Вы приехали сюда с генералом таким-то...». Как, бишь, его? Никак не припомню фамилии...
— Пусть будет генерал Жоффр, — предложил Скриппс.
— Да, что-то вроде этого, — сказала официантка. — Я была сама не своя от страха. Вызвали полицию, я потребовала регистрационную книгу. «Увидите, — говорю, — что я записана вместе с матерью». Пришли полицейские, и портье принес книгу. «Вот смотрите, мадемуазель. Вы записаны тут с этим генералом, с ним и приехали вчера вечером в нашу гостиницу». Я была в отчаянии. Наконец, вспомнила, где находится парикмахерская. Послали за парикмахером. Ажан привел его в гостиницу. «Я вчера заходила к вам со своей матерью, — сказала я парикмахеру. — И мать купила у вас флакон нюхательной соли». «Я хорошо вас помню, мадемуазель, — отвечал парикмахер. — Но вы были не с матерью. Вы были с пожилым французским генералом. И он, кажется, купил щипчики для усов. Во всяком случае, покупка записана в моих книгах, можно уточнить». Я себя не помнила от горя. Тем временем полицейские привели извозчика, который доставил нас от вокзала в гостиницу. Он тоже клялся, что я была не с матерью... Ну как, не надоела вам моя история?
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Скриппс. — Если бы вы только знали, как трудно найти хороший сюжет!
— Ну, — сказала официантка, — да это почти и все. С тех пор я больше никогда не видела мамы. Обратилась в посольство, но и там ничем не могли помочь. Правда, в конце концов они установили, что Ламанш я переплыла вместе с нею, но большего добиться не удалось. — На глазах немолодой официантки выступили слезы. — Так я больше и не видела своей мамочки. Никогда. Ни разу.
— Ну, а что генерал?
— В конечном итоге он одолжил мне сто франков — деньги небольшие, даже по тому времени. Я поехала в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.
— Да нет, наверно, не вся, — усомнился Скриппс. — Голову даю наотрез, что не вся.
— Знаете, иногда и мне так кажется, — согласилась официантка. — Я чувствую, что это далеко не все. Должно же быть какое-то пояснение наконец. Сама не знаю, почему эта история сегодня с самого утра не идет у меня из головы.
— Хорошо, что вы сбросили с души этот груз, — сказал Скриппс.
— Да, — усмехнулась официантка, и морщинки на ее лице разгладились. — Даже как-то легче стало.
— Скажите, — спросил ее Скриппс, — не найдется ли в вашем городе для нас с пичугой какой-нибудь работы?
— Честной? — спросила официантка. — Я знаю только о такой.
— Да, честной, — подтвердил Скриппс.
— Я слышала, требуются рабочие на новую помповую фабрику, — сказала официантка.
В самом деле, почему бы ему не попробовать делать что-нибудь руками? Работал же ими Роден. Вон и Сезанн был мясником. А Ренуар — плотником. Пикассо в детстве работал на табачной фабрике. Гилберт Стюарт — тот самый, что нарисовал знаменитые портреты Вашингтона, репродукции которых висят теперь в каждом классе любой американской школы, — Гилберт Стюарт был когда-то кузнецом. А еще Эмерсон... — подручный у маляра. Джеймс Рассел Лоуэлл, как слышал Скриппс, в молодости служил телеграфистом. Как тот парень на станции. И кто знает, может, и он, этот местный телеграфист, уже пишет свой «Thanatopsis» [«Размышления о смерти» — поэма американского поэта У.К.Врайэнта (1794-1878), до сих пор являющаяся одной из самых известные американских поэм] или это, «Водяным птицам» [его же стихотворение]. Почему бы тогда и ему, Скриппсу О'Нилу, не поступить на помповую фабрику?
— Вы еще зайдете? — спросила официантка.
— Если позволите.
— И пташку свою тоже приносите.
— Хорошо, — сказал Скриппс. — А сегодня она, бедняга, устала. Право, ночь выпала нелегкая, особенно для нее.
— Еще бы! — согласилась официантка.
Скриппс снова вышел на улицу. В голове у него окончательно прояснилось, и он чувствовал себя готовым к новой жизни. Помповая фабрика — это тебе не фунт изюму! Помпы теперь везде нужны. На Уолл-стрите в Нью-Йорке люди каждый божий день наживают и теряют на помпах целые состояния. Скриппс сам слышал об одном таком — меньше чем за полчаса он сорвал на этих помпах куш в добрых полмиллиона. Уж они-то знают, откуда ветер дует, эти великие дельцы с Уолл-стрита.
