Так что в общей комнате никто не пострадал от их нападения.
Розалин в отчаянии чуть не всплеснула руками. Значит, Торн вообще ничего не изменил! Если бы в то утро все пошло так, как должно было быть в действительности, на общую комнату таверны тоже было бы совершено нападение и сэр Джон неминуемо пробудился бы от сна и вынужден был бы защищаться. После этой стычки он бы сразу протрезвел и отправился допрашивать английского лазутчика.
Они думали исправить свою ошибку, отправив сэра Джона выспаться наверх, а вышло так, что виной всему был не Торн, а сама Розалин. Взгляд, который Торн бросил в ее сторону, окончательно ее в этом убедил. Все изменения произошли по ее вине — она покинула шатер Торна, столкнулась с головорезами, которые попытались ее изнасиловать. Из-за нее главарь шайки получил увечья, что заставило остальных изменить план ограбления, в результате чего сэр Джон безмятежно проспал все утро в общей комнате таверны и упустил возможность еще раз допросить разведчика англичан.
Хорошо еще, что они с Торном не натворили новых бед, когда Торн силой заставил сэра Джона подняться наверх и лечь пораньше в постель — это привело к тому же результату, что и в действительности. И слава Богу.
Сэр Джон и Торн еще немного поговорили о происшествии, и когда рыцарь наконец отошел от них, Розалин, не дожидаясь упреков со стороны Торна, быстро произнесла:
— Так, теперь все понятно — изменения в истории произошли совсем не по твоей вине. Все случилось из-за меня, но это еще раз подтверждает мои слова: то, что мы здесь находимся — ив особенности мое присутствие, — влияет на ход истории. Поэтому нам нужно сразу же покинуть это время, как только мы придумаем, как исправить то; что должно быть исправлено… если, конечно, нам это удастся, — добавила она со вздохом. — Я понятия не имею, что на этот раз произошло не так и почему. Будем надеяться, что тебе удастся выяснить это во время самого сражения. Да, кстати, а по-настоящему на тебя тоже должны были напасть эти грабители?
— Да они и напали, — ответил он. — Возможно, это были те же двое, что пытались ограбить сэра Джона.
— Но почему ты ничего мне об этом не сказал? Это же очень важно!
— Важно? Да нет, здесь это обычное дело. Я бы и не вспомнил, если бы сэр Джон не завел разговор про ограбление.
— Полагаю, ты, в отличие от сэра Джона, расправился с обоими?
— Можешь не сомневаться. — Его самодовольный тон говорил о том, что ей и спрашивать об этом было не нужно.
Розалин вздохнула:
— Может, даже и хорошо, что ты от меня это скрыл, а то я бы еще что-нибудь придумала, и мы бы потом не смогли так легко обнаружить свою ошибку. Как бы то ни было, хоть это у нас теперь исправлено. А повезет — исправим и остальное.
Глава 38
Прошли две недели томительного ожидания, и наконец наступило четырнадцатое октября. Розалин почти все это время провела на борту «Моры» — так приказывал ей Торн, да она и сама не собиралась никуда отсюда уходить — дым от сгоревших на берегу хижин стлался над землей Норманны быстро освоили порт Гастингс и его окрестности — вернее было бы сказать, «опустошили». Что уж тут говорить — даже на знаменитом гобелене из Байе, на котором вышита история завоевания Вильгельмом вожделенного английского трона, есть сцена, на которой изображен Вильгельм, пирующий со своими братьями Одо и Робертом, а рядом женщина с ребенком, выбегающая из горящей хижины.
Это была война, и Розалин постоянно приходилось 350 себе об этом напоминать. То, что она знала исход и тактику этой войны, делало ее в некотором смысле сторонним наблюдателем, но люди все равно продолжали умирать почти у нее на глазах. А сколько их еще погибнет к концу дня?
Армия Вильгельма уже давно отошла от берега, когда Розалин вдруг осознала, что предстоящее сражение может отразиться и на ее судьбе: она-то находится в безопасности, а вот Торн шагает сейчас вместе с войском по дороге к Бэтлу. Хотя он и уверял ее, что никто в земном мире не сможет убить его, его могут ранить или искалечить — тем более что он имеет право только обороняться, а не убивать своих противников.
Она помнила из истории, что поздно ночью разведчики доложили Вильгельму, что Гарольд со своим войском прибыл на южное побережье. Норманны поднялись до рассвета и направились навстречу англичанам. Значит, великая битва должна произойти через несколько часов — около девяти утра.
