Он, вероятно, все время пил, но, по-видимому, держал себя в руках.
— Я слышала, Джейк, что Кон избил вас? — сказала Брет.
— Нет. Сшиб меня с ног. Только всего.
— Но он избил Педро Ромеро, — сказала Брет. — Он сильно избил его.
— Как он?
— Ничего, обойдется. Он не хочет выходить из комнаты.
— А как он выглядит?
— Плохо. Он сильно избит. Я сказала ему, что уйду на минутку повидаться с вами.
— Он будет выступать?
— Конечно. Я пойду с вами, если вы ничего не имеете против.
— Как поживает твой дружок? — спросил Майкл. Он не слышал ни слова из того, что говорила Брет. — Брет завела себе матадора, — сказал он. — У нее был еврей, по имени Кон, но он оказался негодным.
Брет встала.
— Я не стану слушать такую чушь, Майкл.
— Как поживает твой дружок?
— Отлично, — сказала Брет. — Увидишь его сегодня на арене.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Красавчика матадора.
— Проводите меня, пожалуйста, Джейк. Мне нужно поговорить с вами.
— Расскажи ему про своего матадора, — сказал Майкл. — К черту твоего матадора! — Он так двинул столик, что кружки пива и блюдо креветок с грохотом полетели на пол.
— Пошли, — сказала Брет. — Уйдем отсюда.
Пробираясь сквозь толпу на площади, я спросил:
— Ну как?
— После завтрака я не увижу его до самого боя. Придут его друзья одевать его. Он говорит, что они очень сердятся из-за меня.
Брет сияла. Она была счастлива. Солнце сверкало, день стоял ясный.
— Я точно переродилась, — сказала Брет. — Ты себе представить не можешь, Джейк.
— Тебе что-нибудь нужно от меня?
— Нет, только пойдем со мной в цирк.
— За завтраком увидимся?
— Нет. Я с ним буду завтракать.
Мы стояли под аркадой у подъезда отеля. Из отеля выносили столики и ставили их под аркадой.
— Хочешь пройтись по парку? — спросила Брет. — Я не хочу возвращаться в отель. Он, вероятно, спит.
Мы прошли мимо театра, до конца площади, потом миновали ярмарку, двигаясь вместе с толпой между рядами ларьков и балаганов. Потом свернули на улицу, которая вела к Пасео-де-Сарасате. Мы увидели публику в парке — сплошь элегантно одетые люди. Они прогуливались по кругу в дальнем конце парка.
— Только не туда, — сказала Брет. — Мне сейчас не хочется, чтобы на меня глазели.
Мы стояли под ярким солнцем. День выдался жаркий и ясный после дождя и туч с моря.
— Надеюсь, ветер уляжется, — сказала Брет. — А то это плохо для него.
— И я надеюсь.
— Он говорит, что быки хорошие.
— Хорошие.
— Это часовня святого Фермина?
Брет смотрела на желтую стену часовни.
— Да. Отсюда в воскресенье началась процессия.
— Зайдем. Хочешь? Я бы помолилась за него, да и вообще.
Мы вошли в обитую кожей тяжелую, но легко поддавшуюся дверь. Внутри было темно. Молящихся собралось много. Их стало видно, когда глаза привыкли к полумраку. Мы стали рядом на колени у одной из длинных деревянных скамей. Немного погодя я почувствовал, что Брет выпрямилась, и увидел, что она смотрит прямо перед собой.
— Уйдем, — хрипло прошептала она. — Выйдем отсюда. На меня это очень действует.
Когда мы вышли на жаркую, залитую солнцем улицу, Брет поглядела на качающиеся от ветра верхушки деревьев. Молитва, видимо, не успокоила ее.
— Не знаю, почему я так нервничаю в церкви, — сказала Брет. — Никогда мне не помогает.
Мы пошли дальше.
— Не гожусь я для религиозного настроения, — сказала Брет. — Лицо неподходящее.