Оказавшись на улице, он оглянулся на вывеску. «Кус на любой вкус». Хорошая приманка, ничего не скажешь. Правда ли, что у них поваром негр? Один раз, когда окошечко на кухню осталось приоткрытым, ему на миг показалось, будто там мелькнуло что-то черное. А может, повар просто вымазался возле плиты?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ»
И я торжественно заявляю, что не имел ни малейшего намерения кого-либо опорочить или очернить, ибо, хотя все тут доподлинно списано с книги природы и вряд ли найдется хоть один персонаж или событие, взятые не из моих собственных наблюдений и опыта, я постарался всячески затемнить выведенные образы различными обстоятельствами, ложными приметами и красками, так чтобы сквозь них не проглядывали подлинные приметы времени, а если они и проглядывают. то разве только там, где изображаемый порок настолько незначителен, что кажется выдумкой, над которой и сам прототип может посмеяться вместе со всеми.
Генри Филдинг.
1
Скриппс пошел искать место. Честное слово, ему не повредит поработать своими руками. От закусочной он двинулся мимо парикмахерской Маккарти. Заходить туда он не стал. Выглядела парикмахерская так же заманчиво, как и раньше, но Скриппсу в первую очередь нужна была работа. Он резко свернул за угол и очутился на главной улице Петоски. Красивая широкая улица, по обеим сторонам кирпичные и каменные дома. Улица привела Скриппса к той части города, где находилась помповая фабрика. Он растерянно остановился у входа. А в самом ли деле это помповая фабрика? Правда, рабочие непрерывно выносили оттуда помпы и ставили их на снег, а потом обдавали водой из ведер, чтобы они покрылись ледяной коркой, которая защитит их от зимней непогоды не хуже любой краски. А вправду ли это помпы? Может, тут какой-нибудь подвох? Эти помповые дельцы — известные бестии.
— Послушайте! — обратился Скриппс к одному из рабочих, который поливал водой еще не обсохшее, только что вынесенное новенькое изделие, стоявшее на снегу как бы в молчаливом протесте. — Это помпы?
— Со временем будут помпы, — сказал рабочий. Скриппс наконец удостоверился в том, что это-таки помповая фабрика. Его не проведешь. Он пошел к дверям. На них висела табличка:
ВХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ. ВАМ ТОЖЕ.
«И мне?» — подумал Скриппс. Потом постучал и вошел.
— Я хотел бы поговорить с управляющим, — сказал он, стоя в темноте.
Мимо него сновали рабочие с новыми, еще не обработанными насосами на плечах. Они мурлыкали обрывки каких-то песен. Рычаги гремели, словно протестуя. На некоторых помпах рычагов не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Пусть будет генерал Жоффр, — предложил Скриппс.
— Да, что-то вроде этого, — сказала официантка. — Я была сама не своя от страха. Вызвали полицию, я потребовала регистрационную книгу. «Увидите, — говорю, — что я записана вместе с матерью». Пришли полицейские, и портье принес книгу. «Вот смотрите, мадемуазель. Вы записаны тут с этим генералом, с ним и приехали вчера вечером в нашу гостиницу». Я была в отчаянии. Наконец, вспомнила, где находится парикмахерская. Послали за парикмахером. Ажан привел его в гостиницу. «Я вчера заходила к вам со своей матерью, — сказала я парикмахеру. — И мать купила у вас флакон нюхательной соли». «Я хорошо вас помню, мадемуазель, — отвечал парикмахер. — Но вы были не с матерью. Вы были с пожилым французским генералом. И он, кажется, купил щипчики для усов. Во всяком случае, покупка записана в моих книгах, можно уточнить». Я себя не помнила от горя. Тем временем полицейские привели извозчика, который доставил нас от вокзала в гостиницу. Он тоже клялся, что я была не с матерью... Ну как, не надоела вам моя история?
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Скриппс. — Если бы вы только знали, как трудно найти хороший сюжет!
— Ну, — сказала официантка, — да это почти и все. С тех пор я больше никогда не видела мамы. Обратилась в посольство, но и там ничем не могли помочь. Правда, в конце концов они установили, что Ламанш я переплыла вместе с нею, но большего добиться не удалось. — На глазах немолодой официантки выступили слезы. — Так я больше и не видела своей мамочки. Никогда. Ни разу.
— Ну, а что генерал?
— В конечном итоге он одолжил мне сто франков — деньги небольшие, даже по тому времени. Я поехала в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.
— Да нет, наверно, не вся, — усомнился Скриппс. — Голову даю наотрез, что не вся.
— Знаете, иногда и мне так кажется, — согласилась официантка. — Я чувствую, что это далеко не все. Должно же быть какое-то пояснение наконец. Сама не знаю, почему эта история сегодня с самого утра не идет у меня из головы.
— Хорошо, что вы сбросили с души этот груз, — сказал Скриппс.
— Да, — усмехнулась официантка, и морщинки на ее лице разгладились. — Даже как-то легче стало.
