«Руки прочь от телячьих ножек!» На некоторых плакатах пылали слова: «Ты записался в убийцы?!» Часть воззваний были заляпаны красновато-бурой краской, по крайней мере хотелось думать, что это краска.
Одно лицо в толпе я узнала. Миссис Брюквус, церковная органистка, известная своей воинственной позицией по самым разнообразным вопросам. Например, пару лет назад миссис Брюквус организовала кампанию против любителей меха, а также собирала подписи с требованием к королеве отправить миссионеров на Марс, чтобы обратить в истинную веру инопланетян, и снести Тауэр, поскольку сей исторический памятник прославляет кровавое и варварское прошлое нации. Не обращая внимания на пылающий гневом взгляд, я решительно двинулась вперед навстречу песне. «Старый Макдональд коровок убил», – выводил хор, сопровождая слова подвываниями (видимо, призванными отражать чувства бедных теляток, которые осознали, что их держат не только для украшения пастбищ). Столь живописную особу, с которой я чуть не столкнулась, трудно было не заметить. Ее длинные, некогда темно-русые волосы теперь представляли собой чередующиеся ярко-розовые и ядовито-зеленые пряди. А глаза Доун, дочь Фриззи Таффер, подвела так, что обзавидовалась бы сама Клеопатра. На ее плакатике довольно криво было начертано: «Свободу устрицам!»
– Привет, Доун! – сказала я как ни в чем не бывало. – А ты разве не должна быть в школе?
– О, здравствуйте, миссис Хаскелл. – На лице девицы появилось смешанное выражение смущения и вызова. Она опустила плакат, едва не выколов глаз стоящему сзади мужчине. – Решила пропустить последний урок. Терпеть не могу географию – скука смертная. Зачем учить всю эту чепуху, если то, что тебе надо, всегда можно узнать в туристических агентствах. Ни в одном учебнике не написано, что зимой в Риме на загар рассчитывать нечего, а уж где в Испании можно повеселиться, вообще молчок. Тоже мне наука! – Она презрительно фыркнула. – И, кстати, мне совершенно наплевать, наябедничаете вы моим предкам или нет. Могут сколько угодно запирать меня и сажать на хлеб с водой. За убеждения, знаете ли, надо бороться! – Доун победоносно сощурила обведенные черной краской глаза.
Спорить с ней было бессмысленно. Юная Доун давно уже решила, кем станет, когда вырастет, – великомученицей. Но пока она была всего лишь девчонкой, и, несмотря на ее глупости, я ее любила. И кляузничать Фриззи не собиралась, но посоветовала Доун самой во всем признаться, прежде чем кто-нибудь, а это случится непременно, проболтается. Она проводила меня задумчивым взглядом, я же обогнула толпу и взбежала по ступеням.
Вход в «Абигайль» выглядел так же, как и всегда, величественным и манящим. Мне нравился узкий холл с полосатыми обоями в стиле эпохи Регентства и раздвижным столом восемнадцатого века, который заменял конторку портье. Нравился завиток перил в конце лестницы, похожий на атласно-гладкую кудряшку девичьих волос. Но больше всего нравился человек, который сейчас шел мне навстречу.
– Я думал, Фредди убедил тебя уехать домой.
Бен грустно улыбнулся и сунул руки в карманы.
– Никто и ничто не сможет удержать меня вдали от тебя! – провозгласила я, швырнув сумку на пол и сдернув с себя кофту.
– Что такое? – Бен озадаченно вскинул бровь. – Ты явилась поэксплуатировать меня сейчас, когда я нахожусь в отчаянном положении?
– Не говори ерунды! – лицемерно возмутилась я. – Просто мне вдруг стало жарко.
Я обхватила его за шею, и мы слились в долгом и страстном поцелуе. Это было одно из самых волнующих наших объятий за долгие-долгие годы. Из недр моего существа словно вырвался неведомый зверь. Такое произошло лишь однажды – когда родились Эбби и Тэм. Первобытный инстинкт защитницы захлестнул меня. Тот самый инстинкт, что позволяет женщинам перескакивать одним махом через здания и одной рукой расшвыривать грузовики, когда их чада в опасности. Женщинам, как и мужчинам, известно, что такое боевой дух, вот только мы умело маскируем его фартуками и кружевными ночнушками.
– И пусть, пусть они смотрят, – прошептала я, отрываясь, чтобы отдышаться, и сплетая пальцы на шее мужа.
Бен крепче сжал меня и запечатлел на губах еще один поцелуй.
– Я отправил всех по домам, даже Фредди.
– Выходит, здесь только мы и огромное пустое пространство? – спросила я, мигом возвратившись к реальности.
– Если не считать пикетчиков у входа.
– Милый, мне очень жаль.
– Хотел бы я, чтобы ты их не видела.
– Чушь! Что ты можешь поделать со скопищем недоумков?