— Знаешь, — помолчав, сказала Брет, — я совсем за него не волнуюсь. Я просто радуюсь за него.
— Это хорошо.
— Но лучше бы все-таки, чтобы ветер улегся.
— Может быть, к пяти уляжется.
— Будем надеяться.
— Ты бы помолилась, — засмеялся я.
— Никогда мне не помогает. Никогда еще ничего не исполнилось, о чем я молилась. А у тебя?
— Ода.
— Чушь! — сказала Брет. — Хотя, может быть, у кого-нибудь так бывает. У тебя не очень набожный вид, Джейк.
— Я очень набожный.
— Чушь! — сказала Брет. — Давай сегодня без проповеди. Сегодня и так будет сумасшедший день.
Ни разу со времени ее поездки с Коном я не видел ее такой счастливой и беззаботной. Мы снова стояли перед подъездом отеля. Все столики были вынесены, и за ними уже сидели люди и ели.
— Присмотри за Майклом, — сказала Брет. — Не давай ему очень распускаться.
— Ваш друзья пошла наверху, — сказал немец-метрдотель. Он вечно подслушивал. Брет обернулась к нему.
— Благодарю вас. Вы еще что-то хотели сказать?
— Нет, мэм.
— Хорошо, — сказала Брет.
— Оставьте нам столик на троих, — сказал я немцу.
Он улыбнулся своей гнусной, румяно-белой улыбочкой.
— Мэдэм будет кушать здесь?
— Нет, — сказала Брет.
— Тогда я думиль, один столь для два довольно?
— Не разговаривай с ним, — сказала Брет. — Майкл, наверно, наскандалил, — сказала она, когда мы поднимались по лестнице. На лестнице мы встретили Монтойю. Он поклонился, но без улыбки.
— Встретимся в кафе, — сказала Брет. — Спасибо тебе, Джейк.
Мы остановились у дверей наших комнат. Брет прямо пошла дальше по коридору до номера Ромеро. Она вошла, не постучавшись. Она просто открыла дверь, вошла и притворила ее за собой.
Я постоял немного перед дверью Майкла, потом постучал. Ответа не было. Я взялся за ручку, и дверь отворилась. В комнате все было вверх дном. Чемоданы стояли раскрытые, повсюду валялась одежда. Возле кровати выстроились пустые бутылки. Майкл лежал на постели, и лицо его казалось посмертной маской, снятой с него самого. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Привет, Джейк, — сказал он очень медленно. — Я хочу соснуть. Я давно уже хо-чу со-снуть.
— Дайте я накрою вас.
— Не надо. Мне и так тепло. Не уходите. Я е-ще не сплю.
— Сейчас уснете, не расстраивайтесь, дорогой мой.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Зато еврей ее уехал.
Он повернул голову и посмотрел на меня.
— Это замечательно, правда?
— Да. А теперь спите, Майкл. Вам нужно поспать.
— Я за-сыпаю. Я хочу немного со-снуть.
Он закрыл глаза. Я вышел из комнаты и тихо притворил дверь. В моей комнате сидел Билл и читал газету.
— Ты видел Майкла?
— Да.
— Пойдем завтракать.
— Я не стану завтракать здесь. Этот немец очень хамил, когда я вел Майкла по лестнице.
— Он и с нами хамил.
— Пойдем позавтракаем в городе.
Мы спустились по лестнице. Вверх по лестнице поднималась служанка с подносом, накрытым салфеткой.
— Это Брет несут завтрак.
— И малышу, — сказал я.
На террасе под аркадой к нам подошел немец-метрдотель. Его красные щеки лоснились. Он был очень вежлив.
— Я оставляль столь для два джентльмены, — сказал он.
— Возьмите его себе, — сказал Билл. Мы перешли на другую сторону.
Мы поели в ресторане на одной из улиц, выходящих на площадь. В ресторане сидели одни мужчины. Было дымно, пьяно и шумно. Еда оказалась хорошая, вино тоже. Мы мало разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Я слышала, Джейк, что Кон избил вас? — сказала Брет.
