокамеру.
— Видеокамера зачем? — хмуро спросил зек.
— Вместо протокола. В настоящее время аудио— и видеоматериалы считаются полноценными документами и принимаются к судопроизводству наравне с прочими вещдоками. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
— Падлы!
— Ваша фамилия, имя, отчество? Ну, не тяните время.
— У вас есть мои документы.
— Я прошу вас назвать свою фамилию, имя и отчество.
— Черт с вами — Петров…
— Тогда прошу посмотреть сюда. Вот эти пальчики были сняты с соблюдением всех процессуальных норм с гражданина Петрова Владимира Анатольевича, то есть вас, не далее чем вечером третьего дня.
Заключенный посмотрел на увеличенные фотокопии отпечатков.
— А вот эти пальчики взяты из дела об ограблении Звенигородского филиала банка, повлекшем за собой гибель двух потерпевших, и принадлежат они гражданину Мокроусову С.Т. Впоследствии приговоренному к двенадцати годам строгого режима, заключенному под стражу, комиссованному по состоянию здоровья, умершему и захороненному на Новоникитском кладбище города Старониколаевска.
Согласно заключению экспертизы и те и другие отпечатки пальцев принадлежат одному и тому же лицу. И вот это совпадение вам будет объяснить очень трудно…
— Слушай, у Федора какой любимый фильм? — спросил Сан Саныч, просматривая спустя несколько часов видеозапись допроса.
— Не помню. Кажется, «Семнадцать мгновений весны». Ну тот, который со Штирлицем и Мюллером.
— Чувствуется…
— Это какая-то ошибка, — забеспокоился на экране телевизора допрашиваемый зек. — Совпадение отпечатков.
— Отпечатки индивидуальны и не совпадают. Никогда, — напомнил элементарный биологический закон следователь.
— И тем не менее.
— В таком случае, я предлагаю вам пройти в соседнюю комнату.
— Зачем это?
— Для проведения опознания.
— Какого опознания?
— Там увидите.
В соседней комнате на длинной скамейке восседали три человека, между которыми оставалось место еще для одного.
— Присаживайтесь, — предложил следователь.
— Я не сяду!
— Садитесь! Вам же хуже. Будете торчать как каланча, привлекать к себе внимание. Тогда вас точно опознают…
Зек сел.
— Введите.
В помещение вошел тщедушный мужчина с бегающими во все стороны глазками.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
— Я?
— Вы!
— Нет.
— Посмотрите повнимательней. Мужчина посмотрел повнимательней. И вдруг вздрогнул. И поднял палец.
— Знаю! Этого!
— Кто он?
— Мокроусов. Сашка. Только как же так? Он же умер. Много лет назад!
— Вы уверены, что это именно он?
— Был бы уверен, если бы не знал, что он покойник. А он не может встать?
— Гражданин, встаньте, пройдитесь. И скажите несколько слов.
— Да шли бы вы все со своими опознаниями…
— Он! Точно он! Он!! Я узнал его!
— Спасибо. Распишитесь здесь и здесь.
— А меня не посадят?
— За что?
— За то, что я его тут…
— Нет. Не посадят.
— А его не выпустят? А то он меня найдет и…
— Не выпустят. Будьте спокойны. Гражданин Петров, вы признаете себя гражданином Мокроусовым?
— Нет!
— В таком случае прошу пройти вас в соседнее помещение…
— Зачем?
— Там узнаете…
— Надо дожимать, — сказал Борис. — Сколько можно волынку тянуть? Тут материала на десять приговоров хватит.
— Но он ни один факт не признает.
— Это его проблемы. Суду важны факты, а не признания. А фактов — выше крыши. По этому делу самый пугливый судья меньше вышки не даст. А больше нам не надо.
— И все-таки я думаю, признание не помешало бы.
— Черт с вами, давайте дожимать, раз вы такие перестраховщики.
— Вы признаете себя виновным? — в который раз спрашивал Федор Михайлович.
— Нет!