– Далеко не все они недоумки, Элли, – криво усмехнулся он. – Некоторые из моих лучших друзей закоренелые вегетарианцы.
– Во всяком случае, миссис Брюквус самая настоящая чокнутая!
Мой яростный возглас Бен заглушил поцелуем, но потом задал-таки вопрос, которого я ждала и страшилась:
– Так о чем ты хотела со мной поговорить, дорогая? Фредди донес, что ты была сама не своя.
– Собиралась рассказать о заседании нашего Домашнего Очага, точнее, о том, что произошло. – Губы мои дрогнули, но взгляд остался тверд. – Женева Миллер решила показать мне кабинет. Мы открыли дверь и… увидели опрокинутую стремянку, а на полу мертвую миссис Гигантс.
– Боже мой, Элли! – Бен ласково погладил меня по волосам. – Какой ужас! И что же случилось?
– Не знаю. – Я подняла голову и тут же утешилась, встретив любящий взгляд. – Проведут вскрытие и, наверное, дознание, если окажется, что причиной смерти послужило падение, а не что-то другое, связанное со здоровьем, типа насморка или чего-нибудь столь же мгновенного.
– Кто-нибудь слышал звук падения? – Бен вопросительно поднял брови. – «Высокие трубы» – не такой уж большой дом.
– Собаки то и дело лаяли, – подумав, ответила я, – или она упала, когда Джонас включил электрическую пилу. Я попросила его взглянуть на старое дерево в саду сестер Миллер, ну а он, конечно же, потребовал инструменты. Неугомонный старик! А уж пока визжала пила, мы собственных голосов не слышали, не то что шума в другой комнате.
– Но все-таки это случилось именно во время вашего заседания?
– Да, наверное, – с сомнением ответила я. – Хотя, возможно, и раньше. Но совсем незадолго, поскольку миссис Гигантс начинает работу в девять. Кто-то, то ли полицейский, то ли санитар, действительно задал Джонасу вопрос, не видел ли он чего-нибудь необычного, поскольку наш старикан большую часть времени проторчал в саду, а в кабинете огромные французские окна. Но Джонас буркнул, что не видел ничего, в том числе и этих самых окон.
– Так, – Бен обхватил ладонями мое лицо, – по-моему, нам надо подкрепиться и выпить в спокойной обстановке. У тебя нет дома срочных дел?
– Нет, Эбби с Тэмом у Фриззи.
– Отлично. Давай отправляйся приводить себя в порядок, а я пока сварганю что-нибудь достойное тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Одно лицо в толпе я узнала. Миссис Брюквус, церковная органистка, известная своей воинственной позицией по самым разнообразным вопросам. Например, пару лет назад миссис Брюквус организовала кампанию против любителей меха, а также собирала подписи с требованием к королеве отправить миссионеров на Марс, чтобы обратить в истинную веру инопланетян, и снести Тауэр, поскольку сей исторический памятник прославляет кровавое и варварское прошлое нации. Не обращая внимания на пылающий гневом взгляд, я решительно двинулась вперед навстречу песне. «Старый Макдональд коровок убил», – выводил хор, сопровождая слова подвываниями (видимо, призванными отражать чувства бедных теляток, которые осознали, что их держат не только для украшения пастбищ). Столь живописную особу, с которой я чуть не столкнулась, трудно было не заметить. Ее длинные, некогда темно-русые волосы теперь представляли собой чередующиеся ярко-розовые и ядовито-зеленые пряди. А глаза Доун, дочь Фриззи Таффер, подвела так, что обзавидовалась бы сама Клеопатра. На ее плакатике довольно криво было начертано: «Свободу устрицам!»
– Привет, Доун! – сказала я как ни в чем не бывало. – А ты разве не должна быть в школе?
– О, здравствуйте, миссис Хаскелл. – На лице девицы появилось смешанное выражение смущения и вызова. Она опустила плакат, едва не выколов глаз стоящему сзади мужчине. – Решила пропустить последний урок. Терпеть не могу географию – скука смертная. Зачем учить всю эту чепуху, если то, что тебе надо, всегда можно узнать в туристических агентствах. Ни в одном учебнике не написано, что зимой в Риме на загар рассчитывать нечего, а уж где в Испании можно повеселиться, вообще молчок. Тоже мне наука! – Она презрительно фыркнула. – И, кстати, мне совершенно наплевать, наябедничаете вы моим предкам или нет. Могут сколько угодно запирать меня и сажать на хлеб с водой. За убеждения, знаете ли, надо бороться! – Доун победоносно сощурила обведенные черной краской глаза.
Спорить с ней было бессмысленно. Юная Доун давно уже решила, кем станет, когда вырастет, – великомученицей. Но пока она была всего лишь девчонкой, и, несмотря на ее глупости, я ее любила. И кляузничать Фриззи не собиралась, но посоветовала Доун самой во всем признаться, прежде чем кто-нибудь, а это случится непременно, проболтается. Она проводила меня задумчивым взглядом, я же обогнула толпу и взбежала по ступеням.
