Их расхватали и всех их переколотили недавние бойцы, и подобно палимым солнцем раненым повсюду во множестве лежали большие куски кровавого цвета. Некий человек обратился в бегство при приближении иконопоклонников, это удрученный Сабаттий с остроконечным черепом, сжимавший в поле своей одежды частицу выручки, которая почти целиком погибла в стычке партий.
За рынками начиналась долина, которая вела к Святой Премудрости, к Великому Дворцу и Ипподрому. Войско Константина V стремительно вторглось в эту долину, изрезанную длинными дорогами, криво пересеченными Дорогой Победы и оканчивавшимися небольшими форумами. Другой Акафист слился с Акафистом Православных и Зеленых, вырывавшийся из тысячи уст, тяжко и сурово предвещавший смерть, поражение, траур. А Зеленые и Православные по-прежнему бежали. Выровнялись все передние ряды, и подобно тонким органным трубам засияли в первой цепи восставших прямые трубы Гибреаса с легкими курильницами, где горели несомые огни. Одновременно опустились они по горизонтальной линии и выставили свои темнеющие дула как раз против войска Константина V, которое дрогнуло при виде необычайного зрелища лежащих труб.
Не зная, наверное, как сражаться с ними, четырехугольник, заключавший Константина V, развернутый в непредвиденные построения, передвигался позади густого фронта Маглабитов и Спафариев, в страхе выступавших колеблющимися шагами. Искусные стратагемы, свивающиеся и развивающиеся сплетения окружили восставших потоками Схолариев, Экскубиторов и Кандидатов, руководствуясь случайным расположением улиц. В непоколебимой симметрии взрывали землю Спафарокандидаты, фланкированные конницей на покрытых попоной ржавших лошадях, которых словно встревожило тройственное вещество, внедренное Гибреасом в глубину труб. Власть, до сих пор мнившая себя единственной обладательницей Тайны, а в особенности не подозревавшая о более совершенном открытии, как раз не вооружилась легендарным мидийским огнем, огнем жидким и морским, некогда употребленным ею для воспламенения судов. Взрывчатому огню Гибреаса, воссоздавшему его, она могла противопоставить лишь золотое оружие Воинов, клювообразные груди конницы, копья, луки, дротики, мечи, палицы, секиры, закругленные щиты и чешуйчатые кольчуги, и, наконец, зрелище бичей, бичей и бичей, потрясаемых неутомимыми руками. Чтобы не быть побежденной, она надвигалась на Православных и Зеленых тяжелой глыбой своего войска, оцепляла их яростно и смело, горя безумным желанием раздавить их несмотря ни на что - и обессилить навсегда.
Копья Миртаитов коснулись груди Зеленых, дротики Буккелариев притупились в свалке с Православными. Поспешно защелкали издали бичи. Зеленые, несшие трубы, сомкнулись, задвигались. К льняному, пропитанному маслом фитилю, приблизили курильницу, и он воспламенился. Несколько секунд протекло жутких и безмолвных. Не имевшие труб проталкивались назад, подобно острым угрозам простирая над головами свое быстрое, пронзающее оружие. Затем последовали глухие взрывы, одни короткие, другие там, и легкий дым вылетал из труб Гибреаса! Но тут случилось нечто непонятное! Гроздьями валились Зеленые, странным образом сами поражаемые снарядами труб вместо войск Базилевса, которые при виде этого оцепенели. Трубы разрывались, обломки летели из рук Зеленых, увечили их лица, точно спелые арбузы размозжали черепа. Осколки почти не летели дальше, словно умалилась сила порошка из трех веществ, и свинцовые шары, отлитые в глиняных формах, слабо падали на землю. Слишком ли поторопился Гибреас в сочетании составных частей, быть может, худо соразмеренных, или недостаточно верно замкнуты они были в трубах - но гремучий огонь его таял, подмоченный и выдохшийся, жалко неудавшийся в руках Зеленых, которые все почти были сражены.
Восстание тогда поколебалось. Не имевшие труб в отчаянии ринулись вперед, не понимая причин недейственности гремучего огня, на который столь уповали все они. Еще больше недоумевало - почему Православные и Зеленые прибегли к оружию, убивавшему их самих с неслыханными дотоле взрывами и грохотами - войско Константина V и устремилось, чтобы изрубить их всех.