— Нет. Сшиб меня с ног. Только всего.
— Но он избил Педро Ромеро, — сказала Брет. — Он сильно избил его.
— Как он?
— Ничего, обойдется. Он не хочет выходить из комнаты.
— А как он выглядит?
— Плохо. Он сильно избит. Я сказала ему, что уйду на минутку повидаться с вами.
— Он будет выступать?
— Конечно. Я пойду с вами, если вы ничего не имеете против.
— Как поживает твой дружок? — спросил Майкл. Он не слышал ни слова из того, что говорила Брет. — Брет завела себе матадора, — сказал он. — У нее был еврей, по имени Кон, но он оказался негодным.
Брет встала.
— Я не стану слушать такую чушь, Майкл.
— Как поживает твой дружок?
— Отлично, — сказала Брет. — Увидишь его сегодня на арене.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Красавчика матадора.
— Проводите меня, пожалуйста, Джейк. Мне нужно поговорить с вами.
— Расскажи ему про своего матадора, — сказал Майкл. — К черту твоего матадора! — Он так двинул столик, что кружки пива и блюдо креветок с грохотом полетели на пол.
— Пошли, — сказала Брет. — Уйдем отсюда.
Пробираясь сквозь толпу на площади, я спросил:
— Ну как?
— После завтрака я не увижу его до самого боя. Придут его друзья одевать его. Он говорит, что они очень сердятся из-за меня.
Брет сияла. Она была счастлива. Солнце сверкало, день стоял ясный.
— Я точно переродилась, — сказала Брет. — Ты себе представить не можешь, Джейк.
— Тебе что-нибудь нужно от меня?
— Нет, только пойдем со мной в цирк.
— За завтраком увидимся?
— Нет. Я с ним буду завтракать.
Мы стояли под аркадой у подъезда отеля. Из отеля выносили столики и ставили их под аркадой.
— Хочешь пройтись по парку? — спросила Брет. — Я не хочу возвращаться в отель. Он, вероятно, спит.
Мы прошли мимо театра, до конца площади, потом миновали ярмарку, двигаясь вместе с толпой между рядами ларьков и балаганов. Потом свернули на улицу, которая вела к Пасео-де-Сарасате. Мы увидели публику в парке — сплошь элегантно одетые люди. Они прогуливались по кругу в дальнем конце парка.
— Только не туда, — сказала Брет. — Мне сейчас не хочется, чтобы на меня глазели.
Мы стояли под ярким солнцем. День выдался жаркий и ясный после дождя и туч с моря.
— Надеюсь, ветер уляжется, — сказала Брет. — А то это плохо для него.
— И я надеюсь.
— Он говорит, что быки хорошие.
— Хорошие.
— Это часовня святого Фермина?
Брет смотрела на желтую стену часовни.
— Да. Отсюда в воскресенье началась процессия.
— Зайдем. Хочешь? Я бы помолилась за него, да и вообще.
Мы вошли в обитую кожей тяжелую, но легко поддавшуюся дверь. Внутри было темно. Молящихся собралось много. Их стало видно, когда глаза привыкли к полумраку. Мы стали рядом на колени у одной из длинных деревянных скамей. Немного погодя я почувствовал, что Брет выпрямилась, и увидел, что она смотрит прямо перед собой.
— Уйдем, — хрипло прошептала она. — Выйдем отсюда. На меня это очень действует.
Когда мы вышли на жаркую, залитую солнцем улицу, Брет поглядела на качающиеся от ветра верхушки деревьев. Молитва, видимо, не успокоила ее.
— Не знаю, почему я так нервничаю в церкви, — сказала Брет. — Никогда мне не помогает.
Мы пошли дальше.
— Не гожусь я для религиозного настроения, — сказала Брет. — Лицо неподходящее.