Вход в «Абигайль» выглядел так же, как и всегда, величественным и манящим. Мне нравился узкий холл с полосатыми обоями в стиле эпохи Регентства и раздвижным столом восемнадцатого века, который заменял конторку портье. Нравился завиток перил в конце лестницы, похожий на атласно-гладкую кудряшку девичьих волос. Но больше всего нравился человек, который сейчас шел мне навстречу.
– Я думал, Фредди убедил тебя уехать домой.
Бен грустно улыбнулся и сунул руки в карманы.
– Никто и ничто не сможет удержать меня вдали от тебя! – провозгласила я, швырнув сумку на пол и сдернув с себя кофту.
– Что такое? – Бен озадаченно вскинул бровь. – Ты явилась поэксплуатировать меня сейчас, когда я нахожусь в отчаянном положении?
– Не говори ерунды! – лицемерно возмутилась я. – Просто мне вдруг стало жарко.
Я обхватила его за шею, и мы слились в долгом и страстном поцелуе. Это было одно из самых волнующих наших объятий за долгие-долгие годы. Из недр моего существа словно вырвался неведомый зверь. Такое произошло лишь однажды – когда родились Эбби и Тэм. Первобытный инстинкт защитницы захлестнул меня. Тот самый инстинкт, что позволяет женщинам перескакивать одним махом через здания и одной рукой расшвыривать грузовики, когда их чада в опасности. Женщинам, как и мужчинам, известно, что такое боевой дух, вот только мы умело маскируем его фартуками и кружевными ночнушками.
– И пусть, пусть они смотрят, – прошептала я, отрываясь, чтобы отдышаться, и сплетая пальцы на шее мужа.
Бен крепче сжал меня и запечатлел на губах еще один поцелуй.
– Я отправил всех по домам, даже Фредди.
– Выходит, здесь только мы и огромное пустое пространство? – спросила я, мигом возвратившись к реальности.
– Если не считать пикетчиков у входа.
– Милый, мне очень жаль.
– Хотел бы я, чтобы ты их не видела.
– Чушь! Что ты можешь поделать со скопищем недоумков?
– Далеко не все они недоумки, Элли, – криво усмехнулся он. – Некоторые из моих лучших друзей закоренелые вегетарианцы.
– Во всяком случае, миссис Брюквус самая настоящая чокнутая!
Мой яростный возглас Бен заглушил поцелуем, но потом задал-таки вопрос, которого я ждала и страшилась:
– Так о чем ты хотела со мной поговорить, дорогая? Фредди донес, что ты была сама не своя.
– Собиралась рассказать о заседании нашего Домашнего Очага, точнее, о том, что произошло. – Губы мои дрогнули, но взгляд остался тверд. – Женева Миллер решила показать мне кабинет. Мы открыли дверь и… увидели опрокинутую стремянку, а на полу мертвую миссис Гигантс.
– Боже мой, Элли! – Бен ласково погладил меня по волосам. – Какой ужас! И что же случилось?
– Не знаю. – Я подняла голову и тут же утешилась, встретив любящий взгляд. – Проведут вскрытие и, наверное, дознание, если окажется, что причиной смерти послужило падение, а не что-то другое, связанное со здоровьем, типа насморка или чего-нибудь столь же мгновенного.
– Кто-нибудь слышал звук падения? – Бен вопросительно поднял брови. – «Высокие трубы» – не такой уж большой дом.
– Собаки то и дело лаяли, – подумав, ответила я, – или она упала, когда Джонас включил электрическую пилу. Я попросила его взглянуть на старое дерево в саду сестер Миллер, ну а он, конечно же, потребовал инструменты. Неугомонный старик! А уж пока визжала пила, мы собственных голосов не слышали, не то что шума в другой комнате.
– Но все-таки это случилось именно во время вашего заседания?
– Да, наверное, – с сомнением ответила я. – Хотя, возможно, и раньше. Но совсем незадолго, поскольку миссис Гигантс начинает работу в девять. Кто-то, то ли полицейский, то ли санитар, действительно задал Джонасу вопрос, не видел ли он чего-нибудь необычного, поскольку наш старикан большую часть времени проторчал в саду, а в кабинете огромные французские окна. Но Джонас буркнул, что не видел ничего, в том числе и этих самых окон.
– Так, – Бен обхватил ладонями мое лицо, – по-моему, нам надо подкрепиться и выпить в спокойной обстановке. У тебя нет дома срочных дел?
– Нет, Эбби с Тэмом у Фриззи.
– Отлично. Давай отправляйся приводить себя в порядок, а я пока сварганю что-нибудь достойное тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69