— Но факты…
— На…ть мне на ваши факты. И на вас вместе с ними…
— Ну он же на грубость нарывается. Ну явно нарывается, — возмутился в соседнем помещении, куда был проведен динамик, Анатолий. — Ну просто изгаляется как может! Ну просто в хвост собачий следствие не ставит!
— Его бы по законам военного времени. Как пленных «языков». Враз бы все признал, — с сожалением вздохнул Семен. — А потом к стенке!
— Но до того по морде! — вставил Анатолий. — Которую он на дармовых административных харчах отъел…
— Почему вы упорствуете? Почему не хотите признать очевидного? — продолжал нудить за стенкой Федор.
— Потому что видел всех вас… — и подследственный очень подробно рассказывал кого, где и при каких обстоятельствах он видел…
— Нет, ну сколько можно терпеть эти оскорбления? — стучал кулаком по столу Борис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Проштрафившийся конвоир быстро переместился на отведенное ему в мизансцене место.
— Здесь, что ли?
— Левее.
— Так?
— Так.
Машина въехала во двор.
— Третий звонок, — сам себе скомандовал помреж. — Первая реплика — "Иванов!
Ты куда запропастился?.." И дал отмашку.
— Иванов! Ты куда запропастился, — громко сказал один из конвоиров. — Иванов! Мать твою… Машина пришла. Дверь «воронка» распахнули.
— Упарился, мужики, — пожаловался сопровождавший заключенного в машине конвойный, утирая пот.
Зека вывели из машины во двор, который он, зажмурившись от яркого света, разглядеть не успел.
— Шагай! — крикнул конвойный. Затем зека раздели, вымыли, обрили. И выдали серую робу. Взамен инвалютного костюма.
— Вы что такое творите? — возмущался отвыкший от грубого обращения заключенный. — Откуда вдруг такие порядки? Раньше такого, чтобы до суда обривать и переодевать, не было.
— Раньше много чего не было. А теперь есть. Для самых отъявленных, вроде тебя. Жалобы есть?
— Есть!
— Тогда пишите прокурору.
— Дайте бумагу!
— Бумаги нет. Не положена! Другие просьбы, пожелания есть?
— Есть! Идите вы…
— Тогда до встречи.
И далее, с руками за спину, по коридорам, с этажа на этаж, через заградительные решетки — в камеру. Персональную. И единственную во всей тюрьме.
— Стоять! Идите!
Дверь с грохотом захлопнулась, и зек остался один. Один, на один с нарами, парашей и тревожащими душу воспоминаниями.
Чтобы поразмышлял на досуге о своей неправедной жизни. И сделал соответствующие выводы.
— Только все должно быть как по-настоящему. Один в один. И даже лучше, — сказал Сан Саныч. — И допросы, и протоколы, и экспертизы, и очные ставки.
Всђ. Чтобы комар носу не подточил!
— Не подточит.
— Ну тогда — ни пуха ни пера!
— К черту!
— Ну что, будем говорить? Или упорствовать? — спросил следователь, развернув лампу от себя.
Заключенный, сидящий на привинченном к полу табурете, демонстративно отвернулся.
— Спрашиваю еще раз — вы отказываетесь от добровольной дачи показаний? Или одумались? Зек криво ухмыльнулся.
— Распишитесь здесь о том, что вы отказываетесь давать показания.
— Не буду!
— Включайте видеокамеру.
— Видеокамера зачем? — хмуро спросил зек.
— Вместо протокола. В настоящее время аудио— и видеоматериалы считаются полноценными документами и принимаются к судопроизводству наравне с прочими вещдоками. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
— Падлы!
— Ваша фамилия, имя, отчество? Ну, не тяните время.
— У вас есть мои документы.
— Я прошу вас назвать свою фамилию, имя и отчество.
— Черт с вами — Петров…
— Тогда прошу посмотреть сюда. Вот эти пальчики были сняты с соблюдением всех процессуальных норм с гражданина Петрова Владимира Анатольевича, то есть вас, не далее чем вечером третьего дня.
Заключенный посмотрел на увеличенные фотокопии отпечатков.