— Знаешь, — помолчав, сказала Брет, — я совсем за него не волнуюсь. Я просто радуюсь за него.
— Это хорошо.
— Но лучше бы все-таки, чтобы ветер улегся.
— Может быть, к пяти уляжется.
— Будем надеяться.
— Ты бы помолилась, — засмеялся я.
— Никогда мне не помогает. Никогда еще ничего не исполнилось, о чем я молилась. А у тебя?
— Ода.
— Чушь! — сказала Брет. — Хотя, может быть, у кого-нибудь так бывает. У тебя не очень набожный вид, Джейк.
— Я очень набожный.
— Чушь! — сказала Брет. — Давай сегодня без проповеди. Сегодня и так будет сумасшедший день.
Ни разу со времени ее поездки с Коном я не видел ее такой счастливой и беззаботной. Мы снова стояли перед подъездом отеля. Все столики были вынесены, и за ними уже сидели люди и ели.
— Присмотри за Майклом, — сказала Брет. — Не давай ему очень распускаться.
— Ваш друзья пошла наверху, — сказал немец-метрдотель. Он вечно подслушивал. Брет обернулась к нему.
— Благодарю вас. Вы еще что-то хотели сказать?
— Нет, мэм.
— Хорошо, — сказала Брет.
— Оставьте нам столик на троих, — сказал я немцу.
Он улыбнулся своей гнусной, румяно-белой улыбочкой.
— Мэдэм будет кушать здесь?
— Нет, — сказала Брет.
— Тогда я думиль, один столь для два довольно?
— Не разговаривай с ним, — сказала Брет. — Майкл, наверно, наскандалил, — сказала она, когда мы поднимались по лестнице. На лестнице мы встретили Монтойю. Он поклонился, но без улыбки.
— Встретимся в кафе, — сказала Брет. — Спасибо тебе, Джейк.
Мы остановились у дверей наших комнат. Брет прямо пошла дальше по коридору до номера Ромеро. Она вошла, не постучавшись. Она просто открыла дверь, вошла и притворила ее за собой.
Я постоял немного перед дверью Майкла, потом постучал. Ответа не было. Я взялся за ручку, и дверь отворилась. В комнате все было вверх дном. Чемоданы стояли раскрытые, повсюду валялась одежда. Возле кровати выстроились пустые бутылки. Майкл лежал на постели, и лицо его казалось посмертной маской, снятой с него самого. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Привет, Джейк, — сказал он очень медленно. — Я хочу соснуть. Я давно уже хо-чу со-снуть.
— Дайте я накрою вас.
— Не надо. Мне и так тепло. Не уходите. Я е-ще не сплю.
— Сейчас уснете, не расстраивайтесь, дорогой мой.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Зато еврей ее уехал.
Он повернул голову и посмотрел на меня.
— Это замечательно, правда?
— Да. А теперь спите, Майкл. Вам нужно поспать.
— Я за-сыпаю. Я хочу немного со-снуть.
Он закрыл глаза. Я вышел из комнаты и тихо притворил дверь. В моей комнате сидел Билл и читал газету.
— Ты видел Майкла?
— Да.
— Пойдем завтракать.
— Я не стану завтракать здесь. Этот немец очень хамил, когда я вел Майкла по лестнице.
— Он и с нами хамил.
— Пойдем позавтракаем в городе.
Мы спустились по лестнице. Вверх по лестнице поднималась служанка с подносом, накрытым салфеткой.
— Это Брет несут завтрак.
— И малышу, — сказал я.
На террасе под аркадой к нам подошел немец-метрдотель. Его красные щеки лоснились. Он был очень вежлив.
— Я оставляль столь для два джентльмены, — сказал он.
— Возьмите его себе, — сказал Билл. Мы перешли на другую сторону.
Мы поели в ресторане на одной из улиц, выходящих на площадь. В ресторане сидели одни мужчины. Было дымно, пьяно и шумно. Еда оказалась хорошая, вино тоже. Мы мало разговаривали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53