Случилось тогда яростное сплетение бойцов, краткие схватки, поверженные тела. Акафист затихает в скрещении тяжелых палиц, простых кинжалов, золотых секир, всякого смертоубийственного оружия. Передвигаются гетерии, треугольниками врезающиеся в уцелевших Зеленых, которые отвечают со страшной силой. И, как подкошенные, падают исполинские красавцы воины с раздробленными шлемами под сплющенным клибанионом. Мозги выливаются из размозженных черепов, и потоками струится кровь из горла от единого взмаха лезвия. Вонзаются в тела стаи дротиков, с легким трепетом рассекающих короткие пространства. Копья густо протягиваются к животам, и проворные кинжалы отражают их, перерубая древко! Беспорядочно отходят Зеленые и Православные, оттесняемые к Управде, Виглинице и Евстахии, вокруг которых руки, груди, лица смыкаются в бастионы, постепенно разрушаемые непрерывным натиском войск. С высоты глубоко никнет стан Солибаса, опушенный широкой бородой. Сотни ног топчут опрокинутого Сепеоса. Гараиви, бившийся прямо под Виглиницей, держащей неизменно раскрытое Евангелие, следует за Сепеосом, братски разделяя с ним поражение, окунающее их в непроглядную тьму. Издавая прерывистые вопли, начинает растворяться бегство в опустившемся вечере, печальном и бледном - в вечере, где желтое солнце вздувает тучи, подобные овальным щитам, поднятым друг над другом в победном сиянии кичливого оружия, упившегося кровью и обагряющегося ею над пылающим городом. Голубые снова напали на отступающих Зеленых и убивали их в закоулках, ямах, на порогах лавок и домов, где те отчаянно защищались. Повсюду шла резня, беспощадная бойня, избиение поодиночке! Измятые ударами, совершенно ослепленные Сепеос и Гараиви не видели, как схватили Управду тысячи рук, сорвали его с трона, погрузившегося в груду мягких тел, разлучили с Виглиницей, все еще хранившей Евангелие, и с Евстахией, красная драгоценная лилия которой нежно мерцала в ниспадавшей ночи. Обеих уносили Зеленые и Православные, безумно пьяные угаром битвы.
Возносясь над своими спасителями, бежавшими к пустынному Лихосу, едва лишь различали они бледные звезды, теплившиеся блесками над Византией. Босфор, открывшийся с одной из высот, едва воздымал свои искрометные пучины. Словно зарницы трепетали на звездами усыпанном чреве Пропонтиды. Святая Премудрость не успевала ударять в свою симандру, но смолк трезвон монастырей и храмов Православия. Лишь симандра Святой Пречистой гудела звоном медленным и тонким, и Гибреас скорбно благословлял тихими движениями с порога нарфекса, печально качая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
За рынками начиналась долина, которая вела к Святой Премудрости, к Великому Дворцу и Ипподрому. Войско Константина V стремительно вторглось в эту долину, изрезанную длинными дорогами, криво пересеченными Дорогой Победы и оканчивавшимися небольшими форумами. Другой Акафист слился с Акафистом Православных и Зеленых, вырывавшийся из тысячи уст, тяжко и сурово предвещавший смерть, поражение, траур. А Зеленые и Православные по-прежнему бежали. Выровнялись все передние ряды, и подобно тонким органным трубам засияли в первой цепи восставших прямые трубы Гибреаса с легкими курильницами, где горели несомые огни. Одновременно опустились они по горизонтальной линии и выставили свои темнеющие дула как раз против войска Константина V, которое дрогнуло при виде необычайного зрелища лежащих труб.
Не зная, наверное, как сражаться с ними, четырехугольник, заключавший Константина V, развернутый в непредвиденные построения, передвигался позади густого фронта Маглабитов и Спафариев, в страхе выступавших колеблющимися шагами. Искусные стратагемы, свивающиеся и развивающиеся сплетения окружили восставших потоками Схолариев, Экскубиторов и Кандидатов, руководствуясь случайным расположением улиц. В непоколебимой симметрии взрывали землю Спафарокандидаты, фланкированные конницей на покрытых попоной ржавших лошадях, которых словно встревожило тройственное вещество, внедренное Гибреасом в глубину труб. Власть, до сих пор мнившая себя единственной обладательницей Тайны, а в особенности не подозревавшая о более совершенном открытии, как раз не вооружилась легендарным мидийским огнем, огнем жидким и морским, некогда употребленным ею для воспламенения судов. Взрывчатому огню Гибреаса, воссоздавшему его, она могла противопоставить лишь золотое оружие Воинов, клювообразные груди конницы, копья, луки, дротики, мечи, палицы, секиры, закругленные щиты и чешуйчатые кольчуги, и, наконец, зрелище бичей, бичей и бичей, потрясаемых неутомимыми руками. Чтобы не быть побежденной, она надвигалась на Православных и Зеленых тяжелой глыбой своего войска, оцепляла их яростно и смело, горя безумным желанием раздавить их несмотря ни на что - и обессилить навсегда.