— А вот эти пальчики взяты из дела об ограблении Звенигородского филиала банка, повлекшем за собой гибель двух потерпевших, и принадлежат они гражданину Мокроусову С.Т. Впоследствии приговоренному к двенадцати годам строгого режима, заключенному под стражу, комиссованному по состоянию здоровья, умершему и захороненному на Новоникитском кладбище города Старониколаевска.
Согласно заключению экспертизы и те и другие отпечатки пальцев принадлежат одному и тому же лицу. И вот это совпадение вам будет объяснить очень трудно…
— Слушай, у Федора какой любимый фильм? — спросил Сан Саныч, просматривая спустя несколько часов видеозапись допроса.
— Не помню. Кажется, «Семнадцать мгновений весны». Ну тот, который со Штирлицем и Мюллером.
— Чувствуется…
— Это какая-то ошибка, — забеспокоился на экране телевизора допрашиваемый зек. — Совпадение отпечатков.
— Отпечатки индивидуальны и не совпадают. Никогда, — напомнил элементарный биологический закон следователь.
— И тем не менее.
— В таком случае, я предлагаю вам пройти в соседнюю комнату.
— Зачем это?
— Для проведения опознания.
— Какого опознания?
— Там увидите.
В соседней комнате на длинной скамейке восседали три человека, между которыми оставалось место еще для одного.
— Присаживайтесь, — предложил следователь.
— Я не сяду!
— Садитесь! Вам же хуже. Будете торчать как каланча, привлекать к себе внимание. Тогда вас точно опознают…
Зек сел.
— Введите.
В помещение вошел тщедушный мужчина с бегающими во все стороны глазками.
— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
— Я?
— Вы!
— Нет.
— Посмотрите повнимательней. Мужчина посмотрел повнимательней. И вдруг вздрогнул. И поднял палец.
— Знаю! Этого!
— Кто он?
— Мокроусов. Сашка. Только как же так? Он же умер. Много лет назад!
— Вы уверены, что это именно он?
— Был бы уверен, если бы не знал, что он покойник. А он не может встать?
— Гражданин, встаньте, пройдитесь. И скажите несколько слов.
— Да шли бы вы все со своими опознаниями…
— Он! Точно он! Он!! Я узнал его!
— Спасибо. Распишитесь здесь и здесь.
— А меня не посадят?
— За что?
— За то, что я его тут…
— Нет. Не посадят.
— А его не выпустят? А то он меня найдет и…
— Не выпустят. Будьте спокойны. Гражданин Петров, вы признаете себя гражданином Мокроусовым?
— Нет!
— В таком случае прошу пройти вас в соседнее помещение…
— Зачем?
— Там узнаете…
— Надо дожимать, — сказал Борис. — Сколько можно волынку тянуть? Тут материала на десять приговоров хватит.
— Но он ни один факт не признает.
— Это его проблемы. Суду важны факты, а не признания. А фактов — выше крыши. По этому делу самый пугливый судья меньше вышки не даст. А больше нам не надо.
— И все-таки я думаю, признание не помешало бы.
— Черт с вами, давайте дожимать, раз вы такие перестраховщики.
— Вы признаете себя виновным? — в который раз спрашивал Федор Михайлович.
— Нет!
— Но факты…
— На…ть мне на ваши факты. И на вас вместе с ними…
— Ну он же на грубость нарывается. Ну явно нарывается, — возмутился в соседнем помещении, куда был проведен динамик, Анатолий. — Ну просто изгаляется как может! Ну просто в хвост собачий следствие не ставит!
— Его бы по законам военного времени. Как пленных «языков». Враз бы все признал, — с сожалением вздохнул Семен. — А потом к стенке!
— Но до того по морде! — вставил Анатолий. — Которую он на дармовых административных харчах отъел…
— Почему вы упорствуете? Почему не хотите признать очевидного? — продолжал нудить за стенкой Федор.
— Потому что видел всех вас… — и подследственный очень подробно рассказывал кого, где и при каких обстоятельствах он видел…
— Нет, ну сколько можно терпеть эти оскорбления? — стучал кулаком по столу Борис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15