— Скажите, — спросил ее Скриппс, — не найдется ли в вашем городе для нас с пичугой какой-нибудь работы?
— Честной? — спросила официантка. — Я знаю только о такой.
— Да, честной, — подтвердил Скриппс.
— Я слышала, требуются рабочие на новую помповую фабрику, — сказала официантка.
В самом деле, почему бы ему не попробовать делать что-нибудь руками? Работал же ими Роден. Вон и Сезанн был мясником. А Ренуар — плотником. Пикассо в детстве работал на табачной фабрике. Гилберт Стюарт — тот самый, что нарисовал знаменитые портреты Вашингтона, репродукции которых висят теперь в каждом классе любой американской школы, — Гилберт Стюарт был когда-то кузнецом. А еще Эмерсон... — подручный у маляра. Джеймс Рассел Лоуэлл, как слышал Скриппс, в молодости служил телеграфистом. Как тот парень на станции. И кто знает, может, и он, этот местный телеграфист, уже пишет свой «Thanatopsis» [«Размышления о смерти» — поэма американского поэта У.К.Врайэнта (1794-1878), до сих пор являющаяся одной из самых известные американских поэм] или это, «Водяным птицам» [его же стихотворение]. Почему бы тогда и ему, Скриппсу О'Нилу, не поступить на помповую фабрику?
— Вы еще зайдете? — спросила официантка.
— Если позволите.
— И пташку свою тоже приносите.
— Хорошо, — сказал Скриппс. — А сегодня она, бедняга, устала. Право, ночь выпала нелегкая, особенно для нее.
— Еще бы! — согласилась официантка.
Скриппс снова вышел на улицу. В голове у него окончательно прояснилось, и он чувствовал себя готовым к новой жизни. Помповая фабрика — это тебе не фунт изюму! Помпы теперь везде нужны. На Уолл-стрите в Нью-Йорке люди каждый божий день наживают и теряют на помпах целые состояния. Скриппс сам слышал об одном таком — меньше чем за полчаса он сорвал на этих помпах куш в добрых полмиллиона. Уж они-то знают, откуда ветер дует, эти великие дельцы с Уолл-стрита.
Оказавшись на улице, он оглянулся на вывеску. «Кус на любой вкус». Хорошая приманка, ничего не скажешь. Правда ли, что у них поваром негр? Один раз, когда окошечко на кухню осталось приоткрытым, ему на миг показалось, будто там мелькнуло что-то черное. А может, повар просто вымазался возле плиты?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ»
И я торжественно заявляю, что не имел ни малейшего намерения кого-либо опорочить или очернить, ибо, хотя все тут доподлинно списано с книги природы и вряд ли найдется хоть один персонаж или событие, взятые не из моих собственных наблюдений и опыта, я постарался всячески затемнить выведенные образы различными обстоятельствами, ложными приметами и красками, так чтобы сквозь них не проглядывали подлинные приметы времени, а если они и проглядывают. то разве только там, где изображаемый порок настолько незначителен, что кажется выдумкой, над которой и сам прототип может посмеяться вместе со всеми.
Генри Филдинг.
1
Скриппс пошел искать место. Честное слово, ему не повредит поработать своими руками. От закусочной он двинулся мимо парикмахерской Маккарти. Заходить туда он не стал. Выглядела парикмахерская так же заманчиво, как и раньше, но Скриппсу в первую очередь нужна была работа. Он резко свернул за угол и очутился на главной улице Петоски. Красивая широкая улица, по обеим сторонам кирпичные и каменные дома. Улица привела Скриппса к той части города, где находилась помповая фабрика. Он растерянно остановился у входа. А в самом ли деле это помповая фабрика? Правда, рабочие непрерывно выносили оттуда помпы и ставили их на снег, а потом обдавали водой из ведер, чтобы они покрылись ледяной коркой, которая защитит их от зимней непогоды не хуже любой краски. А вправду ли это помпы? Может, тут какой-нибудь подвох? Эти помповые дельцы — известные бестии.
— Послушайте! — обратился Скриппс к одному из рабочих, который поливал водой еще не обсохшее, только что вынесенное новенькое изделие, стоявшее на снегу как бы в молчаливом протесте. — Это помпы?
— Со временем будут помпы, — сказал рабочий. Скриппс наконец удостоверился в том, что это-таки помповая фабрика. Его не проведешь. Он пошел к дверям. На них висела табличка:
ВХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ. ВАМ ТОЖЕ.
«И мне?» — подумал Скриппс. Потом постучал и вошел.
— Я хотел бы поговорить с управляющим, — сказал он, стоя в темноте.
Мимо него сновали рабочие с новыми, еще не обработанными насосами на плечах. Они мурлыкали обрывки каких-то песен. Рычаги гремели, словно протестуя. На некоторых помпах рычагов не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19