– Ну как, мы готовы? – нетерпеливо спросила Сондра.
Вместо ответа Старый Том первым направился в сторону бального зала.
– Это место о многом мне напоминает, – продолжал он вспоминать. – В годы депрессии здесь за пятьдесят центов можно было отлично пообедать курятиной. По воскресеньям полгорода обедало здесь. А в годы сухого закона в баре подавали только содовую воду.
Он замедлил шаги в широком коридоре, ведущем в зал. Стены его были увешаны старыми картами, планами серебряных рудников и фотографиями Аспена тех времен.
– Этот отель все так же хорош, как в дни моего отца, – с удовольствием констатировал старик. – Отец мог многое рассказать о тех временах, когда сам Джером Уиллер ходил по этим коридорам. – Он повернулся к Беннону. – Не знаю, рассказывал ли я тебе, как твой дед однажды не побоялся явиться в личные апартаменты Уиллера? Тот только что пообедал в компании гостей, все мирно попивали кофе с ликером и курили сигары. Там же, в столовой, под огромной сверкающей огнями люстрой твой дед не побоялся отстаивать права бедной вдовы и пригрозил Уиллеру судом...
– Да, отец, ты мне уже рассказывал эту историю, – осторожно перебил старика Беннон.
– И не один раз, – проворчала под нос Сондра, но тут же, взглянув на Беннона, поспешила улыбнуться.
– Что ж, может, и говорил, – согласился Старый Том и остановился перед увеличенной фотографией. – Взгляни, сынок, на эту толстуху в большой шляпе с зонтом. – На лице его появилась хитрая улыбка. – Тот, кто снимал ее, не знал, что увековечивает содержательницу самого известного и дорогого борделя в городе. Об этом узнали, когда фотография уже достаточно долго провисела здесь и ее каждый видел.
– А как ты об этом узнал, отец? Ведь тебя небось и на свете еще не было? – нахмурившись, удивленно спросил Беннон.
Ему показалось, что под загаром лицо отца чуть порозовело.
– Мне твой дедушка рассказывал. Он... хм... кажется, защищал пару раз ее девиц в суде. – Старик лукаво посмотрел на сына. – Ему неплохо тогда заплатили. – Он снова продолжал свой путь по коридору, даже не заметив, как застыла в позе неодобрения Сондра. – Не скрою, мне самому приходила в голову мысль, как должна смотреть на мужчину женщина, если знает, что у него в карманах полно денег? Или что она может ему дать, когда он швырнет ей тысячедолларовую бумажку? Или еще: получит ли он за свою тысячу больше, чем другой за свои десять долларов? А расплатившись, что он чувствует? Что игра стоила свеч?
Старик умолк и призадумался.
Бросив на Сондру несколько озадаченный взгляд, Беннон пробормотал:
– Пожалуй, сегодня старик настроен на философский лад.
– Я это заметила, – ответила Сондра, остановив на Бенноне долгий взгляд своих темных глаз. Он никогда не мог понять, что таится в ее взгляде, что она думает, когда так смотрит на него. Чувство недосказанности не покидало его даже в минуты их наибольшей близости.
Он, в свою очередь, посмотрел на Сондру, на ее платиновые волосы, гладко откинутые со лба, строгую линию губ, которые так страстно отзывались на каждое его прикосновение.
Когда он думал о своем будущем, а это случалось, в нем незримо присутствовала Сондра. Плавные движения ее рук, характерные легкие пожатия ее плеч придавали ей особую нежность. Она никогда ни о чем его не просила, не ставила ему никаких условий. Она просто была рядом, спокойная и ждущая.
В гардеробе Беннон помог Сондре снять шубку из канадского бобра и, спрятав в карман ее номерок, провел ее в бальный зал.
Кит и Джон раскланивались направо и налево, переходили от одной группки знакомых к другой, пробивались сквозь плотную толпу гостей, небрежно демонстрирующих творения модных домов Сен-Лорана, Унгаро, Лакруа, и, совершая непременный ритуал рукопожатий, легких касаний щекой, заменяющих ныне в свете привычные поцелуи, задерживались на мгновение то тут, то там и, скользя дальше, небрежно посылали воздушные поцелуи или просто взмах рукой. Покончив с этим обрядом, Джон отвел Кит туда, где она могла наконец передохнуть и, отставив недопитый бокал с потерявшим вкус шампанским, заменить его новым. До нее все еще долетали обрывки разговоров о модном курорте, пластической операции, загрязнении среды, пользе свежего воздуха, объединении двух Германий и разделе Канады.
– Это безумие какое-то, – тихо проговорила она, отпив глоток шампанского.
– Ты о чем? – удивленно поднял брови Джон.
– О чем они говорят и зачем? Сначала они боялись, что японцы скупят всю Америку, лет десять назад их пугали страны ОПЭК и арабские шейхи, теперь они, кажется, боятся немцев.
– Совершенно верно.
– Надеюсь, он уже привык, – вдруг сказала Кит, глядя на пианиста, усаживающегося за рояль, и других музыкантов, готовящих инструменты.
– Кто?
– Пианист. Ведь его никто не слушает.
– Попробуй он только умолкнуть, как сразу все услышат.
– Возможно, – Кит улыбнулась. Ее внимание уже привлекла опоздавшая пара, только что вошедшая в зал. Она сразу же узнала лысеющего, с жестким взглядом магната с Уолл-стрит. – Это Саймон Ренквист, не так ли? А эта блондинка, его дочь?
– Подружка.
– Но ей не более девятнадцати! – Поднеся бокал к губам, Кит следила за парой, глядя поверх края бокала. Между ними тридцать лет разницы, не меньше, подумала она. – Что их может объединить, черт возьми?
– Не будь смешной! – Джон посмотрел на нее долгим взглядом.
– Я не притворяюсь, поверь. – Но Кит самой стало смешно от нелепости своего вопроса.
А Джон, улыбаясь, уже поднял бокал в ответ на приветствие Джека Николсона, а затем отпил шампанского.
– Чертовски хочется выкурить сигарету, – пробормотал он, отлично зная, что это невозможно, ибо в зале никто не курил.
– Чтобы заработать рак? Не испытывай судьбу, Джон. – Кит посмотрела на него с упреком. – Лично мне чертовски хочется есть.
– Нет ничего проще, – воскликнул Джон и поманил одного из официантов с подносом на поднятой руке.
– Леди голодна, – сказал он, указав на Кит.
– Мадам. – Загорелый малый протянул ей блюдо с бутербродами и блинчиками с икрой.
Кит колебалась.
– Господи, почему мамаши твердят нам, что в перчатках есть не полагается?
Джон молча выбрал для Кит блинчик с икрой и поднес к ее рту. Глаза его озорно светились, он с явным удовольствием предвкушал все, что будет дальше. Кит послушно открыла рот, собираясь откусить кусочек, но весь блин вдруг оказался у нее во рту. И хотя ей тоже было смешно, она испугалась, что шутка может окончиться плохо. С трудом она все же проглотила едва пережеванный блинчик.
– Это плохая шутка, – все еще смеясь, вытерла она уголки рта салфеткой.
– Зато было чертовски вкусно, не так ли? – улыбался Джон.
– М-м, восхитительно, – согласилась Кит, облизывая губы. – Настоящая, зернистая, без обмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104