Копья Миртаитов коснулись груди Зеленых, дротики Буккелариев притупились в свалке с Православными. Поспешно защелкали издали бичи. Зеленые, несшие трубы, сомкнулись, задвигались. К льняному, пропитанному маслом фитилю, приблизили курильницу, и он воспламенился. Несколько секунд протекло жутких и безмолвных. Не имевшие труб проталкивались назад, подобно острым угрозам простирая над головами свое быстрое, пронзающее оружие. Затем последовали глухие взрывы, одни короткие, другие там, и легкий дым вылетал из труб Гибреаса! Но тут случилось нечто непонятное! Гроздьями валились Зеленые, странным образом сами поражаемые снарядами труб вместо войск Базилевса, которые при виде этого оцепенели. Трубы разрывались, обломки летели из рук Зеленых, увечили их лица, точно спелые арбузы размозжали черепа. Осколки почти не летели дальше, словно умалилась сила порошка из трех веществ, и свинцовые шары, отлитые в глиняных формах, слабо падали на землю. Слишком ли поторопился Гибреас в сочетании составных частей, быть может, худо соразмеренных, или недостаточно верно замкнуты они были в трубах - но гремучий огонь его таял, подмоченный и выдохшийся, жалко неудавшийся в руках Зеленых, которые все почти были сражены.
Восстание тогда поколебалось. Не имевшие труб в отчаянии ринулись вперед, не понимая причин недейственности гремучего огня, на который столь уповали все они. Еще больше недоумевало - почему Православные и Зеленые прибегли к оружию, убивавшему их самих с неслыханными дотоле взрывами и грохотами - войско Константина V и устремилось, чтобы изрубить их всех.
Случилось тогда яростное сплетение бойцов, краткие схватки, поверженные тела. Акафист затихает в скрещении тяжелых палиц, простых кинжалов, золотых секир, всякого смертоубийственного оружия. Передвигаются гетерии, треугольниками врезающиеся в уцелевших Зеленых, которые отвечают со страшной силой. И, как подкошенные, падают исполинские красавцы воины с раздробленными шлемами под сплющенным клибанионом. Мозги выливаются из размозженных черепов, и потоками струится кровь из горла от единого взмаха лезвия. Вонзаются в тела стаи дротиков, с легким трепетом рассекающих короткие пространства. Копья густо протягиваются к животам, и проворные кинжалы отражают их, перерубая древко! Беспорядочно отходят Зеленые и Православные, оттесняемые к Управде, Виглинице и Евстахии, вокруг которых руки, груди, лица смыкаются в бастионы, постепенно разрушаемые непрерывным натиском войск. С высоты глубоко никнет стан Солибаса, опушенный широкой бородой. Сотни ног топчут опрокинутого Сепеоса. Гараиви, бившийся прямо под Виглиницей, держащей неизменно раскрытое Евангелие, следует за Сепеосом, братски разделяя с ним поражение, окунающее их в непроглядную тьму. Издавая прерывистые вопли, начинает растворяться бегство в опустившемся вечере, печальном и бледном - в вечере, где желтое солнце вздувает тучи, подобные овальным щитам, поднятым друг над другом в победном сиянии кичливого оружия, упившегося кровью и обагряющегося ею над пылающим городом. Голубые снова напали на отступающих Зеленых и убивали их в закоулках, ямах, на порогах лавок и домов, где те отчаянно защищались. Повсюду шла резня, беспощадная бойня, избиение поодиночке! Измятые ударами, совершенно ослепленные Сепеос и Гараиви не видели, как схватили Управду тысячи рук, сорвали его с трона, погрузившегося в груду мягких тел, разлучили с Виглиницей, все еще хранившей Евангелие, и с Евстахией, красная драгоценная лилия которой нежно мерцала в ниспадавшей ночи. Обеих уносили Зеленые и Православные, безумно пьяные угаром битвы.
Возносясь над своими спасителями, бежавшими к пустынному Лихосу, едва лишь различали они бледные звезды, теплившиеся блесками над Византией. Босфор, открывшийся с одной из высот, едва воздымал свои искрометные пучины. Словно зарницы трепетали на звездами усыпанном чреве Пропонтиды. Святая Премудрость не успевала ударять в свою симандру, но смолк трезвон монастырей и храмов Православия. Лишь симандра Святой Пречистой гудела звоном медленным и тонким, и Гибреас скорбно благословлял тихими движениями с порога нарфекса, печально качая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106