Розалин поняла, что времени у нее остается чуть больше часа. А вдруг Торна ранят и она не будет рядом, чтобы ему помочь? Если все время думать об этом, можно сойти с ума! Нельзя вот так сидеть, ничего не предпринимая, надо отправиться на место сражения. Она знала, где оно будет происходить, знала, что англичане займут позицию на склоне холма и что норманны будут пытаться взять приступом эту возвышенность. Это означало, что сражение будет сосредоточено в одном месте и она сможет пробраться поближе к месту действия, не опасаясь, что попадет под копыта боевых коней. Так она сможет хотя бы не выпускать Торна из виду.
Принять такое решение было легче, чем его осуществить, поскольку в таком случае ей пришлось бы иметь дело с Гаем из Анжу, которому Торн приказал присматривать за ней. И она, и Гай были от этого далеко не в восторге, и тем не менее мальчишка не отходил от нее ни на шаг. Он стал относиться к своей обязанности стражника гораздо серьезнее с тех пор, как она однажды обвела его вокруг пальца.
Розалин не сомневалась, что он с гораздо большим удовольствием предпочел бы находиться в гуще схватки, прикрывая Торна со спины, что входило в обязанности оруженосца. Но поскольку он еще не был посвящен в оруженосцы, то находился теперь с ней на корабле. Розалин поняла, что на этот раз ей не удастся так легко от него избавиться, и поэтому у нее оставался единственный выход — убедить его отправиться вместе с ней.
Удивительно, как упрям был этот мальчишка! Он расхохотался, когда она попыталась завести с ним разговор на эту тему, и битый час упирался, отказываясь покинуть судно, даже когда она сказала ему, что во сне ей открылось, что сражение произойдет сегодня утром. Тем не менее он ей поверил — в средние века люди придавали большое значение снам и всевозможным откровениям.
Наконец ей удалось найти к нему подход, польстив его самолюбию:
— Если Вильгельм завоюет Англию, здесь поселятся норманны. Они захотят услышать из уст очевидцев о великом сражении. Это ведь будет самая славная битва в истории, Гай. Неужели тебе не хочется стать ее свидетелем? Ведь ты сможешь потом с полный правом рассказывать о ней. Или ты предпочитаешь ссылаться на чьи-то слова?
Он не сразу согласился с ней, но ее доводы задели его за живое, и вскоре он неохотно согласился оседлать лошадь — единственную лошадь, которая осталась на борту «Моры», — и отвезти Розалин к месту сражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Розалин в отчаянии чуть не всплеснула руками. Значит, Торн вообще ничего не изменил! Если бы в то утро все пошло так, как должно было быть в действительности, на общую комнату таверны тоже было бы совершено нападение и сэр Джон неминуемо пробудился бы от сна и вынужден был бы защищаться. После этой стычки он бы сразу протрезвел и отправился допрашивать английского лазутчика.
Они думали исправить свою ошибку, отправив сэра Джона выспаться наверх, а вышло так, что виной всему был не Торн, а сама Розалин. Взгляд, который Торн бросил в ее сторону, окончательно ее в этом убедил. Все изменения произошли по ее вине — она покинула шатер Торна, столкнулась с головорезами, которые попытались ее изнасиловать. Из-за нее главарь шайки получил увечья, что заставило остальных изменить план ограбления, в результате чего сэр Джон безмятежно проспал все утро в общей комнате таверны и упустил возможность еще раз допросить разведчика англичан.
Хорошо еще, что они с Торном не натворили новых бед, когда Торн силой заставил сэра Джона подняться наверх и лечь пораньше в постель — это привело к тому же результату, что и в действительности. И слава Богу.
Сэр Джон и Торн еще немного поговорили о происшествии, и когда рыцарь наконец отошел от них, Розалин, не дожидаясь упреков со стороны Торна, быстро произнесла:
— Так, теперь все понятно — изменения в истории произошли совсем не по твоей вине. Все случилось из-за меня, но это еще раз подтверждает мои слова: то, что мы здесь находимся — ив особенности мое присутствие, — влияет на ход истории. Поэтому нам нужно сразу же покинуть это время, как только мы придумаем, как исправить то; что должно быть исправлено… если, конечно, нам это удастся, — добавила она со вздохом. — Я понятия не имею, что на этот раз произошло не так и почему. Будем надеяться, что тебе удастся выяснить это во время самого сражения. Да, кстати, а по-настоящему на тебя тоже должны были напасть эти грабители?
— Да они и напали, — ответил он. — Возможно, это были те же двое, что пытались ограбить сэра Джона.
— Но почему ты ничего мне об этом не сказал? Это же очень важно!
— Важно? Да нет, здесь это обычное дело. Я бы и не вспомнил, если бы сэр Джон не завел разговор про ограбление.
