Устами жителей Сагунта Испания впервые сказала миру, что народ, умеющий умирать, не может бить рабом». Испания вновь уступает в Нумаиции, на этот раз римлянам. Вириат погибает, но не сдается… И так случалось не раз, вплоть до времен героических защитников Сарагосы, противостоявших Наполеону.
История Испании завершается еще одной «войной за освобождение»: «Это была война, которую начал 18 июля 1936 г. Франко, чтобы освободить Испанию от ее врагов и сделать ее Единой, Великой и Свободной. И во всей истории лишь один Каудильо «был непобедим». Он «положил конец преследованиям церкви, убийствам, постоянным забастовкам, которые угрожали переходом страны в руки коммунистов».
Это не карикатура. И неверно, что подобная грубая интерпретация истории свойственна лишь авторитарным режимам. И демократы также не стесняются «устранять» из истории то, что им мешает. И социалистические режимы тоже: мы это увидим.
Есть вопросы, которых не следует касаться. В Испании табу распространяется и на рассказы для самых маленьких. Конечно, Мексика и Перу были завоеваны. Но где же сказано, как они были потеряны? Где говорится об огромной испанской империи от Кубы до Манилы и Гвинеи – разве она никогда не существовала? Ни слова об уничтожении индейцев. Ни слова о работорговле. А что касается самой Испании, то испанский ребенок не узнает о том, что стало с изгнанными или силой обращенными в христианство евреями и маврами… Он не узнает, по крайней мере из официальной институциональной истории, которую ему преподают, что в 1931 г. Испания была провозглашена республикой согласно волеизъявлению ее граждан. Правда, ребенок не всегда считает эту историю своей, особенно если он каталонец, баск или галисиец, поскольку институциональная история отождествляется с историей Кастилии.
История во времена нацистов
Та функция, которую в Испании выполняет праздник, в Англии – театр и роман, в Германии принадлежит опере и кино.
Разумеется, в памяти сохраняются сформировавшиеся в детстве представления о прошлом Германии, почерпнутые из литературы: Шиллера, например, в том что касается Тридцатилетней войны, или Фихте, с его идеей о некоем изначальном предназначении немецкого народа. Но, конечно, видение-греза о величии германского средневековья, истоков Германии – это творения Рихарда Вагнера. Созданные им грандиозные спектакли укореняли в германском сознании величественный миф о Рейне.
При гитлеровском режиме происходила как бы модернизация вагнеровского спектакля.
Германское общество периода Веймарской республики – это общество, раздираемое острейшими внутренними противоречиями: между различными партиями, профсоюзами и т. д. Теперь, в гитлеровскую эпоху, кино (например, «Триумф воли», «Олимпия» Л. Рифеншталь) стремилось показать новое объединение всех немцев, независимо от их социального происхождения и места проживания. В этом кино воплощалась потребность в единении, которую приятно было ощущать немцам, не знавшим национального единства; на этот раз единение вокруг ниспосланного Провидением вождя – Гитлера.
Нацистский режим придавал особое значение кино, особенно когда дело касалось воспитания молодежи. Уже с апреля 1934 г. кёльнский гитлерюгенд начал пропаганду кино как средства воспитания. Вскоре подготовленные им кинопрограммы стали использоваться по всей стране. Министр воспитания доктор Руст организовал демонстрацию специально отобранных фильмов в германских школах. В 1936 г. 70 000 школ имели 16-миллиметровые кинопроекторы. В производство было запущено более 500 фильмов: 227 – для начальной и средней школы и 330 – для университета. С этих фильмов было сделано по 10 000 копий. Масштабы этих усилий легко оценить. Сегодня, когда аудиовизуальные средства распространены широчайшим образом, во Франции для целей образования делается лишь несколько копий с таких знаменитых фильмов, как «Смерть в Мадриде» Россифа или «1936 г. Великий поворот» Тюренна. И наверняка сегодня у нас нет еще 70 тыс. школьных кинопроекторов (т. е. по 800 на каждый департамент).
«Ничего нет лучше фильма, – отмечал д-р Руст, – чтобы заставить наши идеи проникать в школу. Фильм должен привнести туда понимание нынешних проблем, знание прошлого величия Германии и понимание Третьего рейха. Национал-социалистическое государство решительно и окончательно избрало фильм в качестве инструмента распространения своей идеологии».
Из сказанного, видимо, не следует делать вывод, что в школьное преподавание не успело по-настоящему проникнуть национал-социалистское видение истории. На первый взгляд, это так, поскольку первые учебники нацистского толка появились лишь в 1937 г. и серия их была закончена к 1941 г., следовательно, ни один юный немец не изучал историю исключительно по этим учебникам. Но ведь историческое знание приобретается не только из учебников, но ведь политическое поведение и реакции определяются отнюдь не только знаниями…
Впрочем существует косвенное доказательство исключительной роли кино в Германии. После разгрома нацизма Германия не могла носить траур по обожаемому фюреру, и история XX в. была полностью исключена из преподавания. Отныне в программах речи о ней не заходило. Табу было настолько абсолютным, что, как показала анкета, самые юные «не знают, кто такой Гитлер». Запрет касался даже причин первой мировой войны. Это проявилось в том, какой взрыв ярости породили исследования Фрица Фишера. Он показал с документами в руках, что Германия и в 1914 г. лелеяла экспансионистские намерения и что гитлеровское завоевание не было исторической случайностью, осуществлением бреда человека, страдающего манией величия, но претворением в жизнь плана, который поддерживала добрая часть немецкого общества. Таким образом ставилась важнейшая проблема ответственности немецкого народа, бегство от которой и должен был означать отказ от траура по нацизму. В 60-е годы в Германии именно эта проблема стала одним из катализаторов бунта молодежи против родителей: обвинялось их поведение во время войны, их способность не видеть происходящего вокруг и таким образом уклоняться от ответственности за истребление евреев. И именно фильм внес раскол в немецкую семью. Это был фильм Э. Ляйзера «Моя борьба» («Mein Kampf»). Молодые немцы, отправлявшиеся эмансипироваться в темноту кинозалов, увидели, какие ужасы творило гестапо и даже армия в варшавском гетто или в лагерях уничтожения. Другие фильмы конца 60-х годов стали анализировать феномен массовой поддержки нацизма: «Охотничьи сцены в Нижней Баварии» Петера Фляйшмана, «Я тебя люблю, я тебя убиваю» В. Бранлера и другие. Но для того, чтобы немецкое общество совершенно открыто посмотрело в глаза всем проблемам нацистской эпохи во всей их полноте, понадобилось еще десять лет и показ по телевидению американского фильма «Холокост».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44