— Полагаю, ты, в отличие от сэра Джона, расправился с обоими?
— Можешь не сомневаться. — Его самодовольный тон говорил о том, что ей и спрашивать об этом было не нужно.
Розалин вздохнула:
— Может, даже и хорошо, что ты от меня это скрыл, а то я бы еще что-нибудь придумала, и мы бы потом не смогли так легко обнаружить свою ошибку. Как бы то ни было, хоть это у нас теперь исправлено. А повезет — исправим и остальное.
Глава 38
Прошли две недели томительного ожидания, и наконец наступило четырнадцатое октября. Розалин почти все это время провела на борту «Моры» — так приказывал ей Торн, да она и сама не собиралась никуда отсюда уходить — дым от сгоревших на берегу хижин стлался над землей Норманны быстро освоили порт Гастингс и его окрестности — вернее было бы сказать, «опустошили». Что уж тут говорить — даже на знаменитом гобелене из Байе, на котором вышита история завоевания Вильгельмом вожделенного английского трона, есть сцена, на которой изображен Вильгельм, пирующий со своими братьями Одо и Робертом, а рядом женщина с ребенком, выбегающая из горящей хижины.
Это была война, и Розалин постоянно приходилось 350 себе об этом напоминать. То, что она знала исход и тактику этой войны, делало ее в некотором смысле сторонним наблюдателем, но люди все равно продолжали умирать почти у нее на глазах. А сколько их еще погибнет к концу дня?
Армия Вильгельма уже давно отошла от берега, когда Розалин вдруг осознала, что предстоящее сражение может отразиться и на ее судьбе: она-то находится в безопасности, а вот Торн шагает сейчас вместе с войском по дороге к Бэтлу. Хотя он и уверял ее, что никто в земном мире не сможет убить его, его могут ранить или искалечить — тем более что он имеет право только обороняться, а не убивать своих противников.
Она помнила из истории, что поздно ночью разведчики доложили Вильгельму, что Гарольд со своим войском прибыл на южное побережье. Норманны поднялись до рассвета и направились навстречу англичанам. Значит, великая битва должна произойти через несколько часов — около девяти утра.
Розалин поняла, что времени у нее остается чуть больше часа. А вдруг Торна ранят и она не будет рядом, чтобы ему помочь? Если все время думать об этом, можно сойти с ума! Нельзя вот так сидеть, ничего не предпринимая, надо отправиться на место сражения. Она знала, где оно будет происходить, знала, что англичане займут позицию на склоне холма и что норманны будут пытаться взять приступом эту возвышенность. Это означало, что сражение будет сосредоточено в одном месте и она сможет пробраться поближе к месту действия, не опасаясь, что попадет под копыта боевых коней. Так она сможет хотя бы не выпускать Торна из виду.
Принять такое решение было легче, чем его осуществить, поскольку в таком случае ей пришлось бы иметь дело с Гаем из Анжу, которому Торн приказал присматривать за ней. И она, и Гай были от этого далеко не в восторге, и тем не менее мальчишка не отходил от нее ни на шаг. Он стал относиться к своей обязанности стражника гораздо серьезнее с тех пор, как она однажды обвела его вокруг пальца.
Розалин не сомневалась, что он с гораздо большим удовольствием предпочел бы находиться в гуще схватки, прикрывая Торна со спины, что входило в обязанности оруженосца. Но поскольку он еще не был посвящен в оруженосцы, то находился теперь с ней на корабле. Розалин поняла, что на этот раз ей не удастся так легко от него избавиться, и поэтому у нее оставался единственный выход — убедить его отправиться вместе с ней.
Удивительно, как упрям был этот мальчишка! Он расхохотался, когда она попыталась завести с ним разговор на эту тему, и битый час упирался, отказываясь покинуть судно, даже когда она сказала ему, что во сне ей открылось, что сражение произойдет сегодня утром. Тем не менее он ей поверил — в средние века люди придавали большое значение снам и всевозможным откровениям.
Наконец ей удалось найти к нему подход, польстив его самолюбию:
— Если Вильгельм завоюет Англию, здесь поселятся норманны. Они захотят услышать из уст очевидцев о великом сражении. Это ведь будет самая славная битва в истории, Гай. Неужели тебе не хочется стать ее свидетелем? Ведь ты сможешь потом с полный правом рассказывать о ней. Или ты предпочитаешь ссылаться на чьи-то слова?
Он не сразу согласился с ней, но ее доводы задели его за живое, и вскоре он неохотно согласился оседлать лошадь — единственную лошадь, которая осталась на борту «Моры», — и отвезти Розалин к месту сражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68